Т-34-57

Танк Т-34/57 с доработанным образцом пушки ЗИС-4 во время испытаний на Софринском полигоне, июль 1941 года. Судя по накладке на лобовом листе, это тот же танк, в котором испытывался первый образец пушки Ф-34 осенью 1940 г.
Т-34-57
Классификация	средний танк
Боевая масса, т	26
Компоновочная схема	классическая
Экипаж, чел.	4
История
Производитель	КБ М.И.Кошкина
Годы производства	1941-1943
Годы эксплуатации	1941-1943
Количество выпущенных, шт.	50
Основные операторы
Размеры
Длина корпуса, мм	5920
Ширина корпуса, мм	3000
Высота, мм	2400
Бронирование
Лоб корпуса, мм/град.	45
Борт корпуса, мм/град.	45
Корма корпуса, мм/град.	40-45
Днище, мм	20
Крыша корпуса, мм	20
Лоб башни, мм/град.	52
Вооружение
Калибр и марка пушки	57-мм пушка ЗИС-2 (ЗИС-4, ЗИС-4М)
Тип пушки	средняя противотанковая пушка
Длина ствола, калибров	73
Боекомплект пушки	150 выстрелов
Углы ВН, град.	от −5 до +25°
Углы ГН, град.	57°
Дальность стрельбы, км	1,5
Прицелы	телескопический прицел ТМФД-41 перископический ПТ 4-14 командирская панорама ПТК-5
Пулемёты	2 × ДТ-29
Другое вооружение	радиостанция 71ТК-3
Подвижность
Мощность двигателя, л. с.	500
Скорость по шоссе, км/ч	55
Запас хода по шоссе, км	300
Преодолеваемая стенка, м	0,73
Преодолеваемый ров, м	2
Преодолеваемый брод, м	1,3

Т-34-57 — советский средний танк периода Великой Отечественной войны. От базового танка Т-34 отличался установкой в качестве главного вооружения противотанкового орудия большой мощности — 57-мм орудия ЗИС-4. В связи с этим, нередко классифицируется^[кем?] как танк-истребитель. Выпускался малой серией, некоторые его экземпляры приняли участие в битве за Москву и также были в резервах войск на Курской дуге.

История создания

Весной 1940 года в РККА возник вопрос о возможности улучшения вооружения КВ-1 и Т-34. 76-мм орудия были недостаточно сильны, поэтому в КБ предлагали установить орудия калибра 55-60 мм. Параллельно появилось новое мощное 57-мм противотанковое орудие ЗИС-2. Пушку приняли на вооружение в том же году, а руководитель КБ В. Г. Грабин начал прорабатывать варианты её установки на средний танк Т-28. В сентябре 1940 года маршал Г. И. Кулик выдал заказ на постройку новой модели танка Т-28 для данного орудия.

Работа велась медленно, так как параллельно производились 76-мм пушки Ф-34. Первый опытный образец Т-28 был собран в начале декабря, а в апреле 1941 года планируемое орудие ЗИС установили и на Т-34. Испытания в целом были провалены, а пушку отправили на доработку. С заводов уже поступил другой вариант орудия под названием ЗИС-4, который показал отличные результаты, пробивая с максимальной дистанции броню толщиной 73-82 мм, а с минимальной броню толщиной 83-98 мм. Пушку потом дополнительно доработали, увеличив длину ствола и добавив специальные противовесы массой 180 кг.

Боевое применение

Танк с данным орудием был назван Т-34-57. Производство планировалось начать летом 1941 года, но начало войны изменило эти планы. ХПЗ получил 21 орудие, СТЗ получил 20 пушек. Осенью 1941 года харьковский завод был эвакуирован, а часть работы передали заводу № 112, где в октябре надлежало построить 100 танков с новым орудием. Однако всего такие пушки получили только 10 машин, которые вошли в состав 21-й танковой бригады из Владимира. 14 октября 1941 года она прибыла на фронт и начала наступление на Калинин. За 4 дня боёв танки уничтожили 1000 солдат и офицеров, подбили 34 немецких танка, 210 автомашин, 25 противотанковых и 6 «термитных» орудий, а также разрушили 3 штаба группы армий «Центр». Но при этом погибли командир 21-го танкового полка 21-танковой бригады Михаил Лукин и командир 1-го танкового батальона Михаил Агибалов. 25 ноября 1941 года танковую бригаду Т-34-57 всё же уничтожили.

1. Старший политрук Гмыря был командиром танка-истребителя Т-34-57, который осенью 1941 года вышел из Тургиново к Волоколамскому шоссе. Завидев колонну грузовых автомобилей с немецкими солдатами, Гмыря открыл огонь и почти полностью уничтожил колонну, посеяв панику среди выживших. Продолжая боевые действия, он двинулся к аэродрому, где несколькими выстрелами уничтожил бомбардировщик. Совместными усилиями авиации и артиллерии танк удалось подбить, однако Гмыря и его помощник сержант Ищенко прорвались к своим войскам.
2. 8 танков также находились в распоряжении 8-й танковой бригады Калининского фронта. Эти машины прибыли 19 октября 1941 г. и не имели боеприпасов, так что использовать их в боях не представлялось возможным.

Выпуск танков был приостановлен ввиду «избыточной мощности» пушек класса ЗИС. Только во время Курской битвы пушки вновь начали воевать ввиду того, что на фронте появился тяжёлый немецкий танк PzKpfw VI, известный как «Тигр». В принципе его возможно было подбить при помощи обычного 76-мм танкового орудия Ф-34, но вести бой с этим танком было слишком тяжело. Для уничтожения «Тигров» требовалось приблизиться на дистанцию до 200 метров и вести огонь по бортам или корме противника, причем используя подкалиберные боеприпасы. Обычно требовалось 5-6 попаданий в борт, чтобы вывести из строя «Тигр», в нижний бронелист подкалиберным снарядом он поражался на дистанции до 50-ти метров, что делало его практически неуязвимым при лобовой дуэли.

Потери со стороны средних советских Т-34 при столкновении с тяжелыми «Тиграми» были очень большими, хотя это и не принято было афишировать. Показательный пример — бой под Октябрьским, в котором около 30-ти Т-34 и 10-ти КВ-1 были направлены для того, чтобы окружить, подбить, а по возможности — и захватить новые немецкие танки, которые немецкое руководство по скоропалительному приказу Гитлера бросило в бой. Фюрера отговаривали от этого многие генералы, считая риск «неоправданным», ведь «Тигры» должны были стать «сюопризом для русских» в готовящейся операции «Цитадель». По некоторым данным, в этом противостоянии советской танковой группы против немецкой танковой бригады (три танка «Тигр», 2 штурмовые установки «StuG» и два бронетранспортера) потери с нашей стороны составили — 16 средних танков Т-34 и 4 тяжелых КВ-1, что говорит об огромном техническом превосходстве «Тигров» в огневой мощи и бронировании, особенно учитывая что сражались они в условиях флангового охвата.

В 1943 году последовало распоряжение вновь начать серийное производство танков-истребителей Т-34-57. В этот раз использовалось модифицированное орудие ЗИС-4М (от начального оно отличалось унифицированным затвором, более простым механизмом полуавтоматики и измененным креплением муфты в люльке орудия). Также ввели в боекомплект более мощный снаряд, пробивавший на расстоянии 1000 м броню толщиной 96 мм. Несколько орудий были уничтожены в результате выстрелов, однако производство не свернули. Всё же только три танка были отправлены на фронт в 100-ю особую танковую роту. С 15 августа по 5 сентября 1943 года танки проходили фронтовые испытания.

Серийное производство модифицированных Т-34-57 развернуто так и не было. Осенью 1943 года больший приоритет получили 85-мм орудия, так что все работы по 57-мм ЗИСам вскоре свернули. Тем не менее, производство самих 57-мм противотанковых пушек ЗИС-2 продолжалось и в 1944 году.

Сохранившиеся экземпляры

• По состоянию на ноябрь 2013 года, один танк Т-34-57 находился на открытой площадке музея «Боевая слава Урала» в г. Верхняя Пышма. Данный макет танка был восстановлен из обломков реставратором в подмосковном городе Пушкино.
• Согласно сведениям некоторых источников, один экземпляр сохранился и находится в Нижнем Тагиле.

Ссылки

• [www.battlefield.ru/t34-57.html Танк-истребитель Т-34]
• [www.youtube.com/watch?v=irZJ9Su7tyU Видео о восстановленном танке Т-34-57]

Отрывок, характеризующий Т-34-57

Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.