Т-60

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Т-60-З»)
Перейти к: навигация, поиск

Лёгкий танк Т-60
Т-60
Боевая масса, т

5,8—6,4

Экипаж, чел.

2

История
Количество выпущенных, шт.

5920

Размеры
Длина корпуса, мм

4100

Ширина корпуса, мм

2392

Высота, мм

1750

Клиренс, мм

300

Бронирование
Тип брони

гомогенная катаная высокой твёрдости

Лоб корпуса (верх), мм/град.

15/70°[1] и 35/16°

Лоб корпуса (середина), мм/град.

35/−28°

Лоб корпуса (низ), мм/град.

30/−76°

Борт корпуса, мм/град.

15/0°

Корма корпуса (верх), мм/град.

10/76°

Корма корпуса (низ), мм/град.

25/−14°

Днище, мм

10

Крыша корпуса, мм

13

Маска орудия, мм/град.

20

Борт башни, мм/град.

25—35/25°

Крыша башни, мм

10

Вооружение
Калибр и марка пушки

20-мм ТНШ или ШВАК

Длина ствола, калибров

82,4

Боекомплект пушки

750

Углы ВН, град.

−7…+25°

Углы ГН, град.

360°

Прицелы

ТМФП-1, механический

Пулемёты

1 × 7,62-мм ДТ

Подвижность
Тип двигателя
Мощность двигателя, л. с.

70

Скорость по шоссе, км/ч

42

Скорость по пересечённой местности, км/ч

20—25

Запас хода по шоссе, км

410—450

Удельная мощность, л. с./т

10,7—12,0

Тип подвески

торсионная индивидуальная

Удельное давление на грунт, кг/см²

0,53—0,63

Преодолеваемый подъём, град.

34°

Преодолеваемая стенка, м

0,6

Преодолеваемый ров, м

1,7

Преодолеваемый брод, м

0,9

Т-60 — советский лёгкий танк периода Второй мировой войны. Разработан в августе 1941 года на московском заводе № 37 под руководством Николая Александровича Астрова, ведущего разработчика всей отечественной линейки лёгких танков того периода. В сентябре того же года Т-60 был принят на вооружение Рабоче-Крестьянской Красной армии и серийно выпускался на нескольких машиностроительных заводах. Производство Т-60 продолжалось до февраля 1943 года, когда он был заменён на сборочных линиях более мощным лёгким танком Т-70. Всего было выпущено 5920[4][5] лёгких танков Т-60, которые приняли активное участие в боях Великой Отечественной войны в 1941—1943 годах. Небольшое число уцелевших в боях Т-60 использовалось как танки-разведчики, тягачи, учебные машины вплоть до конца войны. На базе Т-60 в 1941 году была построена первая самоходная установка БМ-8-24 класса реактивных систем залпового огня на танковом шасси. Вскоре после окончания войны Т-60 был снят с вооружения Советской армии, до настоящего времени сохранилось шесть[6] подобных танков в музеях России и Финляндии.





История создания

Спустя всего три дня после начала Великой Отечественной войны, 25 июня 1941 года, московский завод № 37 получил приказ о снятии с производства лёгкого (по тогдашней классификации малого плавающего) танка Т-40 и начале переоборудования заводских производственных мощностей под выпуск лёгкого танка непосредственной поддержки пехоты Т-50. Однако для выполнения этого решения требовалась полная реконструкция завода № 37 и завода-поставщика бронекорпусов, что при сложившейся ситуации было совершенно неприемлемо. Коллектив завода № 37 с большим трудом справлялся с планами выпуска даже относительно несложного по конструкции танка Т-40, а производство Т-50 было на порядок сложнее в технологическом плане, что только усложняло поставленную задачу[4][7].

Главный конструктор завода № 37 Н. А. Астров с самого начала видел бесперспективность попыток освоения серийного выпуска Т-50 на своём предприятии. Вместо этого он и сотрудники его конструкторского бюро за две недели в конце июля 1941 года спроектировали и изготовили прототип нового лёгкого танка на базе хорошо освоенного на заводе плавающего танка Т-40. От последнего были заимствованы компоновочная схема, узлы ходовой части, трансмиссии, электрооборудование и установка вооружения. За счёт отказа от возможности движения на плаву (в начале войны Т-40 практически не применялись в таком качестве) были увеличены по толщине и установлены под более выгодными углами лобовые бронеплиты танка. Изначально вооружение оставалось прежним по сравнению с Т-40 — один 12,7-мм крупнокалиберный пулемёт ДШК и один 7,62-мм пулемёт ДТ[4]. После согласования с представителем военной приёмки В. П. Окуневым, Н. А. Астров написал письмо на имя И. В. Сталина с информацией о новой машине и предложением о её выпуске на заводе № 37 вместо Т-50.

В дальнейшей истории создания Т-60 мнения экспертов расходятся. Существует два варианта изложения событий: один канонический, изложенный в статьях Е. И. Прочко[7] и И. Г. Желтова[4] с соавторами, а второй выдвинут известным российским историком М. Н. Свириным[8]. Согласно каноническому варианту, построенный первый опытный образец нового танка под заводским обозначением 0-60 уже на следующий день был продемонстрирован народному комиссару танковой промышленности В. А. Малышеву, и он был прототипом серийных Т-60. М. Н. Свирин на основании анализа документов Народного комиссариата танковой промышленности утверждает, что обозначение «Т-60» было изначально присвоено прототипу сухопутного варианта танка Т-40 под заводским индексом 0-30, серийная версия которого сейчас известна как Т-40С или Т-30. Соответственно этому предположению, именно сухопутная версия Т-40 с усиленным бронированием была показана В. А. Малышеву; а та машина, которая сейчас известна как Т-60, была разработана позже. Как следствие, время от начала работ по Т-60 (вначале «сухопутный» 0-30 и лишь потом «пониженный корпус» 0-60) до постройки прототипа 0-60 было больше двух недель. Однако эти две недели, широко упоминающиеся в публикациях, имеют своим первоисточником мемуары Н. А. Астрова[9] и вполне могут относиться к завершающей фазе разработок, когда 0-30 был запущен в серию и конструкторы трудились только над «пониженным корпусом»[10].

Если не считать этой неясности с типом показанного В. А. Малышеву опытного образца, в дальнейшем упомянутые выше авторы сходятся в описании событий. В. А. Малышев предложил перевооружить машину авиационной 20-мм автоматической пушкой ШВАК. Он организовал встречу Н. А. Астрова с конструкторами авиационного вооружения из ОКБ-15 и ОКБ-16 для проработки вопроса установки пушки ШВАК в танк. В результате совместных действий был создан танковый вариант этого орудия. Его установили на второй опытный образец танка 0-60, который был показан Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину на испытаниях. В кратчайшие сроки они были завершены, и постановлением Государственного комитета обороны танк был принят на вооружение под индексом Т-60[11]. Заводам № 37, 264 Красноармейскому судостроительному (Волгоградскому судостроительному), Горьковскому автомобильному (ГАЗ) и Харьковскому тракторному (ХТЗ) было предписано изготовить 10 000 танков типа Т-60. Для ознакомления с конструкцией танка завод № 37 выпустил предсерийные образцы Т-60 для ГАЗ и ХТЗ[4][7].

Впоследствии 20-мм пушка ещё конструктивно дорабатывалась до декабря 1941 года включительно, когда её официально приняли на вооружение под обозначением ТНШ (или ТНШ-1 — танковая Нудельмана — Шпитального).

Однако для развёртывания массового производства новых танков не было достаточного количества конструкторских чертежей и документации. Эти материалы были подготовлены в сентябре—октябре 1941 года коллективом завода № 37 уже под немецкими бомбардировками Москвы и на пороге эвакуации. Главный конструктор завода № 37 Н. А. Астров лично перегнал опытный Т-60 из Москвы в Горький (это было зачтено как ходовые испытания танка), и в середине октября туда же был доставлен комплект конструкторской и технологической документации. Конструкторы ГАЗа во главе с А. М. Кригером (также А. Я. Фрейдлин, С. А. Батанов, К. М. Чивкунов) провели большую работу по дальнейшему упрощению конструкции танка Т-60 и её адаптации к производственным возможностям ГАЗа. В ноябре 1941 года первые серийные горьковские «шестидесятки» были поставлены в войска. Именно конструкторы ГАЗа разработали эффективный предпусковый подогреватель двигателя, который стал неотъемлемой чертой всех дальнейших машин конструкции Н. А. Астрова. Сам главный конструктор с октября 1941 года работал над дальнейшим усовершенствованием боевых возможностей лёгкого танка. Эти работы в декабре 1941 года завершились созданием лёгкого танка Т-70, который использовал достаточно много узлов и агрегатов от только что освоенной в производстве «шестидесятки»[4].

С запуском в серию дальнейшее развитие Т-60 было продолжено, поскольку его бронирование и вооружение уже не отвечали требованиям времени. Толщину брони лобовых плит с наименьшими углами наклона и передних скуловых граней башни, наиболее подверженных вражескому огню, увеличили с 25 до 35 мм. По предложению НИИ-48, на лобовой части корпуса и башни Т-60 позднего выпуска стали устанавливаться броневые экраны толщиной 10 мм. Экранировка выполнялась таким образом, чтобы между экраном и бронекорпусом существовал воздушный промежуток, то есть Т-60 становился танком с разнесённым бронированием. Такая конфигурация защитных элементов позволяла более эффективно противостоять бронебойным снарядам — экран разрушал наконечник снаряда и уменьшал его нормализацию, а основная броня задерживала снаряд или его осколки. Это усовершенствование было с удовлетворением встречено в войсках на фронте. С вооружением дела обстояли не так успешно — на опытных танках Т-60 испытывались различные более мощные орудия по сравнению со штатной ТНШ, но ни одно из них не было принято к серийному выпуску. После появления нового лёгкого танка Т-70 эти работы продолжились уже применительно к нему, а акценты в усовершенствовании Т-60 сместились в сторону создания на его базе самоходных артиллерийских и зенитных установок[4].

Производство

После разработки лёгкого танка Т-60 московский завод № 37 выпустил 20 машин этого типа, после чего в ноябре 1941 года началась его эвакуация в Свердловск. Долгое время считалось, что бронекорпуса Т-60 для завода № 37 в Москве производил Коломенский машиностроительный завод имени Куйбышева. Однако, согласно исследованиям Юрия Пашолока,[12] на самом деле Коломенский завод получил задание на изготовление корпусов и башен танка Т-30 (030) 17 июля 1941 года. До эвакуации танками 060 завод не занимался, а путаницу в историю с Т-60 на Коломенском заводе внесло то, что в заводской документации танки 030 значились либо как Т-60, либо Т-40 неплавающий".[12]). В октябре 1941 года его цеха, занимавшиеся выпуском бронекорпусов для Т-60, были эвакуированы в Киров на площадку Кировского машиностроительного завода Народного комиссариата путей сообщения имени 1 Мая. На базе этих двух предприятий был создан новый завод № 38, который, как считается, в январе 1942 года построил свои первые танки Т-60 по чертежам завода № 37. (Согласно упомянутым выше исследованиям, это также ошибка.[12] Танковое производство в Кирове началось с использования задела Т-30. И только в феврале были собраны первые Т-60.) Красноармейский судостроительный завод (№ 264) г. Сталинграда также наладил выпуск лёгких танков Т-60. Самое большое количество лёгких танков Т-60 в 1941—1942 гг. построил ГАЗ. В качестве смежников в технологическом процессе изготовления бронекорпусов и башен Т-60 участвовали Подольский и Ижорский заводы (для московского завода № 37), Кулебакский металлургический завод (для ГАЗа), Новокраматорский машиностроительный, Ворошиловградский паровозостроительный и Мариупольский металлургический имени Ильича (для ХТЗ). 20-мм пушки поступали с Ковровского завода № 2, Тульского оружейного завода № 535, Медногорского завода № 314 и Куйбышевского завода № 525. Траки изготавливались на Сталинградском тракторном заводе имени Дзержинского[4].

В январе 1942 года на вооружение РККА был принят лёгкий танк Т-70, и начиная с марта того же года начался постепенный переход всех заводов (кроме № 264, который оказался в зоне боевых действий), выпускающих лёгкие танки, на производство «семидесятки». В мае 1942 года был завершён выпуск Т-60 на заводе № 38, по мере израсходования задела бронекорпусов для «шестидесятки» во второй половине 1942 года на выпуск Т-70 перешёл ГАЗ (в действительности с апреля), и последние Т-60 собрал завод № 37 в Свердловске в самом начале 1943 года[4].

Производство Т-60, шт.[4]
Завод-изготовитель 1941 1942 1943 Итого
ГАЗ 1323 1639 2962
Завод № 37 (Москва) 20 20
Завод № 37 (Свердловск) 1158 55 1213
Завод № 38 (Киров) 539 539
Завод № 264 (Сталинград) 45 1141 1186
Итого 1388 4477 55 5920

Описание конструкции

Т-60 имел типичную компоновочную схему для советских лёгких танков того времени. Танк имел пять отделений, перечисленных ниже в порядке от лобовой части машины к корме:

Эта компоновочная схема определяла в целом набор преимуществ и недостатков танка в рамках машин своего класса. В частности, переднее расположение трансмиссионного отделения, то есть ведущих колёс, приводило к повышенной их уязвимости, так как именно передняя оконечность танка в наибольшей степени подвержена вражескому обстрелу. С другой стороны, в отличие от советских средних и тяжёлых танков, у Т-60 топливные баки находились вне боевого отделения в изолированном броневой переборкой отсеке, что повышало выживаемость экипажа при поражении танка. К другим преимуществам выбранной для Т-60 компоновки можно отнести небольшую высоту и общую массу танка по сравнению с другими машинами иных компоновочных схем. Как следствие, возрастали динамические характеристики танка, и для него не требовался мощный специализированный двигатель. Экипаж танка состоял из двух человек — механика-водителя и командира машины[4].

Броневой корпус и башня

Броневой корпус танка конструкции инженера А. В. Богачева сваривался из катаных броневых плит толщиной от 10 до 35 мм. Машины позднего выпуска защищались более толстой бронёй по сравнению с ранними серийными образцами Т-60. Броневая защита дифференцированная, противопульная. Лобовые и кормовые бронеплиты имели рациональные углы наклона, борта вертикальные. Ряд бронеплит корпуса (надмоторный, подбашенный и кормовой листы) выполнялся съёмным для удобства обслуживания и замены различных узлов и агрегатов танка. Механик-водитель располагался по центру в передней части бронекорпуса танка. Для повышения удобства его работы на лобовой части корпуса устанавливалась бронерубка с откидным щитком. В боевой обстановке щиток опускался, а механик-водитель вёл наблюдение через смотровой прибор в этом щитке, который также защищался броневой заслонкой. На крыше рубки располагался откидной люк для посадки-высадки механика-водителя. Корпус также имел днищевой люк для аварийного покидания экипажем танка и ряд воздухопритоков, люков, лючков и технологических отверстий для вентиляции обитаемых помещений танка, слива топлива и масла, доступа к горловинам топливных баков, другим узлам и агрегатам машины. Ряд этих отверстий защищался броневыми крышками, заслонками и кожухами. Для обеспечения водонепроницаемости корпуса лючки устанавливались на резиновые прокладки, а отверстия под болтовые соединения деталей с корпусом уплотнялись паклей.

Коническая восьмигранная сварная башня конструкции инженера Ю. П. Юдовича имела борта толщиной 25 мм, которые располагались под углом 25° к вертикали для повышения стойкости. У поздних машин толщину передних скуловых листов башни увеличили до 35 мм. Лобовая часть башни имела нишу прямоугольного сечения для установки вооружения и защищающей его бронемаски. Ось вращения башни не совпадала с плоскостью продольной симметрии машины вследствие установки мотора по правому борту танка и была смещена от этой плоскости влево на 285 мм. Конструктору удалось добиться весьма небольшой общей высоты башни — всего 375 мм. Также для Т-60 планировался выпуск круглых конических башен, причём не только сварной конструкции, но дополнительно литых и штампованных. Однако эти планы не были реализованы на практике, единственным выпускавшимся вариантом была сварная восьмигранная башня. В первых образцах для посадки-высадки командира машины на крышке башни располагался восьмигранный откидной люк, позже были заменены на полукруглые . В свою очередь, в люке был небольшой лючок для флажковой внешней сигнализации. Башня устанавливалась на шариковой опоре и фиксировалась захватами во избежание сваливания при сильном крене или опрокидывании танка.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3324 дня]

Вооружение

Основным вооружением Т-60 являлась нарезная автоматическая пушка ТНШ (ТНШ-1) калибра 20 мм. Орудие монтировалось на цапфах в башне, помимо маски его ствол дополнительно защищался броневым кожухом. Пушка ТНШ имела длину ствола 82,4 калибра, высота линии огня составляла 1480 мм, максимальная дальность стрельбы прямой наводкой достигала 2 км. С орудием был спарен 7,62-мм пулемёт ДТ, расположенный в единой установке с пушкой ТНШ. Для удобства использования спаренной установки пушка смещалась вправо от плоскости симметрии башни, пулемёт располагался слева. Спаренная установка имела вертикальные углы наводки от −7° до +25° и круговой сектор обстрела по горизонтали. Горизонтальный привод наведения шестерёнчатого типа башни располагался справа от спаренной установки, для быстрого поворота башни силами командира танка он мог быть отключён. Вертикальный механизм наведения винтового типа располагался слева от спаренной установки. Эти механизмы и приводы спусков пушки и пулемёта были заимствованы из конструкции более раннего серийного лёгкого танка Т-40. Пулемёт ДТ мог легко сниматься со спаренной установки и использоваться вне танка. В принципе то же самое можно было сделать и с пушкой ТНШ, только лёгкостью и быстротой исполнения эта операция уже не отличалась.

Боекомплект орудия составлял 750 выстрелов унитарного заряжания. Для автоматического питания пушки снаряды размещались в ленту с 58 выстрелами и 58 разъёмными звеньями. Эта лента укладывалась в коробку, которая устанавливалась на кронштейне под пушкой. Ещё 12 коробок находились на стеллажах внутри боевого отделения танка. При ведении огня стреляные гильзы выбрасывались наружу из танка, а отработанные звенья ленты по направляющей опускались на днище танка. По выходе из канала ствола при стрельбе снаряд имел скорость 815 м/с. В состав боекомплекта входили:

О пробиваемости пушки ТНШ имеются противоречивые данные. По одним, бронебойно-зажигательный снаряд с сердечником из карбида вольфрама по нормали пробивал на расстоянии 500 м бронеплиту толщиной 35 мм[4]. По другим, на дистанции 100 м снаряд БЗТ-20 пробивал под углом 30 градусов 18-мм бронеплиту, причём это было начальное, а не гарантированное пробитие. Также отмечается очень невысокое заброневое действие малокалиберных бронебойных снарядов — чаще всего немецкий танк или БТР, поражённый очередью из ТНШ, не выводился из строя[13]. Кроме того, существуют сомнения в снабжении боекомплектом танков Т-60 подкалиберными бронебойно-зажигательными снарядами[14]. Косвенно это подтверждается фронтовой памяткой танкистам, где дословно сказано следующее: «20-мм танковые пушки бронебойным снарядом пробивают броню в уязвимых местах на дистанциях до 200 м»[15].

Небольшая мощь осколочных снарядов в некоторой степени компенсировалась автоматическим огнём пушки, позволяющим дать по цели несколько выстрелов за время, требуемое для перезаряжания иного орудия неавтоматического типа.

Спаренный пулемёт ДТ имел боекомплект в 945 патронов (15 дисков)[4].

Двигатель

Т-60 оснащался четырёхтактным рядным шестицилиндровым карбюраторным двигателем жидкостного охлаждения ГАЗ-202. ГАЗ-202 был дефорсированной до 70 л. с. (51,5 кВт) танковой версией автомобильного двигателя ГАЗ-11 мощностью 85 л. с. Уменьшение мощности преследовало цель увеличения надёжности работы и повышения ресурса мотора[9]. Двигатель в ряде случаев оснащался регуляторами числа оборотов; в этом случае штатный карбюратор МКЗ-6Г заменялся карбюратором М-1. В связи с нехваткой штатных двигателей ГАЗ-202 (проблемы кооперации между смежниками, отсутствие нужных материалов, бомбовые удары по цехам ГАЗа) некоторые Т-60 оснащались другими моделями двигателей производства ГАЗ (например, ГАЗ-М-1) или «Форд» мощностью 65 или 90 л. с. (48 или 66 кВт). Некоторые источники утверждают об установке в Т-60 маломощных двигателей ГАЗ-АА или ГАЗ-ММ мощностью 40 или 50 л. с. Этот аспект составляет пока неясное место в истории Т-60; по результатам обсуждения на Военно-историческом форуме было найдено упоминание о трёх Т-60 с двигателями мощностью 40 л. с., поставленных в одну из учебных частей. Однако ввиду того, что, по мемуарам Н. А. Астрова, в 1941—1942 гг. «ставили что было, если не было положенного по штату»[9], и такого рода подстановки не до конца отражены в документах (хотя это как минимум должно было фиксироваться военной приёмкой), вопрос о числе таких Т-60 остаётся открытым. Пуск двигателя производился в основном вручную, с помощью заводной рукоятки. Использование стартера СЛ-40 мощностью 0,8 л. с. (0,6 кВт) дозволялось только в бою и для заранее прогретого двигателя.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3324 дня]

Для последней цели впервые для советских серийных танков Т-60 оснащался предпусковым подогревателем двигателя для его эксплуатации в зимних условиях. Этот узел был разработан И. Г. Альперовичем и Б. Я. Гинзбургом. Между бортом танка и двигателем устанавливался цилиндрический котёл, за счёт термосифонной циркуляции антифриза в котором осуществлялся подогрев. Котёл разогревался наружной бензиновой паяльной лампой. После прохождения котла тёплый воздух подавался на обдув картера двигателя.

Два топливных бака объёмом 320 л располагались в кормовом отделении. Запаса топлива хватало на 450 км хода по шоссе, поздние танки с усиленным бронированием имели несколько меньший запас хода — 410 км.

Трансмиссия

Танк Т-60 оснащался механической трансмиссией, в состав которой входили:

  • однодисковый главный фрикцион сухого трения «стали по феродо», устанавливавшийся на маховике двигателя;
  • четырёхступенчатая коробка передач с демультипликатором (4 передачи вперёд и 1 назад), заимствована от опытного (в то время) грузовика ГАЗ-51;
  • карданный вал;
  • коническая главная передача;
  • два многодисковых бортовых фрикциона с сухим трением «сталь по стали» и ленточными тормозами с накладками из феродо;
  • два простых однорядных бортовых редуктора.

Все приводы управления трансмиссией — механические, механик-водитель управлял поворотом и торможением танка двумя рычагами по обе стороны своего рабочего места.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3324 дня]

Ходовая часть

Ходовая часть танка Т-60 в известной степени была унаследована от его предшественника Т-40. Подвеска машины — индивидуальная торсионная без амортизаторов для каждого из 4 односкатных опорных катков малого диаметра (550 мм) с резиновыми бандажами по каждому борту. В зависимости от завода-изготовителя опорные катки выполнялись либо литыми спицованными, либо сплошными штампованными. Напротив крайних узлов подвески к бронекорпусу приваривались ограничители хода балансиров подвески с резиновыми буферами для смягчения ударов. Ведущие колёса цевочного зацепления со съёмными зубчатыми венцами располагались спереди, а ленивцы с механизмом натяжения гусеницы — сзади. У первых машин ленивцы были меньше по диаметру (460 мм), чем опорные катки; впоследствии была проведена унификация этих деталей. Верхняя ветвь гусеницы поддерживалась тремя малыми поддерживающими катками по каждому борту. К корпусу танка приклёпывались отбойники для предотвращения заклинивания гусеницы при движении танка со значительным креном на один из бортов. Гусеница мелкозвенчатая, ширина двухгребневого трака составляет 260 мм.

Электрооборудование

Электропроводка в танке Т-60 была однопроводной, вторым проводом служил бронекорпус машины. Источниками электроэнергии (рабочее напряжение 6 В) были генератор Г-41 с реле-регулятором РРА-364 мощностью 0,2 кВт и аккумуляторная батарея марки 3-СТЭ-112 общей ёмкостью 112 А·ч. В танке имелась и вторая аккумуляторная батарея той же марки. На линейных машинах она была запасной, а на командирских, оснащённых радиостанцией 71-ТК-3, она включалась в сеть для обеспечения работы радиостанции. Потребители электроэнергии включали в себя:

  • наружное и внутреннее освещение машины, прибор подсветки прицельных шкал;
  • наружный звуковой сигнал СЕ-4714;
  • средства связи — радиостанция и танковое переговорное устройство (или одностороннее трёхцветное светосигнальное устройство от командира к механику-водителю);
  • электрика моторной группы — стартер СЛ-40, катушка зажигания КЗ-11, распределитель Р-12, свечи У12-10 и выключатель 69-К.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3324 дня]

Прицелы и приборы наблюдения

Спаренная установка пушки ТНШ и пулемёта ДТ оснащалась основным прицелом ТМФП, при повреждении основного прицела после его снятия автоматически взводилась мушка резервного механического прицела. Рабочие места водителя и командира Т-60 также имели несколько смотровых приборов (один в щитке у водителя, два у командира) для наблюдения за окружающей обстановкой вне танка. Обзорность из машины расценивалась как вполне удовлетворительная.

Средства связи

На линейных танках средством внутренней односторонней связи от командира к механику-водителю служило трёхцветное светосигнальное устройство, средств внешней связи за исключением флажков не предусматривалось. На командирских танках устанавливались радиостанция 71-ТК-3 и внутреннее переговорное устройство ТПУ-2 на 2 абонента.

Радиостанция 71-ТК-3 представляла собой комплект из передатчика, приёмника и умформеров (одноякорных мотор-генераторов) для их питания, подсоединяемых к бортовой электросети напряжением 6 В. С технической точки зрения она являлась дуплексной ламповой коротковолновой гетеродинной радиостанцией, работающей в диапазоне частот от 4 до 5,625 МГц (соответственно длины волн от 53,3 до 75 м) выходной мощностью 20 Вт. На стоянке дальность связи в телефонном (голосовом, амплитудная модуляция несущей) режиме при отсутствии помех достигала 16 км, в движении она несколько уменьшалась. Бо́льшую дальность связи можно было получить в телеграфном режиме, когда информация передавалась телеграфным ключом азбукой Морзе или иной дискретной системой кодирования[16].

Танковое переговорное устройство ТПУ-2 позволяло вести переговоры между членами экипажа танка даже в сильно зашумленной обстановке и подключать шлемофонную гарнитуру (головные телефоны и ларингофоны) к радиостанции для внешней связи.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3324 дня]

Модификации

Серийные

Официально танк Т-60 не имел модификаций, однако выпущенные машины можно разделить на несколько вариантов, которые весьма заметно отличались по своим тактико-техническим характеристикам вследствие варьирующейся общей массы танка, которая сказывалась на прочих показателях (удельные мощность и давление на грунт, запас хода и т. п.):

  • Т-60 ранних серий с максимальной толщиной лобовой брони 25 мм, ленивец не идентичен опорным каткам, броня катаная цементированная.
  • Т-60 основного выпуска с максимальной толщиной лобовой брони 35 мм, ленивец и опорные катки унифицированы, броня катаная гомогенная высокой твёрдости.
  • Экранированные Т-60 с массой до 6,5 т.

Опытные

Недостаточность вооружения танка Т-60 активно стимулировала работы по его перевооружению на более мощную артсистему. Также рассматривался вариант танка, более подходящий под узлы и агрегаты производства завода ЗИС вместо аналогов производства ГАЗ. Было испытано несколько опытных вариантов Т-60:

  • Т-60-1 был разработан осенью 1942 года в конструкторском бюро Московского автозавода имени Сталина под руководством Б. М. Фиттермана и А. М. Авенариуса. Эта машина полностью повторяла компоновочную схему Т-60, но была больше по габаритам из-за установки более мощного (88 л. с. / 65 кВт), тяжёлого и громоздкого автобусного двигателя ЗИС-16. По вооружению Т-60-1 был аналогичен Т-60, но более мощная силовая установка позволила усилить бронирование. На вооружение и в серийное производство Т-60-1 не принимался.
  • Т-60 с 37-мм пушкой ЗИС-19 был разработан в конструкторском бюро завода № 37 в начале 1942 года. Пушка ЗИС-19 была создана в марте под руководством В. Г. Грабина на заводе № 92 в Горьком. Новую артсистему смонтировали на шасси Т-60 в новой башне улучшенной формы с командирской башенкой. 37-мм пушка ЗИС-19 имела баллистику 37-мм автоматической зенитной пушки обр. 1939 г. (61-К) и по своей бронепробиваемости не уступала 45-мм танковой пушке 20-К. Также она была более простой по конструкции и более технологичной в производстве, чем 45-мм пушка 20-К. Однако установка более тяжёлой башни с новым орудием ухудшила запас хода танка до 390 км и, что было более существенно, 37-мм пушка ЗИС-19 быстро теряла свои качества из-за сильного разгара ствола. К этому добавились проблемы со снятием с производства выстрелов для 37-мм противотанковой пушки обр. 1930 г. (1-К) и нехватка выстрелов для зенитки 61-К. В результате танк Т-60 с 37-мм пушкой на вооружение РККА и в серийное производство не принимался.
  • Т-60-2 был разработан весной 1942 года в конструкторском бюро завода № 37 под руководством Н. А. Попова. На стандартное шасси танка Т-60 установили новую башню с 45-мм пушкой ЗИС-19БМ конструкции В. Г. Грабина производства завода № 92. Новое орудие показало неплохие результаты по бронебойному действию и скорострельности, но из-за возросшей массы танка запас хода снизился до 330 км. В связи с принятием на вооружение лёгкого танка Т-70 работы по Т-60-2 были прекращены.
  • Т-60-З был разработан во второй половине 1942 года в конструкторском бюро завода № 37 под руководством Н. А. Попова. На стандартное шасси танка Т-60 установили модифицированную штатную башню с двумя крупнокалиберными пулемётами ДШК без крыши. Пулемёты имели большой угол возвышения и оснащались зенитным коллиматорным прицелом, что позволяло использовать танк для защиты частей на марше и в бою от атак с воздуха. Однако из-за неправильной установки зенитного прицела и крайне низкой эргономичности боевого места стрелка танк Т-60-З даже не был допущен к испытаниям.

Также рассматривалась возможность замены на серийных Т-60 20-мм пушки ТНШ-1 на её усовершенствованный вариант ТНШ-2 того же калибра. Последняя оказалась ненадёжной и на вооружение не принималась.

Машины на базе Т-60

Танк Т-60 послужил базой для самоходно-артиллерийских установок ОСУ-76 и БМ-8-24. Первая представляла собой полуоткрытую установку 76-мм дивизионной пушки ЗИС-3 на шасси Т-60. Установка на вооружение и в серийное производство не принималась вследствие наличия достаточного количества более удобных для экипажа и более удачных по конструкции СУ-76. БМ-8-24 представляла собой реактивную систему залпового огня, полученную комбинацией ранее разработанной для танковой базы Т-40 артиллерийской части и шасси Т-60 (так как Т-40 был снят с производства, а РСЗО на его базе хорошо себя зарекомендовали в боях). Артиллерийская часть БМ-8-24 состояла из 12 направляющих типа «балка», на которые сверху и снизу заряжались 24 82-мм реактивных снаряда М-8. Устройство управления огнём позволяло вести стрельбу залпом или с различным темпом выпускаемых снарядов[7].

Также небольшой серией в Румынии выпустили САУ TACAM, вооружённую трофейной 76-мм пушкой Ф-22 на базе трофейных же Т-60[7][17][18].

«Крылья танка»

Одним из самых необычных проектов использования Т-60 было предложение известного авиационного конструктора Олега Константиновича Антонова сделать под него буксируемый планёр одноразового применения для переброски танка по воздуху в составе воздушных десантов или для качественного усиления партизанских отрядов. В качестве самолёта-буксировщика предполагалось использовать либо устаревший четырёхмоторный тяжёлый бомбардировщик ТБ-3, либо современный двухмоторный дальний бомбардировщик Ил-4. После отцепки танк совершал посадку на небольшую площадку и после сброса крыльев и хвостового оперения мог непосредственно вступить в бой[4][7][17].

Летом 1942 года такой планёр был построен на одном из заводов в Тюмени. Он получил название АТ-1, А-40 или КТ («Крылья танка»). Планёр представлял собой бипланную крыльевую коробку с двухбалочным хвостовым оперением. Эта конструкция навешивалась на бронекорпус танка Т-60. Длина планёра составляла 12 м, размах крыльев — 18 м, площадь крыльевой коробки — 86 м², полётная масса — 2 т. Полётная масса танка предполагалась в 5,8 т и полезная нагрузка на крыло — 90 кгс/м²[4].

В августе—сентябре 1942 года планёр КТ был испытан в Лётно-исследовательском институте (ЛИИ) в г. Жуковский. Для облегчения планёра с Т-60 сняли башню, надгусеничные полки, фары и слили большую часть топлива. Экипаж такого облегчённого КТ состоял из одного человека, которым был известный лётчик-испытатель и планерист С. Н. Анохин. Буксировщиком для КТ послужил бомбардировщик ТБ-3 с форсированной модификацией двигателей АМ-34РН до 970 л. с. (713 кВт). Аэропоезд успешно взлетел, скорость полёта достигла 130 км/ч, а высота — 40 м; но затем у ТБ-3 стала резко возрастать температура воды в системе охлаждения двигателей. Аэропоезд стал снижаться, и из-за опасности перегрева моторов буксировщика его командир П. А. Еремеев принял решение отцепить планёр. Благодаря своему умению и мастерству С. Н. Анохину удалось посадить планёр невдалеке от подмосковного аэродрома Быково, завести мотор танка и, не сбрасывая крыльев, двинуться в направлении командного пункта аэродрома. Непредупреждённый об испытаниях необычного летательного аппарата, руководитель полётов аэродрома привёл в боевую готовность зенитную батарею и задержал Анохина. После прибытия представителей ЛИИ инцидент был исчерпан, а танк своим ходом вернулся на базу[17].

Испытания наглядно показали, что разработчик планёра не учёл дополнительное аэродинамическое сопротивление от гусениц танка и тросов, скрепляющих бипланную коробку. Как результат, было получено заниженное значение требуемой мощности двигателей самолёта-буксировщика[4]. В реальности КТ мог буксировать только современный четырёхмоторный стратегический бомбардировщик Пе-8, которых было выпущено около 80 штук. Эти машины использовались для глубинных рейдов против Германии и её союзников, рассчитывать на их выделение в качестве буксировщиков КТ было нереально[17]. В результате проект «Крылья танка» был закрыт.

Организационно-штатная структура

Ввиду катастрофических потерь материальной части в первой половине 1941 года, её быстрого восполнения в 1942 году и неоднократной смены взглядов на организационно-штатную структуру танковых частей единого её варианта для того периода просто не существует. Более того, ввиду замен в производстве одной модели лёгкого танка на другую, в организационно-штатной структуре (особенно в 1941 году) не указывается тип положенных по штату машин, а вместо этого используется только общее число лёгких танков, которые могли быть самых разнообразных типов — БТ-7, Т-26, Т-40 всех модификаций и Т-60.

Тем не менее, Т-60 использовались на всех уровнях организации танковых частей РККА — от отдельных танковых батальонов до танковых армий. В начальной фазе войны штаты неоднократно менялись: например, в отдельных танковых бригадах формирования конца августа — начала сентября 1941 года насчитывалось 64 лёгких танка (Т-40 или Т-60) из 93 положенных. В танковых бригадах формирования конца сентября общее число танков уменьшилось до 67, а ещё позже — до 46 машин (20 Т-40 или Т-60). Вскоре из-за нехватки материальной части пришлось сделать упор на формировании отдельных танковых батальонов численностью в 29 машин (9 средних и 20 лёгких). Однако к началу 1942 года, когда в некоторой степени была преодолена царившая с начала войны неразбериха во всех отношениях, появились чётко определённые штаты танковых частей. Вместо формировавшихся в большинстве случаев по принципу ad hoc отдельных танковых батальонов появилась возможность формировать пригодные для крупных наступательных действий танковые корпуса. Так, в марте 1942 года был утверждён штат танкового корпуса, по которому корпус должен был иметь 100 танков: 20 КВ-1, 40 Т-34 и 40 Т-60. Увеличившийся выпуск машин позволил в середине апреля 1942 года увеличить ровно в полтора раза численность корпуса — до 30 КВ-1, 60 Т-34 и 60 Т-60[19]. Однако уже с середины 1942 года вновь наступает некоторая неясность — в войска начинают поставляться новые лёгкие танки Т-70, и состав той или иной части начинает быть зависимым от времени и места формирования, наличия пополнений и т. п. факторов. Многие части в конце 1942 — начале 1943 года эксплуатировали совместно как Т-60, так и Т-70. В 1943 году после снятия Т-60 с производства в качестве лёгкого танка официально утверждается только Т-70. Уцелевшие «шестидесятки» начинают эксплуатироваться в самых разных частях и подразделениях стрелковых, механизированных, танковых и самоходно-артиллерийских войск РККА.

Т-60 за рубежом

Лёгкие танки Т-60 состояли на вооружении Войска польского. В 1945 году за ним числилось три танка этого типа. Гораздо большее число «шестидесяток» в качестве военных трофеев служило в вермахте. В отличие от часто ломавшихся Т-34 (и тем более КВ-1) выпуска 1941—1942 гг. с дизельными двигателями, надёжный бензиновый Т-60 с его достаточно широко распространёнными автомобильными узлами и агрегатами (немалое количество грузовиков производства ГАЗ эксплуатировалось на захваченных немцами территориях) вполне удовлетворял вермахт в качестве быстроходного бронированного тягача противотанковых пушек. Иногда у захваченных «шестидесяток», используемых в качестве тягачей, немцы снимали башню. Некоторое количество трофейных Т-60 было передано Румынии, где их шасси использовались для создания САУ TACAM[7].

Боевое применение

Впервые в бой Т-60 пошли в сентябре 1941 года в составе 10-й танковой бригады, действовавшей в Полтавской области. В больших количествах они участвовали в сражениях 1941—1943 гг., начиная с битвы за Москву и заканчивая полной деблокацией Ленинграда в январе 1944 года. Особенно была велика роль Т-60 при обороне Москвы — вследствие катастрофических потерь материальной части и эвакуации танковых заводов уровень выпуска средних и тяжёлых танков резко упал, не покрывая даже самой минимальной потребности РККА в этих боевых машинах. Как результат, они замещались более лёгкими «шестидесятками». В ходе парада 7 ноября 1941 года по Красной площади прошло 48 взятых из резерва Т-60. После парада они были сразу направлены на фронт. 13 декабря 1941 года, уже после начала контрнаступления советских войск, первые выпущенные в Горьком Т-60 приняли участие в боях под Москвой[4][7].

В ходе кампании 1942 года Т-60 использовались на всех фронтах, начиная от блокадного Ленинграда и заканчивая потерянным Крымом. В блокадный Ленинград «шестидесятки» доставлялись речным путём, замаскированными на баржах с углём, которые не вызывали у господствовавшей в воздухе немецкой авиации особого интереса. Таким образом незаметно для противника было осуществлено перемещение 61-й танковой бригады. Т-60 активно применялись во время всех фаз Сталинградского сражения и его трагического для РККА пролога — Харьковской операции. Потери были высоки, так как к тому моменту немецкие противотанковые орудия, танки и САУ намного превосходили по классу Т-60. Вполне естественно, что советские танкисты из-за лёгкой брони и вооружения не слишком жаловали Т-60, называя его «БМ-2» — «братская могила на двоих» (впрочем, «братскими могилами» называли все танки). С другой стороны, к Т-60 практически не было эксплуатационных претензий, что было более чем частым явлением применительно к Т-34 и КВ-1. Были и танкисты, которым Т-60 нравился — например, «шестидесятки» 91-й танковой бригады носили такие названия, как «Грозный», «Орёл», «Смелый». Уже к концу 1942 года Т-60 стали постепенно убирать с передовой по мере насыщения войск Т-34, выпуск которых многократно возрос, и новой более боеспособной моделью лёгкого танка Т-70[7].

Историк Алексей Исаев указывает в своей книге,[20] что в поединках с Pz.III и Pz.IV образца сентября 1942 г. боевая ценностьТ-60 была ничтожной. И без того слабое вооружение Т-60 отказывало в запыленном степном воздухе под Сталинградом. Так, в отчете о боевых действиях 45-й танковой бригады 4-го танкового корпуса отмечалось: «20-мм пушка ШВАК на танках Т-60 в большинстве случаев в бою не используется, так как после нескольких выстрелов выходит из строя». Иными словами, подчеркивает Исаев, Т-60 фактически становился пулеметной «самкой», причем оснащенной всего одним пулеметом с дисковым питанием.

Т-60 продолжали активно использоваться в течение следующего 1943 года. «Звёздным часом» «шестидесятки» стал прорыв блокады Ленинграда, начавшийся 12 января 1943 года. Тогда в бой пошла упоминавшаяся выше 61-я танковая бригада вместе с 86-м и 118-м отдельными танковыми батальонами. Эти части действовали в первом эшелоне 67-й армии, и за первый день, форсировав Неву, они захватили плацдарм глубиной 2—3 км. При этом использовались только лёгкие танки, поскольку именно они обладали самым необходимым преимуществом в тот момент — низким удельным давлением на опорную поверхность. Это позволило советским машинам пройти Неву по льду без подготовки. Средние и тяжёлые танки сумели вступить в бой только на следующий день, когда инженерно-сапёрные части подготовили усиливающий настил для их перехода через Неву. Танки 61-й бригады первыми соединились с частями Волховского фронта, и за этот успех она получила звание гвардейской. О недостатках и достоинствах Т-60, а также мужестве его экипажа в составе командира лейтенанта Д. И. Осатюка и механика-водителя старшины И. М. Макаренкова в ходе этих боёв свидетельствует следующий фрагмент из книги «Танкисты в сражении за Ленинград»[7]:

Вырвавшись вперёд, на рассвете 18 января у Рабочего посёлка № 5, они заметили три танка. Волховцы хотели выскочить из машины, бежать навстречу, но увидели, что это гитлеровские танки идут в контратаку. Что делать? Начинать поединок с врагом на своей малютке, имеющей 20-мм пушку, — бессмысленно. Решение созрело мгновенно. Командир танка подал команду механику-водителю: «Отходи к той роще, на опушке которой заняли огневые позиции наши орудия!»

Танк, маневрируя, делая неожиданные и резкие повороты, ускользал от огня гитлеровских танков, а Осатюк вёл по ним огонь, пытался ослепить, оглушить врага. Дуэль продолжалась несколько минут. Были моменты, когда казалось, что вот-вот бронированные чудовища настигнут, навалятся и раздавят. Когда до рощи оставалось около 200 метров, машина Осатюка резко повернула налево. Головной гитлеровский танк также развернулся, но попал под огонь наших орудий и запылал. Затем был подбит и второй танк, а третий покинул поле боя.

«Теперь, Ванюша, вперёд!» — приказал командир водителю. Догнав свою роту, они увидели интересную картину — танкисты загнали пехоту противника в огромный котлован. Гитлеровцы упорно сопротивлялись, забрасывали наши танки гранатами. Было ясно, что медлить нельзя, фашисты успеют окопаться. Осатюк приказывает Макаренкову накатать след к обрыву, проложить колею. Затем танк, набирая скорость, устремился к котловану, пролетел в воздухе и врезался в фашистов.

«Молодец! — крикнул лейтенант — Теперь действуй!». Машина на большой скорости понеслась по дну котлована, уничтожая гитлеровцев огнём и гусеницами. Сделав несколько кругов, танк сбавил ход, вышел на середину котлована и остановился. Всё было кончено. Подошли свои.

За этот бой экипаж в полном составе был удостоен званий Героя Советского Союза. Приблизительно так же об успехах Т-60 против вражеской пехоты говорит М. Е. Катуков в своих мемуарах[7]. Вообще же Волховский и в особенности Ленинградский фронты сохраняли большое количество старых машин в своих рядах вплоть до 1944 года включительно. В операции по окончательному снятию блокады Ленинграда участвовали БТ-7, единичные Т-38 и Т-28, КВ-1 первых выпусков и большое количество Т-60, которые на других фронтах уже не были танками первой линии и выполняли другие функции. Например, почти четверть (21 из 88) танков 1-й танковой бригады Ленинградского фронта были именно «шестидесятки».

Участвовали Т-60 и в Курской битве. Так, в составе 1 танковой армии имелось 18 танков этого типа, в составе 86 танковой бригады (Воронежский фронт, 38 армия) — 15 танков.

Начиная с конца 1942 года, в войска стало поступать всё больше и больше новых танков Т-34 и Т-70. Как следствие, более слабые Т-60 стали переводить на самую разнообразную работу: сопровождение и охранение войск на марше, разведка боем, уничтожение бандитов и диверсантов в тылу. Они использовались в качестве командирских машин частей самоходной артиллерии, оснащённых самоходками СУ-76, и как учебные танки в тылу. Также «шестидесятки» применялись как артиллерийские тягачи для противотанковых пушек ЗИС-2 и дивизионных ЗИС-3. В этом качестве уцелевшие Т-60 прослужили до конца Великой Отечественной войны и приняли участие в разгроме Квантунской армии имперской Японии в августе 1945 года. Вскоре после окончания Второй мировой войны Т-60 были сняты с вооружения РККА и отправлены в металлолом[7]. Все ныне существующие музейные Т-60 (за исключением прототипа в Кубинке) были найдены подбитыми на поле боя.

Интересные факты о Т-60

  • Немецкие войска прозвали Т-60 «неистребимой саранчой»[7].
  • Герой Советского Союза Ирина Николаевна Левченко прошла боевой путь от командира Т-60 до командира подразделения этих танков[9].
  • Н. А. Астрову пришлось уговаривать конструктора авиационного вооружения Шпитального, «человека довольно вельможного», чтобы разработать танковый вариант авиапушки ШВАК[9].
  • Боевые легкобронированные машины, вооружённые малокалиберной автоматической пушкой и пулемётом, широко представлены в современных армиях; концепция, представителем которой был Т-60, вполне здравствует и поныне.
  • Лёгкий танк № 164 Т-60 упоминавшегося выше в статье Д. И. Осатюка, одним из первых пробившийся на Большую Землю, пережил войну и с марта 1947 года экспонировался в Музее обороны Ленинграда. Однако после ликвидации музея этот танк бесследно исчез[21].
  • В 1943 году дети Омской области собрали деньги на лёгкий танк Т-60 - «Малютка». Его механиком-водителем была одна из девятнадцати женщин-танкистов РККА сержант Екатерина Алексеевна Петлюк.

Оценка проекта

Лёгкий танк Т-60 по совокупности своих тактико-тактических характеристик можно было бы рассматривать как вынужденный шаг назад в советском танкостроении, как в общем плане, так и в классе лёгких танков. Тенденцией предвоенного периода в советском танкостроении было общее увеличение огневой мощи и защищённости всех классов танков, однако Т-60 по сравнению с предвоенным лёгким танком непосредственной поддержки пехоты Т-50 явно проигрывал в этих компонентах. С другой стороны, лёгкий танк-разведчик по типу Т-40 должен быть плавающим в системе вооружений РККА, но Т-60 потерял эту возможность. Таким образом, Т-60 оказался посередине между Т-40 и Т-50 как по массогабаритной классификации, так и по предполагаемому применению, не имея преимуществ ни того, ни другого. Однако «шестидесятка» была большим шагом вперёд в другом отношении.

Значительная часть потерь танковых войск РККА летом 1941 года носила небоевой характер. Изношенные старые танки Т-26 и БТ вместе с недоведёнными Т-34 и КВ во время сверхфорсированных маршей ломались и бросались на захваченной врагом территории, в результате глубоких прорывов вермахта некоторые танки были захвачены даже на железнодорожных платформах — их не успели выгрузить для вступления в бой или эвакуировать в тыл для ремонта. Качество поступающих с заводов конструктивно неотработанных новых Т-34 и КВ-1 резко упало вследствие призыва большого количества опытных рабочих и замены их на женщин и подростков вместе с требованиями максимального увеличения их выпуска. В результате даже весной 1942 года рапорты из войск свидетельствовали о недопустимо большом проценте вышедших из строя по техническим причинам и оставленных на территории противника танков типов Т-34 и КВ-1. Положение усугублялось эвакуацией на восток основных танковых заводов страны — Харьковского № 183 и Ленинградского им С. М. Кирова, что привело к резкой нехватке танков уже осенью 1941 года.

Поэтому проведённая в предвоенные годы большая работа коллективом завода № 37 под руководством Н. А. Астрова по совершенствованию малых и лёгких танков способствовала созданию в максимально короткий срок надёжной, дешёвой, технологичной и в целом боеспособной машины, которой и стал Т-60. «Шестидесятки» могли выпускаться на заводах, которые не могли производить более сложные Т-34. Максимальное использование уже отлаженных в производстве автомобильных узлов и агрегатов повышало надёжность и ремонтопригодность танков в условиях крайней нехватки опытных механиков-водителей и квалифицированных специалистов по ремонту танковых двигателей в полевых условиях. Как результат, потери танков Т-60 в большей степени были уже боевыми. Именно это и послужило причиной высокой оценки танка И. В. Сталиным[22]. Около 6000 выпущенных Т-60 позволили Красной армии продержаться до того момента, когда эвакуированные заводы наладили массовый выпуск более мощных боевых машин.

По сравнению с зарубежными образцами, лёгкий танк Т-60 был вполне на уровне практически равноценного ему по вооружению и бронированию немецкого «одногодка» PzKpfw II Ausf F. Хотя последний имел более мощный двигатель и одним членом экипажа больше, что давало PzKpfw II Ausf F ряд преимуществ, он же был в полтора раза тяжелее Т-60 и не имел рационального угла наклона лобовых листов. Примечательно, что немецкие проекты оснастить весьма близкий по массе к Т-60 лёгкий танк PzKpfw I Ausf B 20-мм пушкой оказались неудачными, и советская машина в рамках категории по массе в 5—7 тонн выглядит весьма достойно среди немецких, итальянских и японских соперников. Бронирование Т-60 вполне адекватно для защиты от крупнокалиберных пулемётов, а лобовая броня благодаря рациональному углу наклона с определённой вероятностью способна выдержать и попадания 20-мм снарядов (и даже низкоскоростных 37-мм от японских танковых пушек). 20-мм пушка ТНШ, в свою очередь, была способна справиться с любой лёгкой бронетехникой противника. Кроме того, Т-60 гораздо меньше страдал от проблем с эргономикой, характерных для советских танков того периода. Подводя итог, можно сказать, что в своём классе Т-60 был среди лучших образцов, но на европейском театре боевых действий к 1942 году время таких машин безвозвратно ушло, и только исключительные и трагичные для СССР обстоятельства вызвали его появление к жизни. Вполне естественно, что неравная борьба Т-60 против превосходящих по классу боевых машин противника и, как следствие, тяжёлые их потери сказались соответствующим образом на репутации танка. Однако в более поздней литературе[4][7] детище Н. А. Астрова получило вполне адекватную оценку.

Сохранившиеся экземпляры

По состоянию на 2014 год известно о по крайней мере шести сохранившихся экземпляров танка.

Т-60 в массовой культуре

Компьютерные игры

Т-60 фигурирует в достаточно большом количестве компьютерных игр разнообразных жанров в симуляторах бронетанковой и авиатехники (в качестве цели), стратегиях реального времени и пошаговой стратегии «Panzer General III». В её редакции «Scorched Earth», где действие разворачивается на Восточном фронте, игрок может комплектовать с весны 1942 года советские части (как разведывательные, так и танковые) танком Т-60.

Т-60 можно увидеть и в отечественных играх, в частности, в стратегиях реального времени «Блицкриг», «Сталинград», «Sudden Strike», «В тылу врага 2» «Вторая мировая»".

Т-60 можно увидеть в модификации «Освобождение 1941-45» (Liberation mod) для Operation Flashpoint: Resistance;

Т-60 также используется в игре Red Orchestra: Ostfront 41-45 в жанре тактического шутера с видом от первого лица, выпущенной компанией Tripwire Interactive в 2006 году.

Т-60 введён в компьютерных MMO играх World of Tanks и War Thunder.

Стоит отметить, что отражение тактико-технических характеристик бронетехники и особенностей её применения в бою во многих компьютерных играх часто далеко от реальности.

Модели Т-60

Масштабные копии Т-60 выпускаются рядом фирм-производителей модельной продукции. Однако во многих регионах России практически единственным доступным вариантом является только пластмассовая сборная модель-копия Т-60 фирмы «Макет» в масштабе 1:35. До начала 2000-х годов модель Т-60 в том же масштабе выпускала известная фирма-производитель модельной продукции «Звезда». Однако набор отличался крайне низким качеством изготовления, очень плохо раскупался и был снят с производства. Чертежи для самостоятельной постройки модели неоднократно публиковались в журналах «Моделист-конструктор», «М-Хобби», «Бронеколлекция» и др. В 2015 году модель вышла в серии «Сборка без клея 1/100» фирмы «Звезда».

Напишите отзыв о статье "Т-60"

Примечания

  1. Отечественные бронированные машины. ХХ век. — Т. 2. — С. 122.
  2. 1 2 3 [engine.aviaport.ru/issues/40/page52.html "Двигатель" №4 (40) 2005 г. ТУРБУЛЕНТНОСТЬ, ВИХРИ И ЖГУТЫ]
  3. 1 2 3 [bronetehnika.narod.ru/t60/t60.html Легкий танк Т-60]
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 Желтов И. Г. и др. Советские малые и лёгкие танки 1941—1945 гг.
  5. В ряде источников указываются несколько иные цифры: чуть более 6000 шт.
  6. Наталья Гордеева. [www.vesti.ru/doc.html?id=449415 Под Волгоградом нашли редчайший образец боевой техники]. Вести.ру (1 мая 2011). Проверено 1 мая 2011. [www.webcitation.org/613REKgF2 Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  7. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 Прочко Е. И. Лёгкие танки Т-40 и Т-60.
  8. Свирин М. Н. Броневой щит Сталина. История советского танка. 1937—1943.
  9. 1 2 3 4 5 [armor.kiev.ua/Tanks/WWII/T40/from40to70.html Выдержки из мемуаров Н. А. Астрова]
  10. Также надо отметить, что ещё до этого конструкторы завода № 37 сделали немало проработок сухопутных машин, которые пригодились при работе над 0-60.
  11. Или Т-60Ш — Т-60 с пушкой ШВАК.
  12. 1 2 3 Ю. Пашолок Т-60 и машины на его базе. Тактикал Пресс, 2013, ISBN 978-5-906074-07-2
  13. Свирин М. Н. Артиллерийское вооружение советских танков 1940—1945.
  14. Частный ответ М. Н. Свирина по бронепробиваемости ТНШ [forums.games.1c.ru/?type=thread&msgid=1896881]
  15. ГАБТУ Красной Армии. ПАМЯТКА ТАНКИСТАМ по борьбе наших танков с танками врага. — М.: Воениздат НКО СССР, 1942.
  16. Георгий Члиянц. [www.qrz.ru/articles/detail.phtml?id=234 Отечественная войсковая приёмо-передающая техника].
  17. 1 2 3 4 Шунков В. Н. Оружие Красной Армии. — Мн.: Харвест, 1999.
  18. В некоторых источниках также упоминается вооружение САУ TACAM 76-мм трофейной пушкой ЗИС-3 или 105-мм гаубицей.
  19. Желтов И. Г. и др. Неизвестный Т-34.
  20. Исаев А. В. Сталинград. За Волгой для нас земли нет. — М.: Яуза, Эксмо, 2008.
  21. [battlefront.ru/tank8.htm Лёгкий танк Т-60]
  22. И. В. Сталин был известен тщательным вниманием к проблемам советского танкостроения, и ему принадлежит ряд важных и даже определяющих решений в этой отрасли, см.:
    • Желтов И. Г. и др. Неизвестный Т-34.
    • [armor.kiev.ua/Tanks/BeforeWWII/PT1/PT1.html Показ танка в Хамовниках]
  23. [www.moe-online.ru/news/view/317614.html В Нововоронеже появится памятник летающему танку] // Моё!

Литература

  • Прочко Е. И. Лёгкие танки Т-40 и Т-60. — 1997. — (Бронеколлекция № 4 / 1997).
  • Желтов И. Г., Павлов И. В., Павлов М. В., Солянкин А. Г. Неизвестный Т-34. — М.: Экспринт, 2001. — 184 с. — ISBN 5-94038-013-1.
  • Желтов И. Г., Павлов И. В., Павлов М. В., Солянкин А. Г. Советские малые и лёгкие танки 1941—1945 гг. — М.: Цейхгауз, 2005. — 48 с. — ISBN 5-94038-113-8.
  • Шунков В. Н. Красная Армия. — Мн.: Харвест, 1999. — 544 с. — 5000 экз. — ISBN 985-433-469-4.
  • Карпенко А. В. Обозрение отечественной бронетанковой техники (1905—1995 гг.). — СПб: Невский Бастион, 1996.
  • Свирин М. Н. Броневой щит Сталина. История советского танка. 1937—1943. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. — 448 с. — ISBN 5-699-16243-7.
  • Свирин М. Н. Артиллерийское вооружение советских танков 1940—1945. — М.: Экспринт, 1999. — (Армада-Вертикаль № 4).
  • Замулин В. Н. Курский излом. Решающая битва Отечественной войны. — М.: Яуза, Эксмо, 2007. — 960 с. — 5000 экз. — ISBN 5-699-18411-2.
  • Жаркой Ф. М. [otvaga2004.ru/voyennaya-biblioteka/ Танковый марш.] Изд. 3-е: МВАА. — СПб., 2011.
  • Солянкин А.Г., Павлов М.В., Павлов И.В., Желтов И.Т. Отечественные бронированные машины. ХХ век. — ЭКСПРИНТ, 2005. — Т. 2. — 448 с.

См. также

  • Семейство советских лёгких танков конструкции Н. А. Астрова: Т-40, Т-70, Т-80
  • Дальнейшее развитие советского лёгкого танка: ПТ-76
  • Танки вермахта аналогичного назначения PzKpfw II и массогабаритной категории PzKpfw I, итальянский лёгкий танк L6/40 и японский лёгкий танк «Ха-Го»

Ссылки

  • Сайт The Russian Battlefield
    • [www.battlefield.ru/t60.html Легкий танк Т-60: история создания, боевое применение и модификации]
    • [www.battlefield.ru/photos/category/46-t60.html Т-60: фотографии]
    • [www.battlefield.ru/20mm-tnsh.html 20-мм танковая пушка ТНШ]
  • [armor.kiev.ua/Tanks/WWII/T60/ Лёгкий танк Т-60]. Броне-сайт Чобитка Василия. [www.webcitation.org/613RHfO4w Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
    • [armor.kiev.ua/Tanks/WWII/T40/from40to70.html Выдержки из мемуаров Н. А. Астрова]
    • [armor.kiev.ua/Tanks/WWII/T60/2/ Выдержка из брошюры И. Г. Желтова с соавторами]
    • [armor.kiev.ua/Tanks/WWII/T60/t60.php Выдержка из книги В. Н. Шункова]
    • [armor.kiev.ua/Tanks/WWII/T60/1/ Анализ источников информации по Т-60, Сорокин А.]
  • [legion-afv.narod.ru/Light-USSR.html Фотографии сохранившихся лёгких советских танков]
  • [www.membrana.ru/articles/technic/2003/01/09/203400.html?wire=mainsection Крылья Советов: летающий танк на службе в Красной Армии]
  • [opoccuu.com/t-60.htm Т-60] от Вездехода Пороховщикова

Отрывок, характеризующий Т-60

– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.