УНОВИС

УНОВИС («Утвердители нового искусства») — авангардное художественное объединение, созданное К. С. Малевичем в Витебске.

История

Манифест УНОВИСа был опубликован Казимиром Малевичем в витебском журнале «Искусство» в 1921 году.

Объединение представляло собой ранний пример арт-группировки нового типа, созданной — что характерно для российского постреволюционного десятилетия — на базе госучреждения. Возникла эта группировка после того, как ректор новосозданной Народной художественной школы (позднее — Свободных художественных мастерских и, наконец, Витебского художественно-практического института) В. М. Ермолаева пригласила в 1919 Малевича для руководства живописной мастерской. Создатель супрематизма, приехав в Витебск, сплотил вокруг себя группу учеников (Л. М. Лисицкий, Е. М. Магарил, Н. М. Суетин, Л. М. Хидекель,Илья Чашник, Д. Якерсон, Л. А. Юдин, Н. И. Коган и др.), в число которых вошла и сама Ермолаева. Они устраивали выставки-обсуждения работ преподавателей и учеников, философские диспуты, активно участвовали в оформлении города к революционным праздникам. Впрочем, лояльность и даже «революционность» «уновисов» была политическим фасадом их супрематически-конструктивистской программы, полной независимого эстетического мистицизма, нацеленного на «создание чистого живописного образа» (как воплощения «нового сознания»), а не «утилитарных необходимостей» (Малевич, статья Уновис, 1921). Разного же рода дизайнерские разработки, в том числе и наглядный агитпроп, служили лишь педагогическими моделями этого идеала. По хронике Уновиса, составленной членом творкома И. Т. Гаврисом, видна активная работа новой творческой витебской организации: «17 января 1920. Организационное заседание группы молодых кубистов. 19 января. Группа названа „Молпосновис“, молодые последователи нового искусства. 28 января. Слияние младшей группы со старшей, название „Посновис“. Работа по репетированию и писанию декораций для оперы А. Кручёных „Победа над солнцем“ и супрематического балета. Митинги в мастерских и общий в школе о новом искусстве. 3 февраля. Принята программа занятий в мастерских Посновиса. 6 февраля. Выступление Посновиса с митингом-спектаклем („Победа над солнцем“. супрематический балет). 14 апреля. Ввиду того, что коллектив является не только последователем нового, но и его революционным учредителем, название установить Уновис — утвердителей нового искусства…». Родившуюся спустя неделю дочь К. Малевич назвал Уной. Чёрный квадрат являлся эмблемой членов Уновиса, его пришивали к рукаву.

Уновис поставил также «Войну и мир» В. Маяковского, собирался инсценировать «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Уновис устраивал художественные выставки и конференции, публиковал статьи своих членов.

В 1920 открылся филиал «Уновиса» в Смоленске (под руководством польских художников, супругов В.Стржеминского и Е.Кобро), а также филиалы в Москве, Перми, Саратове и некоторых других городах. Но уже достаточно быстро — в связи с реорганизацией Наркомпроса и его анти-авангардным сдвигом «вправо» — условия работы резко ухудшились. Да и в бытовом плане в Витебске жить стало трудно. В объяснительной записке И. Т. Гавриса, ставшего после Веры Ермолаевой исполняющим обязанности ректора художественной школы, сказано: «Все иногородние преподаватели решили на почве голода бежать из Витебска… Преподаватели голодали, у Малевича на почве недоедания развился туберкулёз. Были проданы собственные необходимые вещи. Поддержки и инструктажа как от Главпрофобра, так и губпрофобра и профорганов не было. Институт был оставлен на произвол судьбы. Группа руководителей — Коган, Носков, Малевич — вместе с Ермолаевой бежали в Петроград, так как надежды на улучшение материального положения не было. Центр на запросы не отвечал…»

В мае 1922 года состоялся первый и последний выпуск учебного заведения, из 10 выпускников 8 были членами Уновиса. Н. Суетин, Л. Хидекель, И. Чашник, Л. Юдин и Н. Коган вместе с несколькими студентами младших курсов летом 1922 года уехали в Петроград. Витебская группа вошла в структуры созданного и руководимого Малевичем ГИНХУКа (Института художественной культуры).

Сравнительно кратковременная деятельность Уновиса стала, однако, этапной вехой в истории мирового авангарда, породив целый ряд радикальных преобразований традиционного художественного языка.

Библиография

Кунин М. Об Уновисе. // Искусство. Витебск, 1921, № 2-3.

Shadowa L. Suche und Experiment. Russische und sowjetische Kunst 1910 bis 1930". Dresden. 1978.

К ис­то­рии пе­да­го­ги­че­ской дея­тель­но­сти К. С. Ма­ле­ви­ча / Всту­пи­тель­ный текст и пуб­ли­ка­ция Г. Л. Де­мос­фе­но­вой // Стра­ни­цы ис­то­рии оте­че­ст­вен­но­го ди­зай­на. Тех­ни­че­ская эс­те­ти­ка 59. Тру­ды ВНИИ­ТЭ. М., 1989

Шатских А. Витебск. Жизнь искусства 1917—1922. М., 2001

• Альманах Уновис № 1: Факсимильное издание / Подготовка текста, публикация, вступ. статья Татьяны Горячевой. — М.: СканРус, 2003. — ISBN 5-932210-18-4.
• Rakitin V. Unovis as Mirror of an Epoch and as Anti-epoch // Russian Avant-garde 1910—1930 the G.Costakis Collection. Theory — Criticism. Athens, 1995.
• Горячева Т. В. Партия Уновиса. К истории появления статьи Малевича «О партии в искусстве» // Вопросы искусствознания. — 1996. — № 1.
• Горячева Т. В. Уно­вис: «мы бу­дем ог­нем и да­дим си­лу но­во­го» // В круге Малевича. Соратники, ученики, последователи в России 1920-1950-х: [Каталог выставки] / Сост. Ирина Карасик; сост., подготовка текстов каталога и документов, писем и комментарии к ним Елена Баснер, Ирина Карасик, Татьяна Горячева, Антонина Марочкина, Татьяна Михиенко, Александра Шатских. — [Б. м.]: Palace Editions, 2000. — ISBN 5-93332-039-0.
• Горячева Т. В. Театральная концепция Уновиса на фоне современной сценографии // Русский авангард 1910-х — 1920-х годов и театр. — СПб., 2000.
• Горячева Т. В. «Директория новаторов»: Уновис — группа, идеология, альманах: [Вступительная статья] // Альманах Уновис № 1: Факсимильное издание. — М.: СканРус, 2003. — ISBN 5-932210-18-4.
• Горячева Т. В. [www.tg-m.ru/img/mag/2003/056-061.pdf Альманах УНОВИС № 1. Летопись витебского эксперимента Малевича] // Третьяковская галерея. — 2003. — № 1. — С. 57—61.
• Шишанов В. А. Витебский музей современного искусства: история создания и коллекции. 1918—1941. Минск: Медисонт, 2007. 144 с.[issuu.com/linkedin63/docs/shishanov_vitebsk_museum_modern_art]
• Шишанов В. «Витебские будетляне» (к вопросу об освещении театральных опытов Уновиса в витебской периодической печати) / В. Шишанов // Малевич. Классический авангард. Витебск — 12: [альманах / ред. Т. Котович]. — Минск: Экономпресс, 2010. — С.57-63.[issuu.com/linkedin63/docs/shishanov_vitebskie_budetljane_2010]
• Горячева Т. В. Уновис // Энциклопедия русского авангарда. М. (В печати)
• Горячева Т. В. Издания Уновиса // Энциклопедия русского авангарда. М. (В печати)
• Лисов А. Г. Выставки Уновиса // Энциклопедия русского авангарда. М. (В печати)

См. также

• Малевич, Казимир Северинович
• Супрематизм
• ВХУТЕМАС
• [unorobus.wix.com/unovis группа Уновис(музыка)]

Отрывок, характеризующий УНОВИС

– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.