Уайлдинг, Дороти

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дороти Уайлдинг
англ. Dorothy Wilding
Дата рождения:

10 января 1893(1893-01-10)

Место рождения:

Глостер, Великобритания Великобритания

Дата смерти:

9 февраля 1976(1976-02-09) (83 года)

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

До́роти Уа́йлдинг (англ. Dorothy Wilding; 10 января 1893 — 9 февраля 1976) — известный английский светский фотограф из Глостера.





Биография

В юности Дороти хотела стать актрисой или художником, но этому воспрепятствовал её дядя, в семье которого она жила, поэтому она выбрала искусство фотографии, обучаться которому она начала с 16 лет.

К 1929 году Уайлдинг уже несколько раз переводила свою фотостудию с одного адреса на другой. В студии на улице Бонд-стрит в Лондоне ей удалось привлечь в качестве заказчиков звёзд театра.

В 1937 году она открыла вторую фотостудию в Нью-Йорке[1].

В 1958 году была опубликована её автобиография англ. «In Pursuit of Perfection» («В стремлении к совершенству»).

Творчество

Портреты королевской семьи

Работая в студии на Бонд-стрит, Уайлдинг сделала свой первый снимок члена Британской королевской семьи, 17-летнего принца Георга (позднее герцога Кентского).

За этим портретом со временем последовал известный портрет Уайлдинг новой королевы Елизаветы II, который лёг в основу серии стандартных почтовых марок Великобритании, известной как серия «Уайлдинг»[en] и находившейся в почтовом обращении с 1953 по 1967 год, а также серии почтовых марок Канады, бывших в обращении с 1954 по 1962 год.

Предыдущее позирование для портрета Елизаветы Боуз-Лайон, королевы-консорта короля Георга VI обернулось двойным портретом королевской пары и было использовано для рисунка почтовой марки Коронационного выпуска 1937 года. Этот выполненный ею портрет привёл к тому, что Дороти Уайлдинг стала первой женщиной, удостоенной королевского разрешения (Royal Warrant) быть назначенной официальным фотографом короля и королевы при их коронации.

Другие фотопортреты

Помимо членов королевской семьи Великобритании, Дороти Уайлдинг фотографировала многих известных людей, включая кинозвёзд и знаменитостей, среди которых были:

Дороти Уайлдинг также известна своими живописными фотографиями обнажённых.

Напишите отзыв о статье "Уайлдинг, Дороти"

Примечания

  1. [www.npg.org.uk/live/search/person.asp?LinkID=mp07951&role=art National Portrait Gallery] (Проверено 8 декабря 2010)

Ссылки

  • [www.stampmagazine.co.uk/content/designers/wilding.html Life of Dorothy Wilding]
  • [www.royalcollection.org.uk/eGallery/maker.asp?maker=WILDINGD The Royal Collection]

Отрывок, характеризующий Уайлдинг, Дороти

Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.