Тёни, Густав

Густав Тёни
Гражданство	Италия Италия
Дата рождения	28 февраля 1951(1951-02-28) (73 года)
Место рождения	Стельвио, Италия
Рост	173 см
Вес	66 кг
Карьера
В сборной	1969—1980
Статус	завершил карьеру
Медали
Зимние Олимпийские игры Золото Саппоро 1972 Гигантский слалом Серебро Саппоро 1972 Слалом Серебро Инсбрук 1976 Слалом Чемпионат мира Золото Саппоро 1972 Гигантский слалом Золото Саппоро 1972 Комбинация Серебро Саппоро 1972 Слалом Золото Санкт-Мориц 1974 Гигантский слалом Золото Санкт-Мориц 1974 Слалом Серебро Инсбрук 1976 Слалом Золото Инсбрук 1976 Комбинация
Результаты
Кубок мира
Дебют в Кубке мира 11 декабря 1969 года  Победы на этапах Кубка мира 24  Лучшее место в общем зачёте 1 (1970/71, 1971/72, 1972/73, 1974/75)  Скоростной спуск 9 (1974/75)  Гигантский слалом 1 (1969/70, 1970/71, 1971/72)  Слалом 1 (1972/73, 1973/74)  Комбинация 2 (1975/76)
Позиции на подиуме 1 2 3  Скоростной спуск 0 1 1  Гигантский слалом 11 7 8  Слалом 8 15 9  Параллельный слалом 1 0 0  Комбинация 4 2 2

Тёни, ГуставТёни, Густав

Густав Тёни (итал. Gustavo Thoeni, нем. Gustav Thöni; 28 февраля 1951, Стельвио) — итальянский горнолыжник, олимпийский чемпион 1972 года, многократный чемпион мира. Четырёхкратный обладатель Кубка мира в общем зачёте. Дважды был знаменосцем сборной Италии на церемонии открытия Олимпийских игр.

Карьера

Густав Тёни родился в северной Италии в коммуне Стельвио. С раннего возраста занимался различными лыжными видами.

В Кубке мира дебютировал 11 декабря 1969 года в Валь-д’Изере и сразу же выиграл свою первую гонку (гигантский слалом). В этой дисциплине девятнадцатилетний итальянец доминировал на протяжении всего сезона, что позволило ему завоевать малый хрустальный глобус в зачёте гигантского слалома и стать третьим в общем зачёте. На первом в карьере чемпионате мира, который проходил в Валь-Гардене итальянец сошел в гигантском слаломе, а в слаломе ему немного не хватило до медали и он стал четвёртым.

В сезоне 1970/71 двадцатилетний итальянец не только защитил титул лучшего в гигантском слаломе, но также стал вторым в зачёте специального слалома, что позволило ему выиграть общий зачёт кубка мира.

Через год Тёни вновь выиграл общий зачёт и зачёт слалома, а также дебютировал на Олимпиаде. В гигантском слаломе он завоевал золотую медаль, стал вторым в слаломе. Согласно правилам ФИС эти медали также учитывались как медали чемпионата мира. Также Густав получил золотую медаль по результатам неолимпийской комбинации, которая представляла собой не отдельную гонку, а сумму достижений в остальных трёх видах.

По результатам постолимпийского сезона Тёни третий раз подряд выиграл большой хрустальный глобус. В 1974 году он выиграл на чемпионате мира в Санкт-Морице обе технические дисциплины. В сезоне 1974/75 годов итальянец в четвёртый и последний раз выиграл Кубок мира в общем зачёте.

Во время открытия Олимпиады 1976 года Густав Тёни нёс флаг Италии на церемонии открытия, а также завоевал серебро в слаломе, а в гигантском слаломе занял четвёртое место, проиграв в борьбе за бронзу менее 0,3 с Ингемару Стенмарку. Зато в очередной раз итальянец стал чемпионом в зачёте комбинации.

В январе 1977 года Тёни одержал последнюю победу в карьере, став лучшим в рамках комбинации в Венгене. В 1980 году второй раз был знаменосцем итальянской команды на открытии Игр, но за высокие места уже не боролся, выступал только в слаломе, где занял восьмое место. После Олимпиады завершил активную карьеру.

После завершении карьеры перешёл на тренерскую работу, являлся личным тренером легендарного Альберто Томбы, потом был главным тренером всей итальянской сборной. В настоящее время Густав Тёни управляет семейным отелем в родном городе.

Победы на этапах Кубка мира

Сезон	Дата	Место проведения	Дисциплина
1969/70	11 декабря 1969	Валь-д’Изер	Гигантский слалом
	4 января 1970	Бад-Хинделанг	Слалом
	29 января 1970	Мадонна-ди-Кампильо	Гигантский слалом
	30 января 1970		Гигантский слалом
1970/71	10 января1971	Мадонна-ди-Кампильо	Слалом
	21 февраля 1971	Сугарлоф	Гигантский слалом
	25 февраля 1971	Хэвенли	Слалом
	27 февраля 1971		Гигантский слалом
1971/72	2 марта 1972	Хэвенли	Гигантский слалом
1972/73	15 января 1973	Адельбоден	Гигантский слалом
	4 февраля 1973	Санкт-Антон	Слалом
	4 марта 1973	Монт Сент-Анн	Слалом
1973/74	20 января 1974	Адельбоден	Гигантский слалом
	2 марта 1974	Восс	Гигантский слалом
	10 марта 1974	Высоке Татры	Слалом
1974/75	12 января 1975	Венген	Комбинация
	19 января 1975	Китцбюэль	Комбинация
	30 января 1975	Шамони	Слалом
	1 февраля 1975	Межев	Комбинация
	15 марта 1975	Сан-Валли	Слалом
	23 марта 1975	Валь-Гардена	Параллельный слалом
1975/76	5 декабря 1975	Валь-д’Изер	Гигантский слалом
	12 января 1976	Адельбоден	Гигантский слалом
1976/77	16 явнаря 1977	Венген	Комбинация

Выступления в Кубке мира

Сезон	Общий зачёт	Слалом	Гигантский  слалом	Скоростной спуск
1969/70	3	4	1	—
1970/71	1	2	1	13
1971/72	1	4	1	17
1972/73	1	1	4	—
1973/74	2	1	3	—
1974/75	1	2	4	9
1975/76	3	3	2	—
1976/77	6	5	10	—
1977/78	26	22	10	23
1978/79	9	9	20	—
1979/80	51	18	—	—

Выступления на Олимпийских играх

Игры	Слалом	Гигантский  слалом	Скоростной спуск
1972 Саппоро	2	1	13
1976 Инсбрук	2	4	26
1980 Лейк-Плэсид	8	—	—

Ссылки

• [www.fis-ski.com/uk/604/613.html?sector=AL&competitorid=61262&type=result Густав Тёни] — статистика на сайте FIS  (англ.)
• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/th/gustavo-thoeni-1.html Густав Тёни] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)

Отрывок, характеризующий Тёни, Густав

– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.