УЛИПО

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

УЛИПО (фр. OULIPO, сокращение от Ouvroir de littérature potentielle — Цех потенциальной литературы) — объединение писателей и математиков, поставившее своей целью научное исследование потенциальных возможностей языка путём изучения известных и создания новых искусственных литературных ограничений, под которыми понимаются любые формальные требования к художественному тексту (например, определённый стихотворный размер или отказ от использования некоторых букв). Основано в Париже в 1960 году математиком Франсуа Ле Лионне и писателем Раймоном Кено. Среди наиболее известных участников объединения — литераторы Жорж Перек, Итало Кальвино, Жак Рубо, художник Марсель Дюшан.





Члены группы

Примеры литературных приёмов

  • Сдвиг <math>S+7</math>. Осуществляется с помощью произвольного орфографического или толкового словаря. Каждое существительное исходного текста (в качестве оного может использоваться любое литературное произведение) заменяется другим существительным. Последнее должно являться седьмым существительным в выбранном словаре, считая от заменяемого слова. Возможны модификации приёма (использование других частей речи, сдвиги <math>S+2</math>, <math>S-3</math> и т. п.).
  • Определительная литература. В исходном тексте каждое существительное заменяется на своё определение в заранее выбранном толковом словаре. К полученному тексту данная процедура может быть применена повторно и т. д.

Примечательные работы

  • Книга Раймона Кено «Сто тысяч миллиардов стихотворений» (Cent Mille Milliards de Poèmes, 1961). Представляет собой сборник из десяти сонетов. Каждый сонет напечатан на отдельном листе, разрезанном на 14 полос так, что на отдельную полосу попадает одна строка стихотворения. По-разному комбинируя строки, читатель может получить указанное на обложке число сонетов (<math>10^{14}</math>), не лишённых смысла и написанных по всем правилам стихосложения.
  • Детективный роман Жоржа Перека «Исчезание» (La Disparition, 1969). В этом 300-страничном произведении Перек ни разу не использовал букву e — самую частую во французском языке. (В русском переводе романа, вышедшем в 2005 году, отсутствует буква о, одна из наиболее часто употребляемых русских букв).

Напишите отзыв о статье "УЛИПО"

Ссылки

  • [www.vavilon.ru/metatext/mj54/oulipo.html УЛИПО. Обзор Валерия Кислова] // «Митин журнал», 1997, №54
  • Татьяна Бонч-Осмоловская. [magazines.russ.ru/nlo/2002/57/tbono.html Литературные эксперименты группы «УЛИПО»] // «Новое литературное обозрение», 2002, №57
  • Татьяна Бонч-Осмоловская. [magazines.russ.ru/ural/2002/6/osmol.html Поэтика «Ста тысяч миллиардов стихотворений» Раймона Кено] // «Урал», 2002, №6
  • Татьяна Бонч-Осмоловская. [samlib.ru/w/wasilxewa_tatxjana/oblavt-tdoc.shtml «Сто тысяч миллиардов стихотворений» Раймона Кено в контексте литературы эксперимента] // Автореферат кандидатской диссертации, РГГУ, 2003


Отрывок, характеризующий УЛИПО

– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.