Уайт, Джеймс (писатель)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джеймс Уайт
англ. James White
Имя при рождении:

James White

Дата рождения:

7 апреля 1928(1928-04-07)

Место рождения:

Великобритания, Северная Ирландия, Белфаст

Дата смерти:

23 августа 1999(1999-08-23) (71 год)

Место смерти:

Великобритания, Северная Ирландия, Порт-Стюарт

Гражданство:

Великобритания Великобритания

Род деятельности:

прозаик

Годы творчества:

19531997

Направление:

Новая волна

Жанр:

научная фантастика

Язык произведений:

английский

Дебют:

рассказ Assisted Passage в журнале New Worlds

Премии:

Еврокон, 1972 («All Judgement Fled»)

Джеймс Уайт (19281999) — британский писатель-фантаст, один из представителей «новой волны»[1].





Биография

Джеймс Уайт родился 7 апреля 1928 года в Северной Ирландии, в Белфасте. Родители его неизвестны[2]. Окончив среднюю школу, с 1943 по 1965 годы работал сначала продавцом, затем клерком и заместителем директора магазина верхней одежды. С 1966 по 1984 годы Джеймс Уайт — заместитель начальника отдела по связям с общественностью компании Sorts Aircraft. Последние годы жизни писатель провёл в североирландском городе Порт-Стюарт.

Творчество

Джеймс Уайт увлёкся научной фантастикой в 1941 году, тогда же познакомился с Уолтером Уиллисом, совместно с которым участвовал в издании фэнзинов «Slant» (1948—1953) и «Hyphen» (1952—1965). Первый рассказ Уайта — «Assisted Passage» — был напечатан в журнале Джона Корнелла «New Worlds», в январском номере за 1953 год. В 1957 году в издательстве «Ace Books» вышел первый роман Джеймса Уайта — «The Secret Visitors».
Основной темой творчества Дж. Уайта является первый контакт между человеком и инопланетянами. По словам самого Уайта

Попытки понять поведение и мыслительные процессы инопланетян часто помогают лучше понять проблемы человеческие — взаимопонимания, приспособления к чужому, непривычному окружению, наконец, к другому человеку, несмотря на многочисленные различия между ним и вами — от цвета кожи до политических убеждений.

В отличие от многих других английских писателей-фантастов, Уайт не изображает инопланетян врагами и захватчиками, априорно враждебными людям, для него инопланетянин — носитель разума, достойный уважения независимо от внешнего облика.
Единственным исключением является роман Underkill (1979), в котором инопланетяне предстают в образе религиозных фанатиков-фундаменталистов.
Наибольшую известность ему принёс цикл произведений «Космический госпиталь»[1][3], который Уайт писал с 1962 года до конца жизни. Цикл рассказывает о главном госпитале двенадцатого сектора Галактики. Госпиталь — космическая станция из 384 уровней, в котором совместно работают врачи, относящиеся более чем к 80 формам разумной жизни — от теплокровных, дышащих кислородом, до существ, живущих в вакууме и питающихся радиацией.

Литературные премии

В 1972 году за роман «All Judgement Fled», написанный в 1968 году, Джеймсу Уайту была присуждена премия Еврокон. Роман «Second Ending» (1962) был номинирован на премию «Хьюго», однако проиграл роману Р. Хайнлайна «Чужак в чужой стране». В 1999 году Дж. Уайту была присуждена премия Европейского общества научной фантастики.

Увековечение памяти

В память Джеймса Уайта издательством TTAPress учреждена премия Джеймса Уайта в размере 250 фунтов стерлингов, вручаемая ежегодно за лучший научно-фантастический рассказ, написанный автором-непрофессионалом, опубликованный в журнале Interzone[4].

Библиография

  • The Secret Visitors (1957)
  • Second Ending (1962)
  • Deadly Litter (1964, сборник рассказов)
  • Open Prison (1965, также выходил под названием Escape Orbit)
  • The Watch Below (1966)
  • All Judgement Fled (1968)
  • The Aliens Among Us (1969)
  • Tomorrow Is Too Far (1971)
  • Dark Inferno (1972, выходил также под названием Lifeboat)
  • The Dream Millenium (1974)
  • Monsters and Medics (1977, сборник рассказов)
  • Underkill (1979)
  • Futures Past (1982)
  • Federation World (1988)
  • The Silent Stars Go By (1991)
  • Earth:Final Conflict:First Protector (1999)

Цикл «Космический госпиталь»

  • Hospital Station (1962, в русском переводе — «Космический госпиталь»[5])
  • Star Surgeon (1963, «Звёздный хирург»[5])
  • Major Operation (1971, «Большая операция»[5])
  • Ambulance Ship (1979, «Скорая помощь»)
  • Sector General (1983, «Чрезвычайные происшествия», сборник рассказов)
  • Star Healer (1984, «Звёздный врач»[6])
  • Code Blue — Emergency (1987, «Межзвёздная неотложка»[7])
  • The Genocidal Healer (1991, «Врач-убийца»[8])
  • The Galactic Gourmet (1997, «Галактический шеф-повар»[9])
  • Final Diagnosis (1997, «Окончательный диагноз»[10])
  • Mind Changer (1998, «Космический психолог»)
  • Double Contact (1999, «Двойной контакт»)

Напишите отзыв о статье "Уайт, Джеймс (писатель)"

Примечания

  1. 1 2 Уайт, Джеймс. Владимир Гопман. Ламбарене на краю Галактики: Идеи и герои фантастики Джеймса Уайта // Врач-убийца = The Genocidal Healer. — М.: «ООО Фирма "Издательство АСТ"», 1999. — С. 437—460. — 464 с. — ISBN 5-237-01951-X.
  2. [sf.convex.ru/esli/rubr/litportr/es999ga.htm Вл. Гаков. Звёздный доктор Айболит]
  3. [www.fantlab.ru/autor902 Джеймс Уайт]
  4. [www.jameswhiteaward.com/ The James White Fward]
  5. 1 2 3 Уайт, Джеймс. Космический госпиталь. Звёздный хирург. Большая операция = Hospital station, Star Surgeon, Major Operation. — М.: ООО «Издательство АСТ», 2001. — 544 с. — ISBN 5-17-004186-1.
  6. Уайт, Джеймс. Звёздный врач = Star Healer. — М.: ООО «Издательство АСТ», 2000. — 416 с. — ISBN 5-17-002609-9.
  7. Уайт, Джеймс. Межзвёздная неотложка = Code Blue — Emergency. — М.: ООО «Издательство АСТ», 1997. — 432 с. — ISBN 5-7841-0666-X.
  8. Уайт, Джеймс. Врач-убийца = The Genocidal Healer. — М.: ООО «Издательство АСТ», 1999. — 464 с. — ISBN 5-237-01951-X.
  9. Уайт, Джеймс. Галактический шеф-повар = The Galactic Gourmet. — М.: ООО «Издательство АСТ», 1999. — 432 с. — ISBN 5-237-04123-X.
  10. Уайт, Джеймс. Окончательный диагноз = Final Diagnosis. — М.: ООО «Издательство АСТ», 1999. — 432 с. — ISBN 5-237-03386-5.

Ссылки

  • [fantlab.ru/autor902 Биография и библиография] на fantlab.ru

Отрывок, характеризующий Уайт, Джеймс (писатель)

После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.