Уайлдер, Алан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алан Уайлдер
Alan Wilder
Основная информация
Полное имя

Алан Чарльз Уайлдер
(англ. Alan Charles Wilder)

Дата рождения

1 июня 1959(1959-06-01) (64 года)

Место рождения

Хаммерсмит, Лондон, Англия

Годы активности

1977 — по настоящее время

Страна

Великобритания

Профессии

Музыкант, Аранжировщик, продюсер, композитор

Инструменты

Синтезатор, фортепиано, ударные, флейта, гитара, бас-гитара

Жанры

Рок, Электроника, Авангард, Новая волна

Коллективы

Depeche Mode, Recoil

Лейблы

Mute Records
Reprise/Warner Bros. Records

[www.recoil.co.uk oil.co.uk]

А́лан Чарльз Уа́йлдер (англ. Alan Charles Wilder) — британский композитор, музыкант, саунд-продюсер.





Биография

Родился 1 июня 1959 года в Хаммерсмите (одном из районов Западного Лондона). С 1982 по 1995 год был участником известной британской электро-рок-группы Depeche Mode. С 1986 года работает также над собственным проектом Recoil. Владеет музыкальными инструментами: фортепиано, флейта, барабаны. Увлекается современными технологиями производства музыки. Живёт в собственном имении в Эссексе, Великобритания. Там же находится его домашняя студия The Thin Line, где и проходит работа над альбомами Recoil. Разведён. Бывшая супруга: Хепсиба Сесса (англ. Hepzibah Sessa). Дети: Пэрис (1997), Стэнли Дюк (2001), Клара Лейк (2012) Уайлдеры.

Период «до Depeche Mode»

Алан Чарльз Уайлдер (Alan Charles Wilder) родился в Хаммерсмит, Западный Лондон 1-го июня 1959 г., он был младшим из трех братьев. Так как он был окружен с детства страстью ко всему музыкальному, было просто неизбежно, что его направили по семейным стопам и купили ему пианино. К тому времени, когда он в возрасте 11 лет закончил St. Clement Danes Grammar School, он уже был впереди всего своего музыкального класса (учась вдобавок игре на флейте в качестве второго инструмента) и вскоре стал лидирующим участником своего школьного оркестра и 4-school Brass Band.

Он продолжал обучение игре на фортепьяно самостоятельно до тех пор, пока его интерес к Баху и Бетховену не сменился интересом к Боуи и Болану, и его желание играть в оркестре не ушло на задний план, в качестве тоски по потерянным невинным прошлым временам.

К 1975 г., в возрасте 16 лет (успешно получив образование 'O' уровня), после неудачной попытки вернуться в St. Clement Danes и доучиться до уровня 'A', он вылетел из неё и прошёлся по всем звукозаписывающим студиям в Лондоне и в конечном счете устроился в качестве Tape Operator (студийного ассистента) в DJM Studios в районе West End.

Алан рассказывает: «Я был крут в большинстве аспектов студийной работы, таких как склейка пленки, вставки и так далее, но совершенно беспомощен, когда надо было склеить панель или проложить микрофонные кабели до магнитофона.»

В то время, как будущие DM совмещали "дневные работы" с вечерними выступлениями и искали студии для записи своих работ, Алан нашёл себя как во внутреннем продакшне, так и в работе с приходившими исполнителями, и очень скоро его навыки клавишника стали использоваться для сессионной работы. Неизбежно этот спрос на его услуги и его страсть к более творческой роли должны были увести его с той должности, и он проработал с DJM Studios ещё всего один год, а потом переехал в Бристоль, чтобы присоединиться к тамошней группе The Dragons.

The Dragons выпустили сингл «Misbehavin» на DJM Records, но после потрясающего отсутствия успеха и, что более важно, денег, группа развалилась, когда контракт с лейблом наконец-то закончился.

Вместе с Джо Бартом (Jo Burt), басистом Dragons, Алан вернулся в Лондон спустя 6 месяцев под псевдонимом «Alan Normal» — необходимость в анархичное время панка — чтобы присоединиться к недавно основанной группе Dafne and the Tenderspots. Хотя она первоначально играла в сети ресторанов, группа беспринципно манипулировала своим стилем от обеденного хлама до «новой волны», и таким образом обеспечила себе контракт с MAM Records.

После релиза пластинки «Disco Hell» в 1979 г., получившей теплый отзыв, Tenderspots упали в грязь равнодушной публики и недостатка финансирования, что заставило Алана уйти в следующую группу Real to Real. Подписанные на Red Shadow Records, они выпустили несколько синглов и альбом, озаглавленный «Tightrope Walker».

Несмотря на умеренный успех, Real to Real в конечном счете постигла судьба предыдущих групп Алана, и он отправился на новые пастбища, играя на клавишных в стабильной и даже чем-то степенной CBS-овской группе The Hitmen (чей вокалист, Бен Уоткинс (Ben Watkins), позднее сформирует Juno Reactor, бывшую мьютовскую группу). Хвастовство незначительным хитом «Bates Motel» недостаточно для группы, которая играла рок, так что уже скоро Алан снова отправился на поиски работы. Тем не менее, этот слишком похожий цикл должен был измениться.

Период «после Depeche Mode»

Свободный от обязательств перед группой и в своей личной жизни (Алан недавно пережил развод со своей первой женой, Джерри), по крайней мере в нужной мере, он мог теперь полностью сфокусироваться исключительно на Recoil. В сентябре 1996-го он начал работать в своей домашней студии The Thin Line, постепенно соединяя вместе тревожные музыкальные партии, которые в итоге стали «Unsound Methods», снова с приглашенными в свою сеть интриг музыкантами. Конечный результат был более впечатляющим, чем когда-либо.

Музыка, которая вышла из-под пера Алана, явилась отзвуком более ранних работ Recoil, но по сути продолжила то, чем завершился «Songs of Faith and Devotion», и явилась своеобразным ответом на вопрос: «а что, собственно, потеряли Depeche Mode с уходом Алана?». В отличие от «текстурного» вокального стиля «Bloodline», приглашенные вокалисты на этот раз играли более заметную роль. Ими стали: Мэгги Эстеп (Maggie Estep), артистка устного слова (и поэтесса) из Нью-Йорка, Шивон Линч (Siobhan Lynch), которая попала в Recoil благодаря демо-кассете, Дуглас МакКарти (Douglas McCarthy) из Nitzer Ebb, уже принимавший участие в предыдущем альбоме, и Хильдия Кембелл (Hildia Cambell) (которая работала с Аланом в качестве бэк-вокалистки в турне Devotional). Стили каждого из исполнителей весьма отличались друг от друга, помогая создать удивительно оригинальную и разнообразную картину.

Работа этим уникальным методом предоставила Алану Уайлдеру гораздо большую свободу самовыражения, дав ему неограниченный доступ ко всем его любимым музыкальным областям. Во время прослушивания девяти навязчивых и знойных треков, которые составляют «Unsound Methods», слушатель попадает в мир теней нового Recoilа 90-х.

Вышедший в 1997 г., альбом, хоть и труден для восприятия «обычного» слушателя, но получил массу хвалебной критики и был хорошо воспринят всем рискованным спектром музыкального мира, а мнения фанатов разделились полярно (либо — «да», либо — «нет»):

«Великодушный, инстинктивно кинозвукорежиссёр, Уайлдер обеспечивает безупречный набор — все траурные виолончели и тщательно парализующие биты… „Unsound Methods“ сделан в изысканном вкусе. Вы могли слышать что-то подобное раньше, но теперь такую мертвенную элегантность уже не найти.» Time Out — Ноябрь 1997.

«Концептуальный проект бывшего участника Depeche Mode Алана Уайлдера удаляет себя от норм и шаблонов музыкальной индустрии, поставляя противостоящую и эмоциональную симфонию. Сразу же поражающий своими амбициями, Алан использует целый акустический словарь джаза, транса, госпела, классической музыки, эмбиент, трэша, авторской поэзии и натуральных звуковых эффектов, переведя их в театрально-кинематографическое повествование. Этот релиз выделяется как совершенный музыкальный опыт с глубиной Radiohead и драматизмом Дэвида Линча (David Lynch): вывод — альбом является эхом далекого прошлого.» Massive — Декабрь 1997.

«Теперь поговорим о 10 альбомах года, которые могут украсить серьёзную музыкальную коллекцию. Из всех музыкальных жанров, во главе стола стоит обсуждаемый все последние месяцы Recoil со своим „Unsound Methods“, наиболее странным альбомом 97 г. Лишь немногие творения могут оказать такой же эффект на вашу жизнь…» Hype — Декабрь 1997.

Новая пластинка, названная «Liquid» была выпущена на Mute (CDSTUMM173) 6-го марта 2000 г., получила Гран-при французской Charles Cros Academy.

Кроме работы с Depeche Mode и Recoil, Уайлдер совместно с Floodом продюсировал альбом группы Nitzer Ebb Ebbhead 1991 г., один из ремиксов для сингла певицы Тони Халлидей (Curve) (англ. Toni Halliday) Time Turns Around — Euro-tech mix, продюсировал песню Polaroid из альбома Gift группы Curve, записав для неё струнные партии, а также написал 30-секундную музыкальную заставку к британскому документальному телесериалу о криминальной медицине Секреты мертвых (англ. Secrets Of The Dead), состоящую из нарезки семплов его альбома 2000 года Liquid.

Новые работы с Depeche Mode

18 февраля 2010 года, Алан принял участие в совместном с Depeche Mode благотворительном концерте в Альберт Холле, в помощь детям, больных раком. Это было первое за последние почти 16 лет выступление с Depeche Mode, после того как Алан покинул группу. По словам Алана:

Дэйв связался со мной несколько недель назад, и спросил, готов ли я присоединиться к ним на сцене. Он заверил меня, что все в группе одобряют эту идею. Я был очень рад принять это предложение, тем более, что это было благое дело, и мы уже давно не устраивали встреч подобного рода. Было приятно увидеть всех снова.

— [blogs.myspace.com/index.cfm?fuseaction=blog.view&friendid=36682371&blogid=529424629 Alan appears on stage with Depeche Mode]

6 июня 2011г. вышел ремикс "In Chains - Alan Wilder Remix" в альбоме [www.depechemode.com/news.html#news_133 Depeche Mode "Remixes 2: 81-11"]

Напишите отзыв о статье "Уайлдер, Алан"

Ссылки

  • [www.recoil.co.uk Shunt — официальный сайт Recoil]
  • [www.shout.ru/index_recoil_r.htm Раздел о Recoil на русскоязычном сайте Shout]
  • [forum.dep-mod.ru/index.php?showforum=9 Раздел, посвящённый Алану Уайлдеру, на форуме поклонников и коллекционеров Depeche Mode]
  • [www.myspace.com/recoil Recoil на MySpace]
  • [recoil.depeche-mode.ru/ Русскоязычный вебсайт посвященный проекту RECOIL]

Отрывок, характеризующий Уайлдер, Алан

– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.