Босуэлл, Сонни

Уайетт Босуэлл
Wyatt Boswell
Позиция:	Защитник
Прозвища:	Сонни
Рост:	185 см
Гражданство:	США
Дата рождения:	1919(1919)
Место рождения:	Гринвилл, Миссисипи, США
Дата смерти:	19 октября 1964(1964-10-19)
Место смерти:	Чикаго, Иллинойс, США
Команды Джесси Оуэнс Олимпианс Гарлем Глобтроттерс (1939—1942) Чикаго Студебейкер Флайерс (НБЛ) (1942—1943) Нью-Йорк Ренессанс Чикаго Монаркс Личные награды и достижения MVP ВПБТ (1940) 2-я сборная всех звёзд НБЛ (1943) Медали Всемирный профессиональный баскетбольный турнир (ВПБТ) (1940)

Уайетт «Сонни» Босуэлл (англ. Wyatt "Sonny" Boswell; 1919, Гринвилл, Миссисипи — 19 октября 1964, Чикаго) — американский профессиональный баскетболист. В составе команды «Гарлем Глобтроттерс» стал победителем и самым ценным игроком (MVP) Всемирного профессионального баскетбольного турнира 1940 года. В сезоне 1942/43 годов был одним из первых чернокожих баскетболистов в профессиональной лиге НБЛ.

Биография

После Всемирного профессионального баскетбольного турнира 1939 года гастрольная команда «Гарлем Глобтроттерс», занявшая в нём третье место, пригласила в свой состав Сонни Босуэлла, выступавшего до этого за детройтский клуб «Джесси Оуэнс Олимпианс». На турнире 1940 года Босуэлл становился лучшим бомбардиром команды два раза в четырёх встречах — во втором круге в игре с действующими чемпионами «Нью-Йорк Ренс» он забросил 19 очков из 37, набранных командой в общей сложности, а в финале против «Чикаго Брюинз» 12 из 31. «Глобтроттерс» стали неофициальными чемпионами мира среди профессионалов, а Босуэлл был признан самым ценным игроком турнира.

Босуэлл выступал за «Глобтроттерс» вплоть до 1942 года, когда лишившиеся значительной части своих составов команды Национальной баскетбольной лиги (НБЛ), обычно укомплектованные исключительно белыми игроками, не начали набирать на предстоящий сезон чернокожих баскетболистов. Вместе с Босуэллом в команде «Чикаго Студебейкер Флайерс» оказались ещё пять бывших игроков «Глобтроттерс» — Дюк Камберленд, Берни Пирс, Рузвельт Хадсон, Хилари Браун и Тони Пейтон, работавшие на оборонном заводе и поэтому не пошедшие в армию. Экс-«глобтроттеры» объединили усилия со своими бывшими соперниками из «Чикаго Брюинз», сильнейшим из которых был Майк Новак. Босуэлл провёл в НБЛ 25 игр — 22 в регулярном сезоне (набирая в среднем по 10,4 очка за игру) и три в плэй-офф (10 очков в среднем за игру). Он стал четвёртым в лиге по набранным очкам и был включён в символическую сборную НБЛ, но в целом «Флайерс» выступили неудачно (в частности из-за соперничества между Босуэллом и Майком Новаком за лидерство в команде) и перед следующим сезоном распались. В дальнейшем Босуэлл выступал за «Нью-Йорк Ренс» (с которыми проводил отдельные игры и раньше) и ещё одну негритянскую гастрольную команду «Чикаго Монаркс».

По окончании игровой карьеры Босуэлл занимался менеджментом. Несколько лет он был менеджером чикагского отеля «Першинг», затем работал на аналогичной должности в Лос-Анджелесе, а в 1955 году стал генеральным менеджером десегрегированной гостиницы-казино «Мулен-Руж» в Лас-Вегасе, обслуживавшей представителей всех рас. В последние годы жизни он владел боулинг-клубом в Чикаго. Сонни Босуэлл умер в Чикаго в 45-летнем возрасте от внезапного сердечного приступа.

Литература

• Murry R. Nelson. [books.google.ca/books?id=8HYQQYEtQ4gC&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false The National Basketball League: A History, 1935-1949]. — 2009. — P. 79—80. — ISBN 978-0-7864-4006-1.

Ссылки

• [www.basketball-reference.com/nbl/players/b/boswewy01n.html Статистика выступлений в НБЛ] на сайте Basketball-reference.com  (англ.)

Отрывок, характеризующий Босуэлл, Сонни

Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.