Т-12

Т-12
Классификация	средний танк
Боевая масса, т	14,7
Экипаж, чел.	4
История
Производитель	КБ ХПЗ имени Коминтерна
Годы разработки	1927
Годы производства	1930
Количество выпущенных, шт.	1
Основные операторы	СССР СССР
Размеры
Длина корпуса, мм	6282
Ширина корпуса, мм	2810
Высота, мм	2950
Клиренс, мм	500
Бронирование
Лоб корпуса, мм/град.	22
Борт корпуса, мм/град.	12
Лоб башни, мм/град.	22
Борт башни, мм/град.	12
Вооружение
Калибр и марка пушки	45-мм пушка образца 1930 года
Боекомплект пушки	98 снарядов
Пулемёты	3 x 7,62-мм пулемёты ДТ
Подвижность
Тип двигателя	карбюраторный, 8-цилинровый авиадвигатель М-6
Мощность двигателя, л. с.	180
Скорость по шоссе, км/ч	26
Запас хода по шоссе, км	80
Удельное давление на грунт, кг/см²	0,45
Преодолеваемый подъём, град.	35-36°
Преодолеваемая стенка, м	0,745
Преодолеваемый ров, м	2,65
Преодолеваемый брод, м	1,2

Т-12 — опытный советский средний маневренный двухбашенный танк межвоенного периода. Построен в единственном экземпляре.

История создания

Руководители проекта

20 декабря 1927 УММ РККА сформулировало требования к новому виду танков — «маневренному танку» с пушечно-пулемётным вооружением во вращающихся башнях. Разработку нового танка доверили Конструкторскому бюро Харьковского паровозостроительного завода имени Коминтерна. Руководство команды инженеров возглавлял главный конструктор ГКБ ОАТ С.Шукалов, ответственным исполнителем проекта был В.Заславский, проектировщиком МТО был А.Микулин.

ОАТ не спешил с реализацией этого задания и стремился переложить работу на ХПЗ, от которого за создание танка отвечали заместитель главного инженера М. Андриянов и заместитель начальника тракторного цеха В. Дудка. Непосредственное руководство работами по танку осуществлял инженер д С. Махонин.

Описание танка

На внешний вид повлиял опыт американцев, которые создали танк T1E2, в котором было предпочтено ярусное расположение оружия (пулемётная башня на крыше основной башни). Компоновка танка получалась довольно плотной, хотя он был выше в размерах и недостаточно удобным для экипажа.

Отделение управления располагалось спереди, сзади него были боевой отсек и моторно-трансмиссионное отделение. Большая девятигранная башня была рассчитана на экипаж из 3 человек, в который входили командир, заряжающий и пулемётчик. В лобовом листе танка можно было ставить 45-мм пушку или 57/60-мм гаубицу. По бортам ставились по два спаренных пулемёта Фёдорова, а в верхней башне (на крыше основной), смещённой назад, ставилась ещё одна спарка 7,62-мм пулемётов. В силовую установку входил авиадвигатель Hispano-9 мощностью 200 лошадиных сил. Ходовая часть была заимствована от французских машин: 8 катков на борт (в 4 тележки с вертикальной пружинной амортизацией), 4 поддерживающих ролика, заднее ведущее и переднее направляющее колёса. Броня составляла до 12 мм толщиной на бортах и до 22 мм спереди. Механик-водитель занимал своё место у правого борта.

Сборка и модификация

Танк собирался достаточно быстро, однако в конце сборки его неожиданно перестроили. Девятигранную башню заменили на цилиндрическую с прямым лобовым листом, а двигатель Hispano решили заменить. Первоначально планировалось поставить мотор конструкции А.Микулина, но получить его в срок не удалось, и в качестве альтернативы был выбран авиадвигатель М-6 мощность от 180 до 200 лошадиных сил. После установки нового двигателя была переделана коробка передач, а затем были заменены ленточные плавающие тормоза. Планетарная коробка передач позволила изменить режим движения как на 15,7, так и на 2,7 км/ч, сохраняя возможность реверса на всех скоростях. Корпус удлинили и оснастили специальным «хвостом» для преодоления рвов и окопов.

Строительство и испытания

Постройка велась с 13 октября 1928 по 15 октября 1929, однако оснащение оборудованием заняло ещё два месяца. Официально танк был принят в феврале 1930 года, а на испытания был представлен 2 апреля. По отчётам РГВА, танк прошёл всего 2 километра по грунту, поскольку после этого у него сломалась трансмиссия. В ходе этих ходовых испытаний чистое время работы двигателя составило 33 минуты (из них 21 минута в движении). После ремонта двигателя механики обнаружили неполадки и недоработки в ходовой части: перегрев коробки передач, закипание воды в радиаторе, отказ второй передачи и поломка правой гусеницы на мягком грунте. Вместе с тем принимавшие испытания отметили хорошую плавность хода.

С 28 апреля по 2 мая 1930 прошли очередные испытания, на которых присутствовали наркомвоенмор К.Е.Ворошилов, начальник УММ И.А.Халепский и начальник технического управления УММ Г.Г.Бокис, а также представители от ХПЗ С. Махонин и Владимиров. На испытаниях Т-12 продемонстрировал свои лучшие возможности, успешно пройдя по пересечённой местности и осилив подъём под углом 35-36 градусов на первой передаче. На грунте скорость составляла 26 км/ч, но при повышении числа оборотов двигателя до 2 тысяч в минуту скорость доходила и до 30 км/ч. Танк сумел преодолеть двухметровый окоп на песчаном грунте (потенциально он мог перейти ещё и ров шириной 2,65 м).

Огневые испытания провести не удалось в полной мере: из-за отсутствия пулемёта Фёдорова на танке был установлен 7,7-мм станковый пулемёт «Льюис» в шаровой установке конструкции Шпагина. Точность стрельбы составила 60%. Стрельба из пушки не прошла ввиду неготовности основного орудия. 12 июля 1930 прошли повторные огневые испытания с новой пушкой. Полный боезапас танка составлял всего 100 выстрелов и 4000 патронов к пулемётам, но в случае установки полного комплекта вооружения он бы составлял 98 снарядов и 7200 патронов. Также обстрел бронеплит танка привёл к выводу о соответствии защиты танка требованиям. Однако проблемы, выявленные на первых испытаниях, исправить в полной мере так и не удалось.

Итоговая судьба

Госкомиссия в целом была довольна танком, однако порекомендовала провести его доработку, повысив запас хода танка и исправив проблемы с гусеницей и коробкой передач. Танк так и не поступил на вооружение РККА, однако на модифицированном танке Т-24 все недостатки были исправлены.

Ссылки

• [aviarmor.net/tww2/tanks/ussr/t-12.htm Т-12. Средний танк]

Отрывок, характеризующий Т-12

31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.