Тёмный Патрик

Тёмный Пáтрик (англ. Dark Patrick) — герой ирландского фольклора, сказок, преданий и песен.

История

Предания рассказывают о нем как о бедном крестьянине из Донегола, горной местности на севере Ирландии; на склоне Карнауинских гор у него маленькое картофельное поле (всего 2 акра земли); ничего не известно о его родителях и семье.

Выглядит он как черноусый человек маленького роста; он не стар, но и не юн; бедно одет, ходит с палкой из терновника, к которой прикреплен узелок из красного платка, где лежат все его пожитки.

Прославился Тёмный Патрик удивительной бескорыстной мудростью, умением разрешать любые неразрешимые вопросы, благодаря чему удавалось ему не раз помогать людям и даже спасать Ирландию в трудные для неё годы.

Вот что говорят о нём сказители:

Хотя нога его не ступала ни в один колледж, а книги не приходилось ему даже в руках держать, всем вокруг было известно о его ясном и трезвом уме. Немало удивительных загадок разгадал он, когда его просили об этом, но остался столь же скромным, сколь и бедным. Он мирно жил в маленькой хижине, возделывал свой клочок земли и не желал ничего лучшего, чем уважение своих соседей, таких же бедняков, как и он сам.

Seumas MacManus занимался интерпретацией древних текстов в ирландском фольклоре, что объясняет встречающиеся относительно современные формулировки в его тексте. В частности, в Ирландии тех времен не было колледжей.

Образ-символ

В образе Тёмного Патрика народное сознание ирландцев обобщило представления о народной национальной мудрости, о глубинном национальном бытовом, историческом и философском опыте, ценность которого неисчислимо превосходит так называемую «ученость», книжный «интеллект», отшлифованный «науками», но не имеющий связи с реальной жизнью. Конфликт, в котором обычно участвует Тёмный Патрик, носит особый характер, обусловленный историей Ирландии как крупнейшего центра европейской культуры прошлого (VI—XIII вв.): это конфликт между дворцовыми мудрецами (ученой знатью, университетской схоластической и общественной элитой, например, судьями) и коллективным опытом мирской жизни. Побеждая многомудрого самовлюбленного Фиоргала или спесивых оксфордских профессоров, предлагая изобретательное, смелое и веселое решение в нелепой судебной тяжбе лорд-мэра и трактирщика, Тёмный Патрик радеет не о собственной славе или выгоде, а о здравом смысле и общественном благе.

Вот как говорит рассказчик об одном случае, произошедшем в Дублине:

В плачевное состояние впала бедная Ирландия — население так увлеклось решением, кто прав, кто виноват в этом великом споре, что все позабыли и про своё поле, и про скотину, про дом и про жену; все шло к гибели и разорению. И тогда мудрый бедняк с Донеголских гор, Тёмный Патрик, до глубины души опечаленный грозящей его стране бедой, бросил свою лопату, начистил башмаки и отправился в Дублин.

Прозвище «Тёмный» дано этому герою из-за смуглости и черных волос и бороды. Также исследователи [кто?] полагают возможными и другие причины прозвища:

• во-первых, так подчеркивается его простонародное происхождение: он темный, то есть необразованный крестьянин, никогда не учившийся наукам, как их понимают его современники;
• во-вторых, он, будучи крестьянином, тесно связан с землей, с предками, с традицией, уходящей в глубь веков, в далекие древние, «темные» времена, как говорят об этом предания;
• в-третьих, это прозвище подчеркивает магическую, не совсем человеческую, «иную» природу этого персонажа, которому открыты тайны мира, погребенные во «тьме», неизвестные другим людям, даже королям и университетским ученым.

Так в сказке «Повелитель ворон» (Long Cromachy of the Crows) ему удается четырежды снять проклятие с короля Коналла и его непутевых сыновей, наложенное страшным черным колдуном Кромахи. Длинный Кромахи получил свое имя за необычно большой рост, а повелителем ворон его называли за то, что будучи нелюдимым колдуном, он поселился в хижине около рощи с воронами. Вороны играли особую роль в проклятиях Кромахи: после изречения заклятия одна из ворон садилась рядом с проклятым и не покидала его до тех пор, пока проклятие не вступало в свою силу. Однажды дети короля закрыли дымовую плиту Кромахи каменной плитой, за что и накликали гнев колдуна. Несмотря на мольбы короля Коналла, Кромахи наложил на каждого из принцев проклятие: одному он посулил судьбу убийцы, другому - вора, а третьему - попрошайки. Четвертым проклятием было горе и скорбь короля о будущей судьбе его владений.

После того как ни один ученый муж не смог справиться с проблемой, Темный Патрик решил посетить дворец и предложить свое решение проблемы. Одному из принцев Тёмный Патрик предлагает отправиться учиться на законника, чтобы, тем самым, исполнить проклятие грабителя, второму — стать врачом (судьба проклятого второго сына — стать убийцей), третьему — в семинарию (его проклятие — всю жизнь нищенствовать).

В Ирландии тех времен не было медицинских или юридических школ, были только монастырские школы. В англоязычной интерпретации 1919 года Темный Патрик говорит принцам взять все самое необходимое, покинуть дворец в спешке, и не останавливаться до тех пор пока один не станет юристом, второй - законником, а третий - духовником. Детальное описание истории Темного Патрика и Длинного Кромахи можно найти в книге 1919 года Lo, and Behold Ye ирландского писателя Seumas MacManus. Данный англоязычный текст не демонстрирует негативной оценки образования, медицины, или духовенства как часто предполагается в русскоязычных текстах. Безусловно, конфронтация между учеными мужами и Патриком имеет место быть, но исключительно в ключе уникальных способностей Патрика и консервативности ученых мужей. Ирландский источник подчеркивает скромность Темного Патрика, что является важным аспектом его успешной помощи.

Победа изобретательного здравого смысла над черной магией, признание демоническим миром светлой правоты сельского философа возносят образ Тёмного Патрика на высоты национального духа. Его мудрость — это древние и тайные знания посвященного, иерофанта, доброго волшебника, обладающего особым пониманием и видением бытия.

Сюжеты о Тёмном Патрике

В собрании кельтского фольклора Шамаса МакМануса (Seumas MacManus) представлены несколько сюжетов о Темном Патрике:

• The Day of the Scholars («Ученый Фиоргал»)
• «Почтенный лорд-мэр и почтеннейший хозяин трактира»
• Long Cromachy of the Crows («Повелитель ворон»)
• The three wise men of Mungret («Ученые Мангрета»)
• How Dark Patrick saved the Bank of Ireland

В 1939 году МакМанус опубликовал отдельный сборник сказок о Тёмном Патрике.

Интересен сюжет сказки «Почтенный лорд-мэр и почтеннейший хозяин трактира». Он обобщается в следующей событийной схеме: обидевшийся трактирщик требует от обидчика заплатить деньги за запах блюд из его трактира. Начинается тяжба, которую никак не удается разрешить, и тогда в судилище вмешивается мудрец, необычно разрешающий дело: он велит принести деньги и звенит ими над ухом истца. На удивленный же вопрос о выплате мудрец отвечает истцу примерно так: «Он нюхал запах твоих блюд, а ты слышал звон его денег. Теперь вы в расчете». Именно так поступил Тёмный Патрик. Интересно же то, что точно такой же сюжет представлен в корпусе историй о народном философе, жившем в совершенно другой стране — в Персии, и имя его — Ходжа Насреддин. В художественной литературе его использовал Л. Соловьев в романе «Возмутитель спокойствия» из дилогии «Повесть о Ходже Насреддине». Так судьба Тёмного Патрика, благодаря индоевропейскому бродячему сюжету, пересеклась с родственным ему по сути образом таджико-персидского мудреца.

Литература

• S. MacManus, Dark Patrick, 1939
• Ирландские и валлийские сказки. / Пер. Н. Шершевской. — М.: МНПП «Гендальф», 1993.
• Сurtis E. History of Mediaeval Ireland, 1110—1513.
• Green A.S. History of the Irish to 1014.
• MacManus, S1 1919, 'Lo, and behold ye! by Seumas MacManus, with eight illustrations by Mabel Hatt'.

Отрывок, характеризующий Тёмный Патрик

Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.