Т-39 Sabreliner
Поделись знанием:
Т-39 SabrelinerТ-39 Sabreliner
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
| Т-39 Sabreliner / North American Sabreliner | |
|---|---|
 | |
| Т-39 Sabreliner ВМС США во время тренировочного полета | |
| Тип | учебный |
| Производитель | North American Aviation Rockwell International |
| Первый полёт | 16 сентября 1958 |
| Начало эксплуатации | 1962 |
| Статус | в эксплуатации |
| Основные эксплуатанты |  ВВС США ВМС США Корпус морской пехоты США
|
| Годы производства | 1959 - 1982 |
| Единиц произведено | более 800[1] |
 Изображения на Викискладе
| |
Т-39 Sabreliner (англ. Т-39 Sabreliner / North American Sabreliner) — двухдвигательный реактивный коммерческий и учебно-тренировочный самолёт, используемый как в коммерческих целях, так и для обучения курсантов ВВС США, ВМС США и Корпуса морской пехоты США.
Содержание
Проектирование и разработка
Т-39 Sabreliner был разработан компанией North American Aviation как самолёт, удовлетворяющий как целям бизнеса, так и обучения лётчиков[1].
Гражданский прототип самолёта, имевший индекс NA-265, совершил первый полёт 16 сентября 1958 года. Самолёт был оснащён двумя ТРД General Electric YJ85. Сертификат лётной годности самолёт получил в апреле 1963 года. Вариант учебного самолёта Т-39А по своим характеристикам идентичен NA-265. После поступления в серийное производства самолёт был оснащён 2 ТРД Pratt&Whitney JT12A-8[1].
Производство гражданской версии самолёта серии 40 было усовершенствовано по сравнению с прототипом, он получил более высокую скорость и более просторную кабину. Серия 60, отличаясь увеличением длины самолёта, обеспечивая большее пространство в салоне, была сертифицирована в апреле 1967 года. Серия 70 отличалась увеличением высоты салона и установкой 2-х ТРД General Electric CF700 (серия 75А, серия 80)[2].
К 1973 году компания North American Aviation слилась с компанией Rockwell International. В 1976 году Rockwell International заключила контракт с компанией Raisbeck Engineering по проектированию нового крыла для самолёта[3]. В результате выполнения контракта самолёт получил новое крыло, получившее наименование Марк V, и стал первым самолётом на вооружении в США, имевшим крыло со сверхкритическим режимом обдува[4]. Серия 65 получила крыло Марк V и двигатели Garrett AiResearch TFE731[5].
Производство Sabreliner завершилась в 1981 году. В 1982 году компания Rockwell International продала свое подразделение Sabreliner акционерной компании, которая создала Sabreliner Corporation для выполнения сервисных работ по самолёту[1].
Модификации
Коммерческие версии
- Sabreliner
- (NA265 или NA246) прототип, оснащён 2-мя ТРД General Electric J85-GE-X, имеет неофициальное наименование XT-39.
- Sabreliner 40
- (NA265-40 или NA282) гражданский вариант для 11 пассажиров с 2-мя ТРД Pratt&Whitney JT12A-6A или −8, два окна в кабине, 65 единиц.
- Sabreliner 40A
- (NA265-40A или NA285) модель 40 с крылом модели 75, усовершенстованные системы, 2 ТРД General Electric CF700, три окна в кабине.
- Sabreliner 50
- (NA265-50 или NA287) выпущен один эксземпляр в 1964 году как модель 60 с ТРД Pratt&Whitney JT12A, с экспериментальной обтекателем носовой части
- Sabreliner 60
- (NA265-60 или NA306) вытянутые модификации модели 40 для 12-ти пассажиров с двумя двигателями Pratt&Whitney JT12A-8, пять иллюминаторов с каждой стороны, 130 единиц.
- Sabreliner 60A
- Серия 60 с крылом модификации Mark V.
- Sabreliner 65
- (NA265-65 или NA465) базовая модель серии 60 с ТРД Garrett AiResearch TFE731-3R-1D и новым крылом модификации Mark V, 76 единиц.
- Sabreliner 75
- (NA265-70 или NA370) серия 60A с увеличением пространства салона по высоте, 2 ТРД Pratt&Whitney JT12A-8, 9 единиц.
- Sabreliner 75A (Sabreliner 80)
- (NA265-80 или NA380) Версия 75 с 2 ТРД General Electric CF700, 66 единиц.
- Sabreliner 80A
- Версия 80 с крылом Mark V.
Военные модификации
- T-39A
- учебно-тренировочный самолёт ВВС США. 2 ТРД Pratt&Whitney J60-P3, 143 единицы.[6]
- CT-39A
- модификация T-39A для грузоперевозок и персонала, 2 ТРД Pratt&Whitney J60-P3/-3A.
- NT-39A
- модификация T-39A для тестирования электронных систем. 1 единица.
- T-39B
- самолёт проверки радиолокационных станций ВВС США, установлена авионика самолёта Republic F-105 Thunderchief (включая радар R-14 NASARR в качестве основного и вспомогательный доплеровский AN/APN-131) 3 рабочих места оператора, всего выпущено 3 единицы[7].
- T-39C
- версия самолёта в качестве тренажёра, оснащена авионикой всепогодного перехватчика McDonnell F-101 Voodoo. Нет ни одной модели[8].
- T-39D
- (NA265-20 или NA277) Версия тренировочного самолёта ВМС США, оснащён станцией AN/APQ-94 для подготовки офицеров боевого управления на AN/APQ-126 (до 1962 года именовался T3J). 42 единицы.
- CT-39E
- транспортная версия ВМС США с двигателями JT12A-8, версия VT-39E, 7 единиц.
- T-39F
- учебная версия для подготовки экипажей T-39A, экипажей подразделений F-105G «Дикие ласки» для борьбы с зенитно-ракетными комплексами[9].
- CT-39G
- транспортная версия с удлиненным фюзеляжем серии 60 и двигателем Pratt&Whitney JT12A и реверсом тяги, 13 единиц.
- T-39G
- версия CT-39G, изменённая модификация для первоначального обучения офицеров ВВС США.
- T-39N
- модификация для первоначального обучения офицеров ВМС США.
- T3J
- оригинальное обозначение самолета в ВМС США, в 1962 году получил наименование Т-39D.
Летно-технические характеристики
Основные характеристики
- Экипаж: 4 - 5 человек
- Пассажиры: 5 - 7 пассажиров
- Длина: 13.41 м (44 ft)
- Размах крыла: 13.56 м (44 ft 6 in)
- Высота: 4.88 м (16 ft)
- Площадь крыла: 31.79 м² (342.1 ft²)
- Масса пустого: 4 199 кг (9,257 lb)
- Максимальная взлётная масса: 8 056 кг (17,760 lb)
Лётные характеристики
- Максимальная скорость: 885 км/ч (550 mph, 478 knots)
- Крейсерская скорость: 800 км/ч (500 mph, 435 knots)
- Практическая дальность: 4 020 км (2,500 mi, 2,170 nm)
- Практический потолок: 12 200 м (40,000+ ft)
Состоит на вооружении
- Военно-воздушные силы Аргентины (серия 75A)
- Армейская авиация Аргентины (серия 75A)
- Военно-воздушные силы Боливии (серия 65)
- Военно-воздушные силы Швеции (серия 65)
- Военно-воздушные силы США (149 T-39)
- Военно-морские силы США (51 T-39)
- Компания [en.wikipedia.org/wiki/BAE_Systems_Inc. BAE Systems Inc.] (T-39A)
- Федеральное управление гражданской авиации США (серия 80)
- [en.wikipedia.org/wiki/National_Test_Pilot_School Национальная школа лётчиков-испытателей США]
См. также
Напишите отзыв о статье "Т-39 Sabreliner"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [www.airliners.net/info/stats.main?id=345 The Rockwell Sabreliner on Airliners.net]
- ↑ «Sabreliner Structural Repair Manual — All Models NA-265 Aircraft», Report No. NA-66-1032 Revision 10, March 16, 1990.
- ↑ [raisbeck.com/about/companybio Company Bio] Проверено июль 30, 2016.
- ↑ Timmons, Lawrence M. «Improving Business Jet Performance — The Mark V Sabreliner», SAE 790582, presented at the Business Aircraft Meeting and Exposition Century II, Wichita Kansas, April 1976
- ↑ Mathwing, George E., «The Rockwell International Sabreliner 65 Case Study in Aircraft Design»
- ↑ Air International July 1976, pp. 8-9.
- ↑ Air International July 1976, pp. 9-10.
- ↑ Air International July 1976, p. 10.
- ↑ Air International July 1976, pp. 10, 12.
Литература
Ссылки
- [www.sabreliner.com/ Civil support site, Sabreliner Corporation]
- [www.globalsecurity.org/military/systems/aircraft/ct-39.htm T-39 / CT-39 Sabreliner. GlobalSecurity.org]
Отрывок, характеризующий Т-39 Sabreliner
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
