Т-37А

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Т-37А
Классификация

малый танк / плавающий танк

Боевая масса, т

3,2

Компоновочная схема

классическая

Экипаж, чел.

2

История
Годы производства

19331936

Годы эксплуатации

19331945

Количество выпущенных, шт.

2566

Основные операторы

Размеры
Длина корпуса, мм

3730

Ширина корпуса, мм

1940

Высота, мм

1840

Бронирование
Тип брони

стальная катаная гомогенная

Лоб корпуса, мм/град.

8

Днище, мм

4

Крыша корпуса, мм

4

Лоб башни, мм/град.

8

Маска орудия, мм/град.

8

Борт башни, мм/град.

8

Корма рубки, мм/град.

8

Крыша башни, мм

4

Вооружение
Пулемёты

1 × 7,62-мм ДТ

Подвижность
Тип двигателя

рядный 4‑цилиндровый карбюраторный

Мощность двигателя, л. с.

40

Скорость по шоссе, км/ч

40

Скорость по пересечённой местности, км/ч

6 (на плаву)

Запас хода по шоссе, км

230

Удельная мощность, л. с./т

12,5

Тип подвески

сблокированная попарно, на горизонтальных пружинах

Удельное давление на грунт, кг/см²

0,55

Преодолеваемый подъём, град.

35°

Преодолеваемая стенка, м

0,5

Преодолеваемый ров, м

1,4

Преодолеваемый брод, м

плавающий

Т-37А на Викискладе?

Т-37А — советский малый плавающий танк (в документах иногда также именуется танкеткой[1]). В литературе танк часто обозначается как Т-37, однако формально это название носил другой танк, не вышедший за стадию прототипа. Т-37А — первый серийный плавающий танк в мире.[2]

По советской классификации 1933 года «О системе танкового вооружения РККА» являлся основным танком типа разведывательный танк[3].

Создан в 1932 году на основе британского плавающего танка фирмы «Виккерс» и опытных плавающих танков советской разработки. Серийно производился с 1933 по 1936 год, после чего был заменён в производстве более совершенным Т-38, разработанным на основе Т-37А. В общей сложности за четыре года выпуска было изготовлено 2566 танков Т-37А, включая прототип.[4]

В Рабоче-крестьянской Красной армии они предназначались для выполнения задач связи, разведки и боевого охранения частей на марше, а также непосредственной поддержки пехоты на поле боя. Т-37А массово использовались во время Польского похода РККА 1939 года и Советско-финской войны 1939—1940 годов. Т-37А также принимали участие в боях начального периода Великой Отечественной войны, однако большинство из них достаточно быстро было потеряно. Единичные уцелевшие танки этого типа воевали на фронте вплоть до 1944 года включительно, а в тыловых учебных частях и подразделениях они применялись вплоть до окончания войны.[1]





История создания

В апреле 1931 года британский производитель вооружений «Виккерс» в присутствии представителей прессы провёл успешные испытания малого плавающего танка. Эта машина была доведённым до работоспособного состояния прототипом, разработанным в фирме «Карден-Лойд» (Carden-Loyd Tractors Ltd.), которая была незадолго до этого куплена «Виккерсом». Опубликованные прессой подробности испытаний танка и его общие характеристики привлекли к себе внимание Управления моторизации и механизации РККА (УММ РККА), поскольку малый плавающий танк неплохо вписывался в систему автобронетракторного вооружения Красной армии и в перспективе мог заменить танкетку Т-27, боеспособность которой с самого начала оказалась довольно невысокой. В ОКМО ленинградского завода «Большевик» от фирмы «Аркос», представлявшей торговые интересы СССР в Великобритании, были доставлены газеты с информацией о британской машине, её фотографии и техническое описание, сделанное сотрудником «Аркос» Я. Сквирским.[5] На основании этих данных советские инженеры выяснили, что ходовые части новой амфибии и закупленного в 1930 году лёгкого трактора «Карден-Лойд» идентичны, а потому и их компоновка должна быть похожей. Исходя из этого, была открыта тема «Селезень» по постройке собственного плавающего танка с компоновкой, аналогичной британским прототипам. Опытный образец по теме «Селезень», получивший армейский индекс Т-33, был построен в марте 1932 года и показал хорошую плавучесть на испытаниях. Но другие пункты тестовой программы Т-33 не выполнил и оказался сложным и нетехнологичным для имевшейся производственной базы. В результате на вооружение и в серийное производство он не принимался.[6]

Но ещё до постройки Т-33 было принято решение увеличить объём работ по созданию плавающих танков и, помимо ленинградского ОКМО, к этой теме был привлечён 2-й автозавод Всесоюзного автотракторного объединения (ВАТО), уже выпускавший в то время бронетехнику для РККА — танкетки Т-27. В результате на 2-м автозаводе ВАТО под руководством Н. Н. Козырева построили плавающий танк Т-41 массой 3,5 тонны с использованием двигателя ГАЗ-АА (до освоения его производства на Горьковском автозаводе опытные машины оснащались его импортным прототипом Ford-AA), который был основой силовой установки Т-27. Трансмиссия практически полностью заимствовалась от этой танкетки, а для отбора мощности на гребной винт к ней добавлялась жёсткая зубчатая муфта. Её конструкция для отключения винта требовала остановки танка и заглушения двигателя. Ходовая часть в определённой степени заимствовалась от Т-33, а гусеничные ленты — полностью от Т-27. Ленинградские конструкторы также продолжили разработку малого плавающего танка и представили свой вариант под индексом Т-37 с тем же двигателем ГАЗ-АА, трансмиссией с широким использованием автомобильных комплектующих и ходовой частью типа «Крупп», с которой советские инженеры познакомились по ходу военно-технического сотрудничества с веймарской Германией. Хотя на малую серию Т-41 был даже выдан заказ, по результатам длительных войсковых испытаний и он, и Т-37 оказались отвергнутыми армейскими представителями из-за большого количества разнообразных недостатков и недоработок.[7]

Тем временем появилась возможность детально изучить и британский прототип. Военное ведомство Его Величества отказалось от амфибии «Виккерса», поэтому фирма решила предложить эту машину на внешний рынок. Заинтересовавшийся ещё на апрельской демонстрации 1931 года СССР 5 февраля 1932 года сделал предложение через представителя фирмы «Аркос» Я. Сквирского на покупку 8 амфибий. Переговоры по сделке не затянулись, и уже в июне 1932 года фирма поставила два первых танка советской стороне.[5]

Параллельно с этим продолжались работы над отечественным малым плавающим танком. В результате обобщения опыта, полученного при постройке Т-41 и Т-37, было решено принять на вооружение своеобразный «гибрид» этих двух машин: компоновочную схему заимствовать от первого, а ходовую часть — от второго. Постановлением Совета труда и обороны (СТО) СССР от 11 августа 1932 года такой танк под индексом Т-37А принимался на вооружение РККА, причём на момент утверждения документа не было даже его опытного образца. Главным конструктором не существующей пока ещё машины был назначен Н. Н. Козырев, а серийное производство планировалось развернуть на 2-м автозаводе ВАТО в Черкизове.[7]

Распространённой является точка зрения, что Т-37А был копией британской амфибии фирмы «Виккерс»,[8] с учётом покупки этой машины СССР. Однако изложенный выше ход событий опровергает это утверждение в буквальном смысле этого слова, но бесспорным является тот факт, что британская машина однозначно послужила прототипом для Т-37А, оказав на конструкцию последнего сильнейшее влияние своей компоновочной схемой и техническими решениями ходовой части. Известный советский конструктор Николай Александрович Астров, немало потрудившийся над совершенствованием Т-37А и впоследствии возглавивший конструкторское бюро завода № 37, в своих мемуарах так отозвался об этой машине:
…Впрочем, мир праху Т-37А, «урождённому» «Виккерс-Карден-Ллойд».[9]

Серийное производство

Ещё до конца 1932 года высшее руководство РККА планировало получить первые 30 серийных Т-37А. Для более быстрого освоения на завод № 37 (так стал называться 2-й автозавод ВАТО) передали все наработки ОКМО по Т-37 и один купленный в Великобритании плавающий танк «Виккерс-Карден-Лойд». На 1933 год заводу № 37 был определён план в 1200 Т-37А. Однако последующие события показали чрезмерную оптимистичность руководства треста специального машиностроения, к которому относился завод № 37. Сам трест создавался как управляющий орган для координации крупномасштабных усилий по освоению новых образцов бронетанковой техники на ряде заводов страны и впоследствии сыграл значительную роль в успешном выполнении этой задачи, но по состоянию на начало 1933 года он не мог чисто организационными мерами преодолеть «допотопный» по оценке известного историка М. Н. Свирина уровень технической оснащённости завода № 37[7].

По своему техническому устройству Т-37А был гораздо сложнее танкетки Т-27, что сразу же создало большие трудности как заводу № 37, так и его смежнику — Подольскому крекинго-электровозостроительному заводу (КЭС), который должен был заниматься изготовлением бронекорпусов для Т-37А. Кроме того, в 1933 году танкетка Т-27 оставалась в серийном производстве, что в условиях ограниченности сил и ресурсов обоих предприятий только ухудшало ситуацию с освоением выпуска нового танка. Технология производства штампованных цементированных броневых листов на заводе в Подольске была совершенно неотработанной, в результате чего требуемый результат приходилось достигать подгонкой по месту кустарными методами. В итоге за первое полугодие 1933 года завод № 37 построил 30 плавающих танков (из которых 12 были Т-41) вместо 225 по утверждённому плану[10]. Тогдашний заместитель народного комиссара обороны М. Н. Тухачевский в своём докладе о «О ходе выполнения танковой программы за первое полугодие 1933 года» отметил:

…Причины невыполнения программы… по танку Т-37:

  • неподача Подольским Крекинг заводом корпусов;
  • неподготовленность техпроцесса;
  • подача недоброкачественного стального литья…

…Подольский Крекинг завод. Программа по корпусам Т-27 выполнена полностью. По Т-37 подано в течение первого полугодия вместо 250 запланированных только один кондиционный корпус. Основной причиной такого положения является переход на штамповку и цементацию без достаточно серьёзных предварительных опытов и подготовительных работ. В настоящее время можно сказать, что завод штамповкой овладевает. Дальнейшее выполнение программы зависит от подачи кондиционного бронелиста с Кулебакского завода, который до мая — июня бронелиста не подавал из-за отсутствия ферросплавов. В настоящее время на заводе имеются кондиционные ферросплавы и завод начал подавать броневой лист…[11]

Вторая половина 1933 года не изменила сложившуюся ситуацию: руководство армии и Спецмаштреста требовало от завода № 37 выпуска большого количества Т-37А, ожидая получить не более 800 танков, но в реальности заказчику было сдано к 1 января 1934 года всего 126 Т-37А, из них две машины были оснащены радиостанцией. Часть из этих танков приняла участие в военном параде 7 ноября 1933 года на Красной площади в Москве. По своей конструкции они несколько отличались от более поздних серийных Т-37А — у них отсутствовали волноотражательный щиток и поплавки (вместо них устанавливались плоские надгусеничные полки).

В 1934 году руководство Спецмаштреста уделило внимание улучшению условий выпуска плавающих танков: за границей были закуплены станки и оборудование для двух строящихся новых цехов на заводе № 37, а также была увеличена численность рабочего и инженерно-технического персонала предприятия. Но эти мероприятия не сумели переломить ситуацию: число построенных танков было существенно меньше планового показателя. Управление моторизации и механизации РККА отмечало неудовлетворительное техническое и общее руководство заводом № 37, отсутствие плановости процесса производства и «штурмовщину». Как результат в середине 1934 года последовала смена руководства завода, и только к концу года наметилась некоторая положительная динамика производственного процесса. Также по ходу 1934 года в конструкцию Т-37А внесли очередные изменения: толщину бортов и лба увеличили до 10 мм, гнутую кормовую деталь бронекорпуса заменили на штампованную, а для надгусеничных поплавков упразднили их набивку пробкой, они стали пустыми внутри[12].

Производство бронекорпусов оставалось по-прежнему сдерживающим фактором и в следующем 1935 году. КЭС постоянно не выполнял планы по их выпуску. Для решения проблемы ещё годом ранее было решено подключить к производству бронекорпусов для Т-37А Ижорский завод в Ленинграде. Но это предприятие, хотя и имело значительные мощности, было загружено прочими заказами на броневой прокат для нужд Военно-морского флота СССР, а также продукцией бронекорпусов для ленинградских заводов, выпускавших бронеавтомобили и танки Т-26 и Т-28. В результате бо́льшая часть бронекорпусов Т-37А поступала на завод № 37 из Подольска. Бронекорпуса этих производителей различались технологией своего изготовления: ижорские были сварными, а подольские клёпаными. Для окончательного решения проблемы с производством бронекорпусов для плавающих танков в 1935 году были начаты реорганизация и наращивание мощностей завода им. Орджоникидзе в Подольске и к началу 1936 года программа выпуска малых плавающих танков стала полностью обеспеченной производством бронекорпусов.[13]

Однако на этот момент Т-37А более уже не считался перспективным. Доклады сначала военной приёмки, а затем и эксплуатирующих эту машину армейских частей показали большое количество технических недостатков, которые было решено устранить путём глубокой модернизации танка. Так в 1936 году на свет появился Т-38, на котором, на первый взгляд, были устранены наиболее серьёзные недостатки предшественника (опыт последующей эксплуатации новой машины выявил целый ряд её собственных слабых мест). Тогда же Т-38 полностью сменил Т-37А на сборочных линиях завода № 37.

Производство Т-37А (РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 91. Д. 1198, 1265, 1643, 1676,1751, 2511, 2835; Ф. 1562. Оп. 329. Д. 6, 13; Ф. 8752. Оп. 4. Д. 728)

Завод № 2 ВАТО/№ 37, Москва

1933 - 138, в т.ч. 12 для НКВД

1934 - 951, в т.ч. 1 для Турции

1935 - 1104, в т.ч. 34 ХТ-37 (БХМ-4)

1936 - 364, в т.ч. 41 ХТ-37 (БХМ-4)

АСЗ №1/ГАЗ, Горький

1934 - 2

1935 - 36

1936 - 46

Всего за 1933—1936 гг. с учётом прототипа завод № 37 и ГАЗ построили 2566 танков Т-37А. РККА получила 2552 танка Т-37А (1909 линейных и 643 с радиостанцией).[4]

Эксперименты с Т-37А

Т-37Б

Проявившийся на войсковых учениях в начале 1930-х годов недостаточный ресурс гусеничного движителя (поломки траков и пальцев гусеничных лент при длительном движении по бездорожью), а также деструктивное его воздействие на дорожное полотно вызвало в руководстве УММ РККА большой интерес к колёсно-гусеничным танкам. Эти машины на марше по обустроенным дорогам общего пользования должны были перемещаться на колёсах, а в условиях бездорожья и в бою — на гусеницах. Таким образом, сберегались как ресурс гусеничного движителя, так и дорожное полотно. В перспективе планировалось все танки РККА перевести на колёсно-гусеничный ход. Применительно к малым разведывательным танкам одной из реализаций этой идеи был опытный образец Т-37Б, спроектированный конструктором П. Шитиковым. Однако от исходной модели заимствовался только ряд узлов и агрегатов, а в целом опытный образец представлял собой новую машину с уменьшенным по габаритам бронекорпусом и иной компоновкой (в частности, механик-водитель и командир располагались «в затылок» друг за другом). Масса Т-37Б составляла около 2,7 т, что позволяло перебрасывать его на значительные расстояния в кузове трёхтонного грузовика. В 1935 году был построен прототип (к этому моменту для малых танков колёсно-гусеничный движитель уже не рассматривался как обязательный элемент), испытания которого выявили большое число трудноустранимых недостатков. На вооружение РККА и в серийное производство Т-37Б не принимался, та же участь постигла и следующий проект П. Шитикова — Т-37В. В последнем случае не изготавливался даже опытный образец[14].

Работы по авиадесантированию

Вместе с танкеткой Т-27 и более поздней моделью плавающего танка Т-38, Т-37А в 1938—1939 гг. активно использовался в опытах по его авиадесантированию посадочным способом. Небольшие габариты и масса танка допускали его перевозку под фюзеляжем тяжёлого бомбардировщика ТБ-3 между тележками шасси. В таком виде танк был не один раз запечатлён на фотографиях конца 1930-х годов, в том числе и на войсковых учениях.

При десантировании Т-37А посадочным способом возник ряд специфических проблем — масса танка превышала максимальную бомбовую нагрузку ТБ-3, что давало высокий риск поломки шасси. Поэтому в 1939 году на Медвежьих озёрах под Москвой проводились опыты по сбросу этих танков с самолёта на водную поверхность. Сброшенный без экипажа танк Т-37А приводнился удачно, но затонул из-за незагерметизированных смотровых щелей. При попытке сброса Т-38 с экипажем приводнение прошло неудачно, танкисты получили травмы, хотя танк остался на плаву.[2] В целом эти опыты выявили малую пригодность танка к десантированию на водную поверхность, и разработка технологии авиадесантирования танков Т-37А и Т-38 этим способом была прекращена. В дальнейшем перспективным считалось использование для целей авиадесантирования на воду нового плавающего танка Т-40 (предполагалось использование тяжёлого бомбардировщика Пе-8), но работы в этом направлении так и не вышли из стадии проекта.

В перспективе, аэротранспортабельность малых танков открывала возможности по качественному усилению воздушно-десантных частей РККА, однако в реальной боевой обстановке начавшейся войны авиадесантирование Т-37А не применялось. Также стоит отметить, что такое использование лёгкого танка было одним из первых в мировой практике, но по ходу Второй мировой войны операции по переброске танков по воздуху выполнялись несколько иным способом — машины (в частности, британский лёгкий авиадесантный танк Mk VII «Тетрарх») перевозились внутри специально построенных большегрузных планёров[15].

Описание конструкции

Т-37А имел компоновку, заимствованную от британского прототипа и ставшую впоследствии стандартной для советских плавающих танков 1930-х годов. Отделение управления находилось в средней части танка и было объединено с боевым и моторным, трансмиссионное же отделение располагалось в носовой части. В кормовом отделении размещались системы охлаждения, топливный бак и привод гребного винта. Экипаж танка состоял из двух человек: механика-водителя, находившегося в левой части отделения управления, и командира, находившегося в смещённой к правому борту башне и выполнявшего также функции стрелка (в случае оснащения Т-37А радиостанцией — ещё и радиста).

Броневой корпус и башня

Бронирование Т-37А — равнопрочное, лёгкое противопульное. Броневой корпус танка имел простую коробчатую форму и собирался при помощи заклёпок и сварки на каркасе из подкладных уголков. Для изготовления бронекорпуса использовались катаные листы броневой стали толщиной 4 (крыша и днище), 6 и 8 мм (прочие детали, с марта 1934 года 8-мм броневой лист был заменён на 10-мм). Лоб и корма корпуса, а также лобовая часть рубки механика-водителя имели незначительные углы наклона, борта корпуса — вертикальные. При этом для повышения обтекаемости корпуса его нижние носовые и кормовые листы были наклонены и плавно соединялись с днищем. В лобовой и кормовой частях корпуса крепились буксирные крюки.

Башня Т-37А собиралась по аналогичной корпусу системе из бронелистов толщиной 4 и 8 мм. Башня имела цилиндрическую форму с нишей в лобовой части и была расположена на правой половине отделения управления. Вертикальные стенки башни собирались из 8-мм броневых листов, горизонтальные же поверхности — из листов 4-мм толщины. Башня устанавливалась на шариковой опоре крыши подбашенной коробки. Поворот башни осуществлялся вручную с помощью приваренных внутри рукояток.

Т-37А производился с двумя типами башен и корпусов, имевших незначительные различия в форме — производства Ижорского и Подольского крекинго-электровозостроительного заводов.

Для посадки и высадки командир танка и механик-водитель имели собственные люки, в крыше башни и рубки соответственно, механик-водитель имел также смотровой люк в лобовой части рубки. Несколько люков в крыше отделения управления и в лобовых и кормовых наклонных листах служили для доступа к агрегатам двигателя и трансмиссии.

Вооружение

Всё вооружение Т-37А состояло из 7,62-мм танкового пулемёта ДТ образца 1929 года, устанавливавшегося в шаровой установке в лобовом листе башни. Шаровое яблоко обеспечивало наведение пулемёта без поворота башни в пределах 30° по горизонтали и от −20 до +30° по вертикали. Для наведения пулемёта использовался диоптрический прицел. Боекомплект пулемёта состоял из 2142 патронов в 34 трёхрядных дисковых магазинах по 63 патрона каждый, размещавшихся в укладках на левом борту корпуса и стенках башни. Установка пулемёта допускала при необходимости его быстрое снятие для использования вне танка, для чего пулемёт комплектовался складными сошками.

Двигатель

Т-37А оснащался четырёхтактным рядным четырёхцилиндровым карбюраторным двигателем жидкостного охлаждения ГАЗ-АА мощностью 40 л. с. при 2200 об/мин. Рабочий объём двигателя составлял 3280 см³, топливом для него служил бензин второго сорта. Силовой агрегат, выполненный в едином блоке с коробкой передач, размещался в отделении управления между местами командира и механика-водителя, со смещением к корме. Система зажигания — от батареи. Пуск двигателя производился электрическим стартером МАФ-4001 или заводной рукояткой. На двигатель устанавливался карбюратор «ГАЗ-Зенит». Радиатор системы охлаждения и топливный бак располагались в кормовом отделении танка. Запас горючего обеспечивал машине дальность хода по шоссе до 230 км. На Т-37А ранних серий могли устанавливаться иные по сравнению с машинами 1934—1936 гг. карбюратор и стартер. Указанные выше марки этих агрегатов применялись также на Т-38, который использовал ту же силовую установку, что и Т-37А поздних серий с незначительными изменениями[16][17].

Трансмиссия

Танк Т-37А оснащался механической трансмиссией, в состав которой входили:

Все приводы управления трансмиссией — механические, механик-водитель управлял поворотом и торможением танка двумя рычагами под обе руки по обеим сторонам своего рабочего места. Коробка передач управлялась отдельным рычагом и педалью сцепления.

Некоторые танки («средних» серий по времени выпуска) Т-37А имели дублирование управления, то есть любой член экипажа мог управлять танком со своего места, используя находящиеся в его распоряжении механизмы управления. Такое решение очень положительно сказывалось на живучести машины в целом — в случае ранения или гибели механика-водителя командир танка был в состоянии оперативно вывести машину из боя.[18]

За исключением автомобильного дифференциала и тормозов механизмов поворота, заменённых на бортовые фрикционы с ленточными тормозами, остальные агрегаты трансмиссии Т-37А перешли на следующую серийную модель малого танка Т-38[9][16][17].

Ходовая часть

Ходовая часть Т-37А применительно к одному борту состояла из четырёх одиночных обрезиненных опорных катков, трёх обрезиненных поддерживающих катков, обрезиненного ленивца и одиночного ведущего колеса (звёздочки). Подвеска опорных катков — сблокированная попарно по схеме «ножницы»: каждый опорный каток устанавливался на одном конце треугольного балансира, другой конец которого крепился на шарнире к корпусу танка, а третий — соединялся попарно пружиной со вторым балансиром тележки. Гусеница Т-37А — двухгребневая, цевочного зацепления, с открытым шарниром. Каждая из гусениц танка состояла из 86 литых стальных траков шириной 200 мм и шагом 87 мм. Траки изготовлялись методом литья из ковкого чугуна и имели развитые грунтозацепы.

Подобную конструкцию ходовой части имел и Т-38, причём некоторые её составляющие были позаимствованы целиком у Т-37А (гусеничные ленты и опорные катки), а другие были очень похожи по типу на аналогичные узлы предшественника (устройство тележки).[16][17]

Водоходный движитель и оборудование для движения на плаву

Водоходный движитель включал в себя открыто установленный двухлопастный реверсивный гребной винт левого вращения. Отбор мощности от силовой установки танка осуществлялся с помощью храповой муфты, соединённой с винтом посредством вала. Гребной винт имел поворачивающиеся лопасти, что обеспечивало танку возможность движения задним ходом на плаву. Поворот машины на воде осуществлялся с помощью пера руля. Для обеспечения безопасности движения на воде танк имел волноотражательный щиток (на машинах первых серий не устанавливался) и откачивающий насос. Для повышения плавучести танк оснащался двумя поплавками, которые также выполняли функцию надгусеничных полок (на машинах первых серий не устанавливались). Эти поплавки представляли собой клёпаные или сварные металлические ёмкости, заполненные пробкой (с 1934 года наполнение пробкой было упразднено, поплавки стали пустотелыми). Мореходность танка расценивалась как удовлетворительная, хотя были случаи, когда Т-37А тонули из-за недостаточной герметизации бронекорпуса.

Известно также более позднее распоряжение Главного бронетанкового управления РККА об использовании поплавков со списанных или ремонтных Т-37А для улучшения плавучести следующей модели лёгкого танка, Т-38, мореходность которой была значительно хуже, чем у Т-37А. Причинами этого были несколько возросшая масса, меньшая высота борта и отсутствие в изначальном виде поплавков.

Противопожарное оборудование

Об оснащении танка Т-37А противопожарным оборудованием в источниках информации приводятся противоречивые сведения. Согласно книге М. Н. Свирина «Броневой щит Сталина. История советского танка», до появления модификации Т-38М советские малые танки не имели средств пожаротушения.[19] Однако Н. А. Астров в своих мемуарах упоминает оснащение Т-37А противопожарной системой на основе тетрахлорного огнетушителя. Но поскольку он в то время занимался совершенствованием машины, то его свидетельство относится к опытному заводскому танку, а вопрос об оборудовании огнетушителями серийных Т-37А в войсках остаётся открытым. В любом случае тушение пожара в танке требовалось выполнять в противогазах — при попадании тетрахлорида углерода на горячие поверхности происходила химическая реакция частичного окисления с образованием фосгена — сильнодействующего ядовитого вещества удушающего действия. Этот факт дополнительно подтверждён Н. А. Астровым в своих воспоминаниях.[9]

Прицелы и приборы наблюдения

Для ведения стрельбы пулемёт ДТ оснащался диоптрическим прицелом. Средства наблюдения на Т-37А были примитивны и представляли собой простые смотровые щели, закрытые с внутренней стороны сменными защитными стёклами. Четыре таких смотровых щели, в бортах, корме и лобовом листе башни имел командир танка, механик-водитель располагал двумя — в крышке своего смотрового люка и в левом борту рубки. На марше и в спокойной обстановке смотровой люк механика-водителя откидывался для обеспечения прямого обзора окружающей местности. Ввиду расположения механика-водителя по левому борту танка значительная часть углового сектора по правому борту машины была для него ненаблюдаемой.

Электрооборудование

Электропроводка в танке Т-37А была однопроводной, вторым проводом служил бронекорпус машины. Источниками электроэнергии (рабочее напряжение 6 В) были генератор ГВФ-4106 с реле-регулятором ЦБ-4105 мощностью 60—80 Вт и аккумуляторная батарея марки 3СТ-85 общей ёмкостью 85 А·ч (на радиофицированных танках — две батареи, см. раздел «Средства связи»). Потребители электроэнергии включали в себя:

  • наружное и внутреннее освещение машины;
  • контрольно-измерительные приборы (амперметр и вольтметр);
  • наружный звуковой сигнал;
  • радиостанция на оснащённых ей танках;
  • электрика моторной группы — стартер МАФ-4001, катушка зажигания, распределитель, свечи и т. д.

Марки узлов приведены для поздних серийных Т-37А, имевших одинаковую силовую установку с танком Т-38[16][17].

Средства связи

На линейных танках средством двусторонней внутренней связи от командира к механику-водителю служило устройство «танкофон» (подвид переговорной трубы). Средств внешней связи, за исключением флажков, не предусматривалось.

На части танков (так называемых «радийных» или «радиотанках») устанавливалась коротковолновая радиостанция 71-ТК-1. На танки, оснащавшиеся радиостанциями, на надгусеничные полки монтировалась поручневая антенна в виде изогнутой металлической трубы, закреплённой на кронштейнах из изоляционного материала. Приёмник и передатчик устанавливались на месте дублирующего поста управления; сухие батареи питания приёмника, умформер передатчика и ящик для принадлежностей — в задней части корпуса. Передатчик питался от источника постоянного тока напряжением 12 В, поэтому в радиофицированных танках устанавливался второй 6-вольтовый аккумулятор. В режиме приёма аккумуляторы включались параллельно (и оба заряжались от генератора), в режиме передачи — последовательно. Радиостанция обеспечивала дальность связи телефоном 10 км на ходу и 12 км на стоянке.[20]

Модификации

Серийные

  • Т-37А серийный. В процессе серийного выпуска танк подвергался некоторым изменениям, однако официально все выпущенные машины имели одно и то же обозначение. Машины ранних серий можно отличить по плоским надгусеничным полкам без поплавков и отсутствию волноотражательного щитка, у танков поздних серий была упразднена набивка поплавков пробкой. Практически все узлы и агрегаты Т-37А совершенствовались по ходу развития: например, часть танков выпуска 1935 года оснащались алюминиевыми головками цилиндров, что привело к увеличению мощности двигателя на 15—20 процентов; в качестве материала для бандажей опорных и поддерживающих катков стал использоваться отечественный синтетический каучук «неопрен». Серийные Т-37А, в свою очередь, разделялись на два варианта: Т-37А линейный и Т-37А радийный. Как следует из названия, Т-37А радийный оснащался радиостанцией 71-ТК-1 и поручневой антенной на надгусеничных полках. Во избежание повреждений антенны при движении в лесу или кустарнике она имела треугольные защитные ограждения в виде рамок.[21]
  • Т-37 химический (БХМ-4). Завод «Компрессор» в 1935 году разработал комплект съёмной химической аппаратуры для танка Т-37А. Это оборудование можно было использовать либо для огнеметания, либо для постановки дымовых завес. Комплект включал в себя резервуар для огнесмеси или дымовой рецептуры объёмом 37 литров, баллон со сжатым воздухом объёмом 3 л, шланги, управляющая пневматика — газовый редуктор, педальный вентильный механизм, контрольные манометры, шланги, брандспойт, дымовые трубы. Масса всего этого оборудования составляла 89 кг. Одной заправки было достаточно для 15 выстрелов на дистанцию до 25 м максимум. Брандспойт установки располагался в правой стороне бронекорпуса танка и обеспечивал углы наведения от −5 до +15° по вертикали и 180° по горизонтали. Всего было изготовлено 75 таких боевых машин (34 в 1935 году и 41 в 1936 году), но уже спустя 2—3 года с них сняли большую часть оборудования и на 1 апреля 1941 года в инвентарных документах Красной армии значились 10 Т-37 химических, причём 4 из них находились на складском хранении.[13]
  • Т-37РТ. Часть танков последних лет выпуска оснащалась радиостанцией 71-ТК-1 с поручневой антенной, установленной по периметру корпуса. Связь между членами экипажа осуществлялась при помощи танкофона.

Опытные

  • Т-37А дизельный. В 1935 году два танка Т-37А в экспериментальном порядке были оборудованы четырёхцилиндровым дизельным двигателем «Перкинс» мощностью 40,5 л. с. Дизельная силовая установка показала некоторые преимущества перед карбюраторной, но проблемы с закупками таких моторов за рубежом и отсутствие их собственных аналогов привели к окончанию работ в этом направлении.[13]

Машины на базе Т-37А

  • СУ-37 — опытная лёгкая противотанковая самоходно-артиллерийская установка на базе Т-37А, вооружённая 45-мм пушкой 20-К. Несмотря на очень значительное усиление огневой мощи по сравнению с базовым танком и низкий силуэт, благоприятствующий маскировке на местности, машина из-за перетяжелённости, невысокой надёжности, функциональной перегруженности командира и небольшого возимого боекомплекта на вооружение РККА и в серийное производство не принималась.[22]

Проекты машин на базе Т-37А

В некоторых публикациях упоминаются разработки комплекта оборудования для «телетанка» и машины управления на базе Т-37А.[23] Но серийных телетанков на основе малых плавающих танков не строилось, а их опытные образцы были созданы уже на базе следующей модели, Т-38.

Использовался

Организационно-штатная структура

Танки Т-37А и Т-38 входили в состав различных подразделений РККА, как танковых, так и стрелковых, кавалерийских и воздушно-десантных. В составе танковых частей РККА плавающие танки появились в 1934 году, когда в состав механизированных бригад был включён взвод разведки в составе трёх танков Т-37А. В 1935 году количество танков во взводе увеличилось до пяти, но довольно быстро выяснилось, что плавающие танки плохо подходят для совместных действий с Т-26 и БТ по причине меньшей скорости и проходимости. Как следствие, в 1939 году Т-37А и Т-38 были изъяты из штатов танковых бригад. Однако с началом Советско-финской войны было решено сформировать отдельные батальоны плавающих танков, специально предназначенных для действий в лесисто-озёрной местности Карелии. Каждый такой батальон включал в себя 54 танка. По окончании войны, в марте 1940 года, танковые батальоны плавающих танков были расформированы.[13]

С лета 1940 года в РККА началось массовое формирование механизированных корпусов. По штату плавающие танки в их составе имелись в разведывательных батальонах моторизованных дивизий, включавших танковую роту Т-38 в составе 17 танков. В реальности, по причине незавершённости формирования механизированных корпусов, число плавающих танков в них могло существенно отличаться от штата как в бо́льшую, так и в меньшую сторону. Например, больше плавающих танков, чем положено по штату (причём они входили в состав танковых дивизий), было в 7-м механизированном корпусе[26]. После начала войны началось активное формирование отдельных танковых батальонов, имевших зачастую весьма разнородную матчасть. В состав таких батальонов по причине общей нехватки танков включались и явно устаревшие к тому времени Т-37А и Т-38; например, в сентябре 1941 год а в состав 9-й армии Южного фронта прибыли два танковых батальона, имевших совместно 9 БТ-7, 13 Т-26, 20 Т-38 и 15 Т-37А.[13]

В составе стрелковых подразделений плавающие танки также появились в 1934 году. До 1940 года в стрелковых дивизиях имелись танковые батальоны различных штатов, в состав которых входили и Т-37А, а также танковые роты в составе разведывательных батальонов, полностью укомплектованные плавающими танками. В 1940 году танковые батальоны из штата стрелковых дивизий были исключены, а танковые роты разведывательных батальонов переведены на новый штат (16 плавающих танков, в том числе 4 радийных). Однако далеко не все стрелковые дивизии были укомплектованы согласно штату. В июле 1941 года танки из штата стрелковых дивизий были исключены окончательно.[13]

В воздушно-десантных войсках Т-37А и Т-38 были введены в штат в 1936 году, когда в составе авиадесантной бригады появился мотомеханизированный батальон, который имел, помимо прочей техники, 16 плавающих танков. Весной 1941 года формируются пять воздушно-десантных корпусов, каждый из которых имел по штату отдельный танковый батальон из 50 танков Т-38.[13]

В кавалерийских дивизиях плавающие танки имелись по штату в 1934—1938 годах в составе механизированных полков (по разным штатам до 25 Т-37А и Т-38). В 1938 году плавающие танки из штата кавалерийских дивизий были исключены, однако некоторые кавалерийские подразделения имели их вплоть до 1941 года.[13]

Эксплуатация и боевое применение

Первые серийные Т-37А начали поступать в армию в начале 1934 года, армейским командованием предполагалось, что малые плавающие танки постепенно заменят в войсках танкетки Т-27. Т-37А вводились как в состав бронетанковых, так и стрелковых и кавалерийских частей. С 1936 года Т-37А также поступили на вооружение воздушно-десантных войск. Довольно быстро их эксплуатация в танковых частях выявила целый ряд недостатков новой машины: Т-37А оказались ненадёжными, обладали невысокой проходимостью, на марше отставали не только от танков БТ, но и даже от Т-26. По этой причине плавающие танки были к 1939 году выведены из штата танковых бригад и остались лишь в составе разведывательных рот стрелковых бригад танковых корпусов.[27] С января 1938 года плавающие танки были исключены из состава кавалерийских, а с мая 1940 года — также и стрелковых частей, оставшись лишь в сравнительно небольших количествах в составе разведывательных подразделений.[28]

Впервые в бою Т-37А были применены в ходе боёв на Халхин-Голе против японских войск в мае — сентябре 1939 года. В составе 11-й танковой бригады 57-го Особого корпуса, дислоцированного в Монголии на начало конфликта, имелось 8 Т-37А, ещё 14 танков этого типа насчитывалось в 82-й стрелковой дивизии, прибывшей в район боевых действий к началу июля. В условиях пустынно-степной местности амфибийные свойства танков были совершенно не востребованы и на протяжении всего конфликта они использовались для поддержки пехоты. По итогам боевых действий танки получили от командования невысокую оценку; в отчётах, составленных после боёв, говорилось: «Танки Т-37 показали себя непригодными для атаки и обороны. Тихоходны, слетают гусеницы, ходить по пескам не могут».[29] Недостаточной была и защищённость Т-37А, за время боевых действий безвозвратные потери составили 17 из 25 задействованных танков.[29]

Т-37А использовались также в ходе польской кампании 1939 года, при этом, несмотря на слабость сопротивления со стороны польских частей, в ходе боёв у города Хелм были потеряны три танка этого типа. В целом по итогам кампании Т-37А получили уже ставшими для них стандартными замечания, в отчёте о действиях танковых войск о них было сказано: «Танки Т-37А в ходе маршей часто выходили из строя, проходимость низкая, отставали даже от пехотных подразделений».[29]

Наиболее активно Т-37А применялись в ходе Советско-финской войны 1939—1940 годов. К моменту начала боевых действий в танковых частях Ленинградского военного округа насчитывалось 435 Т-37А и Т-38, что составляло 18,5 % от всего танкового парка округа.[29] Помимо этого, сразу после начала войны были сформированы восемь отдельных танковых батальонов, вооружённых Т-37А и Т-38. Причины их создания точно не известны, но, по предположениям историков, планировалось использовать плавающие танки по их прямому назначению — для форсирования многочисленных водных преград на территории Финляндии.[27] Из-за труднопроходимого характера местности в районе боевых действий, Т-37А использовались в основном для выполнения задач охранения, порой также для поддержки пехоты и разведывательно-дозорной службы.[29] В отдельных случаях плавающие танки использовались достаточно успешно для форсирования водных преград.[30] Если у противника отсутствовали противотанковые средства, то плавающие танки с хорошими результатами «цементировали» стыки в боевых порядках стрелковых частей. Несмотря на сравнительно успешное применение в ходе войны, Т-37А вновь продемонстрировали всё те же свои недостатки — невысокую надёжность и проходимость, недостаточные бронирование и вооружение. Общие же безвозвратные потери в ходе войны составили 94 Т-37А и Т-38.[13]

Всего к 1 июня 1941 года, накануне Великой Отечественной войны, в РККА имелось 1925 линейных, 379 радийных и 10 химических танков Т-37А. Из этого числа 112 танков, согласно отчётности, находились в 1-й категории ремонта (новые, неиспользованные и пригодные к эксплуатации машины), 1364 танка находились во 2-й категории (бывшие в эксплуатации исправные машины), в 3-й (требующие среднего ремонта в окружных мастерских) и 4-й (требующие капитального заводского ремонта или ремонта в центральных мастерских) категориях находились, соответственно, 423 и 415 машин.[31] Таким образом, 36 % от всего числа Т-37А требовали серьёзного ремонта. Оставшиеся машины были также в своём подавляющем большинстве сильно изношены, от 40 до 60 % их требовали текущего войскового ремонта и их моторесурс во многих случаях не превышал 20—40 часов.[13]

Наличие танков Т-37А в РККА на 1 июня 1941 г.[31]
Военный округ Т-37 линейный Т-37 радийный Т-37 химический Всего
Архангельский 16 9 25
Московский 82 10 1 93
Харьковский 39 3 42
Уральский 38 15 53
Сибирский 99 10 109
Среднеазиатский 3 3
Северо-Кавказский 32 12 44
Закавказский 49 3 52
Приволжский 86 7 4 97
Орловский 61 12 73
Ленинградский 111 7 118
Забайкальский 263 44 3 310
Прибалтийский Особый 57 4 61
Западный Особый 205 28 233
Киевский Особый 405 87 492
Одесский 149 28 177
Дальневосточный фронт 187 99 2 288
На рембазах и складах 43 3 46
Итого 1925 379 10 2314

Значительная часть Т-37А была потеряна в первые же недели войны в ходе отступления Красной армии, а в дальнейшем из-за огромных потерь бронетанкового парка Т-37А (как и другие плавающие танки) использовались для поддержки пехоты в роли обычных сухопутных машин. Логичным следствием такого их применения стали высокие потери малоподвижных, слабо защищённых и слабо вооружённых танков.[32] Как результат к весне 1942 года во фронтовых частях осталось крайне мало Т-37А и их использование носило эпизодический характер. Сравнительно долго эксплуатировались Т-37А лишь на Карельском и Ленинградском фронтах, где интенсивность боевых действий была ниже и имелась возможность ремонта танков на ленинградских заводах. Из-за крайне низкой к тому времени боевой ценности Т-37А использовались для второстепенных задач — разведки, охранения и связной службы.[33] Тем не менее, в двух эпизодах плавающие танки были использованы по прямому назначению для форсирования водных преград.

В августе 1942 года для участия в готовившемся форсировании Невы был создан отдельный батальон лёгких танков, насчитывавший 29 Т-37А и Т-38. Все наличные танки батальона были сильно изношены, а личный состав был собран в спешке и не прошёл почти никакой подготовки. Несмотря на это, в ходе начавшейся 26 сентября операции по форсированию Невы, плавающим танкам удалось, несмотря на тяжёлые потери, переправиться через реку и занять небольшой плацдарм на вражеском берегу, однако ввиду неудачного в целом хода операции плацдарм был эвакуирован, а все задействованные плавающие танки, за исключением шести вышедших из строя по техническим причинам, были потеряны.[34]

В 1944 году было решено использовать исправные машины Карельского и Ленинградского фронтов в операции по захвату плацдарма на реке Свирь. Операция была хорошо подготовлена, совместно с 92-м танковым полком, имевшим 40 танков Т-37А и Т-38, действовал 275-й отдельный моторизованный батальон особого назначения, имевший 100 автомобилей-амфибий Ford GPA, полученных по ленд-лизу и использовавшихся для переброски пехоты. Утром 21 июля 1944 года, не дожидаясь конца мощной артподготовки, продолжавшейся 3 часа 20 минут, танки и автомобили вошли в воду и, ведя огонь с ходу, устремились на противоположный берег. К моменту выхода машин на вражескую сторону артподготовка была завершена, но на берег вышли три тяжёлых самоходно-артиллерийских полка (63 САУ ИСУ-152), которые открыли огонь прямой наводкой по активизирующимся огневым точкам противника. Танки в сопровождении сапёров и автоматчиков с автомобилей успешно преодолели три линии траншей и проволочные заграждения, затем завязав бой в глубине обороны противника. Отличная организация операции привела к её быстрому успеху при минимальных потерях — был захвачен плацдарм шириной по фронту в 4 км, при этом было потеряно лишь 5 танков. Данный эпизод стал последним известным случаем боевого применения советских плавающих танков.[11]

В учебных частях танки Т-37А использовались до конца войны, но очень быстро после её окончания были списаны и отправлены в металлолом.

Т-37А за рубежом

В 1934 году вместе с партией лёгких танков Т-26 в Турцию был продан один плавающий танк Т-37А. Советская сторона надеялась на возможную покупку партии малых танков, но по результатам проведённых турецкими военными испытаний было решено Т-37А не приобретать.[13]

Советские плавающие танки довольно активно использовались финской армией. В ходе Зимней войны трофеями финнов стали 29 штук Т-37А и 13 штук Т-38, которые были восстановлены и включены в состав бронетанковых сил. Один захваченный танк Т-37А был передан шведским добровольцам, участвовавшим в войне на финской стороне, после заключения мира он был вывезен ими в Швецию, где и находится вплоть до настоящего времени. В 1941 году финским войскам удалось захватить ещё 6 танков Т-38. К лету 1943 года все Т-37А были списаны вследствие сильного износа.[13]

Небольшое количество трофейных Т-37А эпизодически использовалось немецкой, венгерской и румынской армиями, о чём свидетельствуют немногочисленные фотографии таких танков с соответствующей символикой. На 1 ноября 1942 года в румынской армии числилось 19 единиц Т-37А, три Т-38 и один Т-40. В вермахте Т-37А применялись для целей охраны разного рода объектов в тылу, но иногда внештатно находились в разведывательных батальонах пехотных дивизий.[13]

Оценка машины

Малый плавающий танк Т-37А трудно назвать удачной машиной. Разработанный на основе подражания зарубежному прототипу[9], он испытал на себе в полной мере неопытность конструкторских кадров и неразвитость промышленности СССР того времени[7]. Однако боеспособность Т-37А трудно определить однозначно: для советских танков второй половины 1930-х годов он являлся одной из наименее боеспособных машин, что было продемонстрировано теми войнами и конфликтами, в которых ему довелось принять участие. Но при этом необходимо учитывать, что лёгкие пулемётные танки создавались во многих странах в конце 1920-х — начале 1930-х годов, когда ещё не произошло массовое насыщение войск противотанковыми средствами. В тот период они вполне соответствовали требованиям времени и успешно использовались для борьбы со всякого рода повстанческими движениями как внутри метрополий, так и в колониях. В таких условиях, когда у противостоящих им вооружённых формирований не было противотанковых средств, тяжёлые бронирование и вооружение оказывались ненужными, а небольшая масса благоприятствовала дешевизне производства и простоте переброски в удалённые районы. Но Т-37А, принятый на вооружение в 1932 году, а реально поступивший в РККА в 1934-м, к такому применению уже опоздал — для борьбы с басмачами в Средней Азии в начале 1930-х годов успешно использовались танкетки Т-27[35], а к середине 1930-х вероятными противниками стали уже хорошо развитые в военном плане государства. При столкновении даже с себе подобными в условиях такого конфликта малые танки с пулемётным вооружением сразу же оказывались бесполезными. Их ценность для поддержки пехоты исчезла вместе с появлением в больших количествах у вероятных противников лёгких противотанковых пушек, таких, как 37-мм орудия «Бофорс» или «Рейнметалл». Даже огневые средства предыдущего этапа эволюции противотанковых вооружений — противотанковые ружья и крупнокалиберные пулемёты — позволяли успешно бороться с Т-37А практически на любой дистанции с любого ракурса. Это сделало Т-37А в одно мгновение устаревшим, пригодным к ограниченному кругу задач, таких, как разведка или десантные операции, но и для специализированной для них боевой машины настоятельно требовалось усиление боевых характеристик.[13]

Ситуация усугублялась тем, что Т-37А не был надёжным и в плане эксплуатации: низкий технический уровень производителя вместе с неопытностью танкистов приводил к самым разнообразным отказам на практике,[27] а ряд откровенно неудачных технических решений и вовсе ставил под сомнение ценность Т-37А. Но с другой стороны, всё это было «жизненной школой» конструкторских и армейских кадров, без которой они не смогли бы получить опыт, нужный для дальнейшей вполне успешной деятельности. Применительно к Т-37А это вылилось в техническое усовершенствование завода № 37 и его смежников, повышение квалификации его кадров, что позволило уже собственными силами, не оглядываясь на зарубежные машины, провести модернизацию танка, результатом которой стало создание Т-38. Стоявший во главе этой работы Н. А. Астров так охарактеризовал проделанную работу:

Нам пришлось срочно переконструировать эту танкетку, чтобы освободить её и от других недостатков. Зачем? В то время свято верили, что малый, именовавшийся разведывательным, танк со слабым вооружением (один пулемёт калибра 7,62 мм), с противопульным бронированием (зато плавающий!) — совершенно необходимый, важный вид бронетанкового вооружения Красной Армии.

Модернизированный танк с индексом Т-38 получил вместо дифференциального механизма поворота бортовые фрикционные с ленточными тормозами в корпусе, иной привод гребного винта, позволявший включать его без остановки. Перекомпоновав машину, сократили её высоту, увеличили опорную базу и понизили центр тяжести. Благодаря этому уменьшилось галопирование танка, возросла эффективность стрельбы с хода. Повышение боевых свойств оказалось довольно заметным…[9]

В своих мемуарах Н. А. Астров даёт оценку и другим техническим недостаткам Т-37А:

…Вдобавок, конструкция Т-37А страдала двумя серьёзными недостатками. Тормоза механизмов поворота, расположенные вне корпуса и на плаву погружавшиеся в воду, намокали — в результате танк на время становился неуправляем. Да и при сухих тормозах из-за их крайне неудачной конструкции управляемость (степень торможения и радиус поворота) далеко не всегда зависела от намерений механика-водителя и условий движения. Порой надо было слегка подправить направление, а тормоз прихватывал намертво — танк делал неожиданно резкий поворот…

…Такая схема пришла к нам вместе с конструкцией всего танка — от английской фирмы «Виккерс». Это, кстати, лишний пример некритического, подражательного отношения к зарубежному опыту, в ту пору широко бытовавшего в нашем танкостроении…

…Кроме уже отмеченных, Т-37А имел ещё один крайне серьёзный недостаток. Когда мы стали получать с ГАЗа задние мосты грузовиков, начались поломки их дифференциалов — странные, непредсказуемые. Одни проходили гарантийный срок безотказно, другие ломались, не выдержав первого опробования…

…Теперь, по прошествии многих лет, полагаю, что коэффициенты трения стальных шестерен полуосей по чугунным корпусам дифференциалов могли существенно различаться из-за нестабильности химического состава металлов. А эту-то характеристику пары «чугун-сталь», от которой в первую очередь зависит распределение крутящего момента по полуосям, мы в то время не изучили…[9]

Стоит отметить, что самому конструктору недостаток тормозной системы Т-37А едва не стоил жизни, когда из-за прихватывания тормозов намертво танк, ведомый Н. А. Астровым, свалился в кювет, опрокинулся на крышу, потом встал на свой борт и загорелся. Конструктору удалось с большим трудом вылезти из горящей машины, которая затем взорвалась[9].

Среди серийных образцов зарубежной техники начала и середины 1930-х годов Т-37А практически не имеет аналогов по причине отсутствия в тот период в других странах плавающих танков. За рубежом работы в этом направлении начались позднее и ограничились созданием опытных образцов (см. раздел «Оценка машины» в статье Т-38).

Если же сравнивать Т-37А с довольно многочисленными неплавающими лёгкими танками, можно отметить схожесть его основных характеристик с машинами близкой массы. По вооружению Т-37А равноценен пулемётным танкеткам (подавляющее большинство которых также имели прототипом опытный образец фирмы «Карден-Лойд»), но, в отличие от некоторых из них (например, польской TKS), не перевооружался на малокалиберные пушки. Таким образом, Т-37А не мог бороться с любой бронетехникой противника, тогда как даже пушечные танкетки не имели проблем в его поражении. Плюсом Т-37А по сравнению с танкетками был лишь круговой сектор обстрела пулемёта в башне. Немецкий лёгкий танк PzKpfw I при некоторых общих чертах с Т-37А (противопульное бронирование и лёгкое пулемётное вооружение) имел несколько более солидную защиту (лоб 13 мм) и вооружение (два 7,92-мм пулемёта MG-34 против одного ДТ), но по массе превосходил Т-37А более чем в полтора раза. Очень близок к Т-37А японский лёгкий танк Тип 94, отличавшийся несколько лучшим, по сравнению с советским танком, лобовым бронированием. Более тяжёлый (4,75 т) танк Те-Ке был вооружён 37-мм пушкой, что давало японскому танку неоспоримые преимущества. Также довольно близок к Т-37А чехословацкий AH-IV, отличавшийся наличием второго пулемёта и лучшими динамическими характеристиками. Французский AMR 33 по вооружению и бронированию почти не отличался от советского танка, несмотря на существенно большую массу (5 т). Более мощный AMR 35, некоторые из вариантов которого имели крупнокалиберный пулемёт или 25-мм пушку, вдвое превосходил по массе Т-37А. То же самое можно сказать и в отношении итальянского L6/40. К моменту начала Второй мировой войны все вышеперечисленные танки являлись безусловно устаревшими.

С другой стороны, Т-37А вместе с более поздним Т-38 впервые в истории советских вооружённых сил позволили проверить на опыте идею качественного усиления боевой мощи воздушных и водных десантов. Легко вооружённые вследствие специфики применения десантные войска при захвате и удержании позиций всегда нуждались в мобильных бронированных средствах огневой поддержки, а Т-37А и Т-38, несмотря на все их недостатки, были первыми машинами, которые можно было вполне успешно использовать в этой роли, так как они могли плавать и были аэротранспортабельными для доступного в то время самолёта-перевозчика ТБ-3. Дальнейшее развитие концепции плавающего танка привело к созданию танка Т-40, во многом лишённого недостатков предшественников. Форсирование реки Свирь в 1944 году с использованием специально собранных для этой операции уцелевших плавающих танков (включая Т-37А) стало успешной проверкой этой идеи. Боевой опыт показал, что без возможности использования более тяжёлых неплавающих боевых машин, слабозащищённый и легковооружённый танк оказался всё же лучше, чем отсутствие танков вообще. Но ситуация в целом оказалась такой, что неблагоприятный ход войны не позволил советским плавающим танкам продемонстрировать свои сильные стороны, и форсирование Свири в 1944 году осталось единственным примером их успешного применения в своей основной роли.[11]

Сохранившиеся экземпляры

К настоящему времени сохранилось только три танка Т-37А:

  • Россия Россия — Бронетанковый музей в Кубинке. Машина не полностью комплектна (отсутствуют поплавки), но в хорошем состоянии и на ходу (восстановлена в 2005 году группой энтузиастов)[36].
  • Россия Россия — Один восстановленный танк находится в частной коллекции под Екатеринбургом. Видео можно посмотреть в разделе "Видео".
  • Россия Россия — Несколько отреставрированных Т-37А и Т-38 (возможно, на ходу) находятся в Музее техники Вадима Задорожного.
  • Швеция Швеция — Музей военной техники Арсенал (швед.) вблизи Стренгнеса, радиофицированный Т-37РТ. Данная машина была захвачена финскими войсками во время Зимней войны и передана шведским добровольцам, участвовавшим в боевых действиях на стороне финнов. Танк некоторое время использовался как учебный в пехотной школе вблизи Стокгольма. Современное состояние экспоната хорошее.

Имеются сведения о существовании ещё одного экземпляра Т-37А, доставленного в конце 1980-х годов из посёлка Алакуртти в Мурманской области, который в военные годы относился к Карело-Финской ССР, в Киев. Судьба этого танка неизвестна, в музее Великой Отечественной войны в Киеве экспонируется муляж Т-37А под табличкой «Т-38»[37].

Т-37А в массовой культуре

В компьютерно-игровой и сувенирной индустрии Т-37А представлен довольно слабо — данный танк фигурирует в небольшом числе программных продуктов и не имеет разнообразия его сборных моделей.

Сборные пластиковые модели-копии Т-37А в масштабе 1:35 выпускаются российской фирмами «Макет» и «Восточный экспресс», причём как в оригинальном, так и трофейном немецком вариантах. Ранее модели танка выпускались также фирмой «AER Moldova». При этом все эти модели изготовлены по одним и тем же пресс-формам и в целом имеют невысокое качество. Чертежи для самостоятельной постройки модели Т-37А публиковались в журнале «Моделист-конструктор». С 2013 года компания HobbyBoss выпускает модели нескольких модификаций Т-37А, в том числе командную.

Напишите отзыв о статье "Т-37А"

Примечания

  1. 1 2 М. Б. Барятинский. Амфибии Красной армии.
  2. 1 2 Г. Л. Холявский. Энциклопедия танков.
  3. Постановление Совета Труда и Обороны № 71сс/о, от 13 августа 1933 года, о системе танкового вооружения РККА.
  4. 1 2 М. Н. Свирин. Броня крепка. История советского танка 1917—1937. — С. 161.
  5. 1 2 М. Н. Свирин. Броня крепка. История советского танка 1917—1937. — С. 152.
  6. М. Н. Свирин. Броня крепка. История советского танка 1917—1937. — С. 153.
  7. 1 2 3 4 М. Н. Свирин. Броня крепка. История советского танка 1917—1937. — С. 157.
  8. Например, [armor.kiev.ua/Tanks/BeforeWWII/mk1_94/ статья М. Барятинского], где утверждается, что Т-37А был развитием Т-33, который «мало чем отличался от английского прототипа». Но Т-33 был разработан до покупки «Виккерса» и имел совершенно иную силовую установку, при общей компоновке и заимствованной ходовой части британская и советская машины имели ряд довольно существенных отличий.
  9. 1 2 3 4 5 6 7 Н. А. Астров. [armor.kiev.ua/Tanks/BeforeWWII/T37/t37.html Так доставался опыт]. — За рулём, 1989. — № 9.
  10. М. Н. Свирин. Броня крепка. История советского танка 1917—1937. — С. 158.
  11. 1 2 3 Коломиец, 2003.
  12. М. Н. Свирин. Броня крепка. История советского танка 1917—1937. — С. 159.
  13. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 Коломиец, 2003, с. 70.
  14. М. Н. Свирин. Броня крепка. История советского танка 1917—1937. — С. 297—298.
  15. М. Б. Барятинский. [armor.kiev.ua/Tanks/BeforeWWII/mk1_94/ Наследники Карден-Лойда]. — Моделист-конструктор, 1994. — № 1.
  16. 1 2 3 4 М. Н. Свирин. Броня крепка. История советского танка 1917—1937. — С. 302.
  17. 1 2 3 4 Желтов И. Г., Павлов И. В., Павлов М. В., Солянкин А. Г. Советские малые и лёгкие танки 1941—1945 гг. — Москва: Цейхгауз, 2006. — С. 12. — 48 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-113-8.
  18. РГВА ф. 31811
  19. Свирин, 2006, с. 30.
  20. [www.rkk-museum.ru/documents/archives/images/2-36-01.pdf Радиостанция 71-ТК-1 образца 1935 года. — М.: Народный комиссариат обороны СССР, 1936]
  21. М. Н. Свирин. Броня крепка. История советского танка 1917—1937. — С. 160.
  22. Свирин М. Н. Самоходки Сталина. История советской САУ 1919—1945. — М.: Яуза, Эксмо, 2008. — 384 с. — (Война и мы. Советские танки). — 10 000 экз. — ISBN 978-5-699-20527-1, ББК 68.513 С24.
  23. Александр Широкорад. [www.popmech.ru/article/3857-tanki-kiborgi-i-radioterror/ Танки-киборги и радиотеррор: Телеуправляемый безэкипажный танк] // Популярная механика : журнал. — 2005. — № 5.
  24. 1 2 3 4 Коломиец, 2003, с. 78.
  25. 1 2 Коломиец, 2003, с. 77.
  26. [mechcorps.rkka.ru/files/mechcorps/pages/7_meh.htm 7-й механизированный корпус]. [www.webcitation.org/5w9XO4nE9 Архивировано из первоисточника 31 января 2011].
  27. 1 2 3 Коломиец, 2003, с. 57.
  28. Коломиец, 2003, с. 66.
  29. 1 2 3 4 5 Коломиец, 2003, с. 68.
  30. Коломиец, 2003, с. 69.
  31. 1 2 Коломиец, 2003, с. 67.
  32. Коломиец, 2003, с. 71.
  33. Коломиец, 2003, с. 74.
  34. Коломиец, 2003, с. 76.
  35. М. Павлов, А. Протасов. [armor.kiev.ua/Tanks/BeforeWWII/T27/t27.php Сверхлёгкие — для разведки и связи]. — Моделист-конструктор, 1991. — № 9.
  36. [www.kubinka.ru/newindex.php?id=169&lang=1 Реставрация Т-37А]. Кубинка.
  37. [mechcorps.rkka.ru/files/tank_pam/tanki_pam_30.htm Сохранившаяся до наших дней техника 30-х — начала 40-х годов]. [www.webcitation.org/5w9XR93ur Архивировано из первоисточника 31 января 2011].

Литература

  • Постановление Совета Труда и Обороны № 71сс/о, от 13 августа 1933 года, о системе танкового вооружения РККА.
  • М. Б. Барятинский. Амфибии Красной армии. — М.: Моделист-конструктор, 2003. — 32 с. — (Бронеколлекция № 1 (46) / 2003). — 4000 экз.
  • Коломиец М. В. Танки-амфибии Т-37, Т-38, Т-40. — М.: Стратегия КМ, 2003. — 79 с. — (Фронтовая иллюстрация № 3 / 2003). — 3000 экз. — ISBN 5-90126-601-3.
  • Свирин М. Н. Броня крепка. История советского танка. 1919—1937. — М.: Яуза, Эксмо, 2005. — 384 с., ил. — 5000 экз. — ISBN 5-699-13809-9.
  • Холявский Г. Л. Энциклопедия танков. — Мн.: Харвест, 1998. — 576 с. — 5000 экз. — ISBN 985-13-8603-0.
  • Свирин М. Н. Броневой щит Сталина. История советского танка 1937—1943. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — 448 с. — (Советские танки). — 4000 экз. — ISBN 5-699-16243-7.

Ссылки

  • [www.battlefield.ru/t37-t38.html Плавающие танки Т-37А и Т-38]. The Russian Battlefield. [www.webcitation.org/64t2DjSys Архивировано из первоисточника 22 января 2012].
  • [armor.kiev.ua/Tanks/BeforeWWII/T37/ Плавающие танки Т-37, Т-38]. Броне-сайт Чобитка Василия. [www.webcitation.org/5w9XRzEAM Архивировано из первоисточника 31 января 2011].

Видео

  • [rutube.ru/tracks/310943.html?v=1300d6c9ac7764ac02f4f11147a7d115 Фильм «„Маленькие купальщики“ великой армии» из цикла «…И танки наши быстры!» на сайте rutube.ru]
  • [www.e1.ru/news/spool/news_id-381780.html Видео восстановленного в настоящее время танка и его испытания ]


Отрывок, характеризующий Т-37А

В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.