Украинская автокефальная православная церковь в диаспоре

Украи́нская Автокефа́льная Правосла́вная Це́рковь в Диа́споре (укр. Українська Автокефальна Православна Церква в Діаспорі) — украинская эмигрантская православная юрисдикция в составе Константинпольского Патриархата, которая действует на территории в Великобритании, Западной Европе, Австралии и Новой Зеландии.

Разделена на две епархии: Великобританско-Западноевропейскую с кафедрой в Преображенском соборе в Лондоне и Австралийско-Новозеландскую (кафедрального собора нет).

Возводит свою историю к УАПЦ, возрождённой во время немецкой оккупации Украинской ССР. В 1995 году принята в юрисдикцию Константинопольского Патриархата.

История

После оккупации Украины во время Великой отечественной войны Митрополит Варшавский Дионисий самочинно распространил свою юрисдикцию на оккупированные украинские земли. В своём меморандуме немецким гражданским властям от 15 июля 1942 Митрополит Дионисий выразил взгляд, что согласно томосу Константинопольского Патриарха его Поместная Церковь является наследницей древней Киевской Митрополии в её канонической функции до 1686 года, когда она была переподчинена Московскому Патриархату.

8-10 февраля 1942 года в Пинске проходит самочинный «Собор автокефальных украинских епископов» в составе Поликарпа (Сикорского) и Александра (Иноземцева), которые рукополагают трёх «архиереев».

Второе возрождение УАПЦ в начале 1942 года на территории Украины оказалось недолговечным — уже осенью 1943 года епископы и священники УАПЦ начинают переезжать в Варшаву, а летом 1944 уже в Германию.

Митрополит Поликарп, который летом 1945 года находился в Ганновере, созвал первое совещание епископов, которая состоялась 16 июля 1945 года в городе Бад-Киссинген. На этом совещании было принято постановление дальнейшем действовать как иерархический орган Украинской Автокефальной Православной Церкви в эмиграции.

25-26 августа 1947 года в городе Ашаффенбург проходит съезд, который созвали сторонники первого возрождения УАПЦ; делегаты съезда (7 священников и 60 мирян) объявили всех епископов УАПЦ отступниками и призвали перейти в юрисдикцию Иоанна (Теодоровича); так была создана «Украинская Автокефальная Православная Церковь (Соборноправная)». Иоанн (Теодорович) отказался иметь дело с «соборноправной» юрисдикцией, однако новую юрисдикцию возглавил прибывший 17 октября 1947 года в Ашафенбург епископ Григорий (Огийчук).

Так летом 1949 года УАПЦ в Диаспоре насчитывала около 60 приходов, 20.000 верующих, 127 свяшенников и 20 диаконов. Приходы в послевоенной Германии развивали церковную жизнь. В Мюнхене существовали Богословский Научный Институт и Богословско-Педагогическая Академия, где преподавали украинские учёные и богословы. Германия, впрочем, была для многих беглецов только перевалочной станцией. С 1948 года тысячи украинских крестьян искали убежища в США, Канаде, Австралии, Новой Зеландии, Южной Америке. В связи с переселением православных Украинская из Германии в 1946—1951 годы эмигрировала и большая часть епископов и духовенства. В 1950 году закралась их богословская академия.

С иерархии УАПЦ в Европе остались только Митрополит Поликарп (Сикорский) во Франции с центром в Ольне-су-Буа под Парижем (от мая 1950, к тому находился в Германии в украинском лагерях Гронау и Гайденау) и архиепископ Никанор (Абрамович) в городе Карлсруэ.

В юрисдикции митрополита Поликарпа остались церковные общины УАПЦ во Франции, Бельгии, Англии, Австрии, Австралии и других заокеанских странах. Архиепископ Никанор руководил всеми приходами в Германии. На церковном Соборе УАПЦ в Париже 15-16 сентября 1952 года архиепископ Никанор был возведён в сан митрополита и избран заместителем митрополита УАПЦ. Митрополиту Поликарпу по его большие заслуги перед УАПЦ Собор предоставил титул «Его Блаженство, Блаженнейший Митрополит Поликарп».

После смерти Митрополита Поликарпа 22 октября 1953 года Архиепископ Никанор приступил к управлению УАПЦ в диаспоре. 28 октября того же года в Париже состоялся Чрезвычайный Собор УАПЦ, на котором Митрополит Никанор был избран Первоиерархом УАПЦ. Это избрание было утверждено на Первом Соборе Митрополии УАПЦ, состоявшегося 16-18 декабря 1956 в Карлсруэ. На Соборе был принят Устав УАПЦ. Были выбраны управляющие органы и на заместителя Митрополита был избран архиепископ Мстислав (Скрипник).

После смерти Митрополита Никанора с 20 на 21 марта 1969 состоялся Чрезвычайный Собор УАПЦ 12-14 сентября 1969 года в Оттобуне близ Мюнхена, на котором «архиепископ Нью-Йоркский, бывший Епископ Переяславский и Викарий Митрополита Киевского» Мстислав, был избран Первоиерархом УАПЦ в диаспоре, что означало утрату данной юрисдикцией фактической самостоятельности. Мстислав (Скрипник) скончался 11 июня 1993 года.

На Седьмом Соборе УАПЦ в диаспоре с 8 по 10 апреля 1994 при Соборе святого Архистратига Михаила в городе Генк, Бельгия, епископ Константин (Буган) был избран петвоиерархом УАПЦ в диаспоре с титулом «Блаженнейший Митрополит Украинской Автокефальной Православной Церкви в диаспоре».

12 марта 1995 года Патриарх Варфоломей I в своей речи подтвердил принятие всех православных украинцев в диаспоре под его юрисдикцию. Таким образом данная юрисдикция обрела канонический статус.

Первоиерархи УПЦ в диаспоре

• Поликарп (Сикорский) (16 июля 1945 — 26 июля 1953)
• Никанор (Абрамович) (22 октября 1953 — 21 марта 1969)
• Мстислав (Скрипник) (сентябрь 1969 — 11 июня 1993)
• Константин (Баган) (15 октября 1993 — 21 мая 2012)
• Антоний (Щерба) (с 14 ноября 2012 года)

Ссылки

• www.uaoc-diaspora.com/ официальный сайт
• [www.hierarchy.religare.ru/h-orthod-uapcevr.html Украинская Автокефальная Православная Церковь в Европе] на сайте «Иерархия литургических церквей»

Отрывок, характеризующий Украинская автокефальная православная церковь в диаспоре

Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Феодоровны, встречая важного и чиновного князя Василия, первого приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла несколько дней, у нее был грипп , как она говорила (грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими). В записочках, разосланных утром с красным лакеем, было написано без различия во всех:
«Si vous n'avez rien de mieux a faire, M. le comte (или mon prince), et si la perspective de passer la soiree chez une pauvre malade ne vous effraye pas trop, je serai charmee de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures. Annette Scherer».
[Если y вас, граф (или князь), нет в виду ничего лучшего и если перспектива вечера у бедной больной не слишком вас пугает, то я буду очень рада видеть вас нынче у себя между семью и десятью часами. Анна Шерер.]
– Dieu, quelle virulente sortie [О! какое жестокое нападение!] – отвечал, нисколько не смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках, при звездах, с светлым выражением плоского лица. Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.
– Avant tout dites moi, comment vous allez, chere amie? [Прежде всего скажите, как ваше здоровье?] Успокойте друга, – сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.
– Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь?
– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.
– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d'artifice commencent a devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est allie aux Montmorency par les Rohans, [Кстати, – виконт Мортемар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbe Morio: [аббат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что то и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что l'imperatrice mere [императрица мать] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C'est un pauvre sire, ce baron, a ce qu'il parait. [Этот барон, кажется, ничтожная личность.] – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.