Тёсю (княжество)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Княжество Тёсю (яп. 長州藩 Тё:сю:-хан) — феодальное княжество (хан) в Японии периода Эдо (16031867), занимавшее территорию современной префектуры Ямагути и сыгравшее значительную роль в падении сёгуната Токугава. Также известно как княжество Хаги (яп. 萩藩 Хаги-хан), Ямагути (яп. 山口藩 Ямагути-хан) или Суо-Ямагути (яп. 周防山口藩 Суо:ямагути-хан).





История

Правителями хана Тёсю были потомки Мори Мотонари, крупного даймё эпохи Сэнгоку. Мотонари сумел распространить свою власть на весь японский регион Тюгоку и захватил территорию, дававшую доход в 1 200 000 коку. После его смерти новым правителем стал Мори Тэрумото, внук и наследник Мотонари, заключивший союз с Тоётоми Хидэёси. Однако после смерти Хидэёси его вассалы начали войну за власть над его владениями. С одной стороны на них претендовала коалиция, возглавляемая доверенным советником Хидэёси Исидой Мицунари, с другой — группа под предводительством крупного даймё Токугавы Иэясу. Тэрумото встал на сторону Исиды, однако их силы проиграли решающую битву при Сэкигахаре из-за предательства в войске Тэрумото. Его племянник Киккава Хироиэ заключил тайный договор с Токугавой, в результате которого в битве не приняли участия 15 000 солдат рода Мори. Среди войск Исиды тоже обнаружился предатель — Кобаякава Хидэаки, стоявший во главе 15 600 воинов и перешедший на сторону Токугавы.

После поражения при Сэкигахаре род Мори потерял свои исконные территории в провинции Аки, переместившись в провинцию Нагато (известную также как Тёсю), причём его владения сократились до 369 000 коку. Подобные репрессии были крайне негативно восприняты членами рода Мори, и в хане Тёсю стали процветать анти-токугавские настроения. Например, во время ежегодного сбора старейшины и управляющие спрашивали даймё, не пришло ли ещё время свергнуть сёгунат, на что даймё отвечал: «Время ещё не пришло».

Мечта свергнуть сёгунат стала реальностью два с половиной века спустя, когда хан Тёсю объединил силы с ханом Сацума и сочувствующими придворными силами, и в результате их совместных действий сёгунат пал. Войска Тёсю участвовали в подавлении восстаний союзников сёгуна и сражались против войск Айдзу, республики Эдзо и Северного Альянса (Оуэцу Рэппан Домэй) в ходе войны Босин. Силы Тёсю и Сацумы в 18671869 годах сформировали основу императорской армии Японии, а многие выходцы из этих провинций оставались значительными фигурами в политической и общественной жизни страны в период Мэйдзи (18681912) и даже Тайсё (19121926).

Экономика

Резкое сокращение дохода с 1,2 миллионов до 369 тысяч коку сильно ударило по военной мощи и сократило возможности поддержки инфраструктуры хана Тёсю. Чтобы стабилизировать бюджет и избавиться от долгов, властями хана были предприняты серьёзные меры, повлиявшие в первую очередь на вассалов рода Мори: их земельные наделы были сильно уменьшены, некоторым перестали платить землёй и стали выдавать жалованье рисом, а других уволили со службы и начали поощрять их занятия земледелием. После вассалов власти принялись за крестьян. В прежние времена из-за высоких налогов те тайно обрабатывали участки земли в горах и использовали не облагавшийся налогами урожай как источник пропитания. Власти устроили новую опись земель, при которой были обнаружены многие из этих горных участков, принеся в казну дополнительные доходы в виде налогов.

В отношении торговли хан Тёсю также начал проводить жёсткую экономическую политику. Были изданы законы, ставящие под контроль хана торговлю «четырьмя белыми [товарами]»: бумагой, рисом, солью и воском. В казну шли пошлины и определённая часть дохода от продажи этих товаров. Подобные меры значительно усилили экономическую мощь Тёсю — в XVII—XVIII веках реальный доход хана составил 750 000 коку, а в середине XIX века превысил 1 000 000 коку. Однако эти же меры вызвали недовольство крестьян и уволенных со службы самураев, что вылилось в частые бунты.

Политика

Столицей хана был за́мковый город Хаги, благодаря чему хан Тёсю был известен также как хан Хаги. Он оставался под властью рода Мори на протяжении всего периода Эдо. Поскольку сёгунское правительство нередко отбирало ханы у правителей, не имевших наследников, даймё рода Мори выделили четыре дочерних хана, которыми управляли побочные ветви семьи:

В период Эдо основной род пресекался дважды, и наследников выбирали из ветвей Тёфу и Киёсуэ.

В управлении ханом даймё помогали каро (яп.), или старейшины. В Тёсю существовали две группы каро: «наследственные», в чьих семьях это звание передавалось по наследству, и «прижизненные», имеющие личное право на звание каро, но не имеющие возможности его наследственной передачи. «Наследственные» каро происходили либо из побочных ветвей рода Мори, либо из родственных кланов, таких как Сисидо (яп.) или Фукухара, или же были потомками наиболее доверенных генералов и советников Мори Мотонари, например, роды Кутиба (яп.) и Куниси. «Прижизненные» каро были вассалами, проявившими большие способности в экономике или политике; звание им даровал даймё. Одним из таких вассалов был реформатор Мурата Сэйфу (яп.).

Список даймё

Имя Годы правления
1 Мори Тэрумото (яп. 毛利輝元) 15631623
2 Мори Хидэнари (яп. 毛利秀就 ) 16231651
3 Мори Цунахиро (яп. 毛利綱広) 16511682
4 Мори Ёсинари (яп. 毛利 吉就) 16821694
5 Мори Ёсихиро (яп. 毛利 吉広) 16941707
6 Мори Ёсимото (яп. 毛利吉元) 17071731
7 Мори Мунэхиро (яп. 毛利宗広) 17311751
8 Мори Сигэтака (яп. 毛利重就) 17511782
9 Мори Харутика (яп. 毛利治親) 17821791
10 Мори Нарифуса (яп. 毛利斉房) 17911809
11 Мори Нарихиро (яп. 毛利斉熙) 18091824
12 Мори Наримото (яп. 毛利斉元) 18241836
13 Мори Нарито (яп. 毛利斉広) 1836
14 Мори Такатика (яп. 毛利敬親) 18361869
15 Мори Мотонори (яп. 毛利元徳) 18691871

См. также

Напишите отзыв о статье "Тёсю (княжество)"

Литература

  • Craig, Albert M (1961). Chōshū in the Meiji restoration. Cambridge: Harvard University Press.
  • Huber, Thomas M. (1981). The Revolutionary Origins of Modern Japan. Stanford, California: Stanford University Press.

Ссылки

[www.asahi-net.or.jp/%7Eme4k-skri/han/chugoku/hagi.html Тёсю-хан // 300 ханов Эдо]

Отрывок, характеризующий Тёсю (княжество)

Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]