Уалата
Город
Показать/скрыть карты
|
Ксары (укрепленные жилища) в Уадане, Шингетти, Тишите и Уалате* | |
---|---|
Ancient Ksour of Ouadane, Chinguetti, Tichitt and Oualata** | |
Всемирное наследие ЮНЕСКО
| |
Страна | Мавритания |
Тип | культурный |
Критерии | iii, iv, v |
Ссылка | [whc.unesco.org/en/list/750 750] |
Регион*** | арабский |
Включение | 1996 (20 сессия)
|
* [whc.unesco.org/ru/list Название в официальном рус. списке] ** [whc.unesco.org/en/list Название в официальном англ. списке] *** [whc.unesco.org/en/list/?search=&search_by_country=&type=&media=®ion=&order=region Регион по классификации ЮНЕСКО] |
Уалата[1] (араб. ولاته) — древнее укреплённое поселение (ксар), а также небольшой современный город на юго-востоке Мавритании в области Ход-эш-Шарки. Расположен примерно в 80 км к северу от города Нема. Совместно с ксарами Уадан, Шингетти, Тишит является памятником Всемирного наследия ЮНЕСКО.
Считается, что первыми здесь поселились земледельцы и скотоводы, относящиеся к народу сонинке языковой группы манде, их поселение является одним из старейших каменных поселений в Африке. Современный город был основан в XI веке на территории Империи Гана. В 1076 году город был разрушен, но в 1224 году отстроен заново. Уалата стала важным торговым городом, лежащим на транссахарских торговых путях, а также заметным исламским центром.
В начале XXI века в городе создан музей рукописей. Город известен своей традиционной архитектурой.
Галерея
- Oualata 03.jpg
Вид на город с высоты птичьего полёта
- Oualata 02.jpg
Фасад дома
- Oualata 05.jpg
Декорированный вход
Напишите отзыв о статье "Уалата"
Примечания
- ↑ Транскрипция с [heritage.unesco.ru/index.php?id=743&L=9 сайта ЮНЕСКО]
Ссылки
- [lexicorient.com/mauritania/oualata.htm OUALATA: Medieval desert city]
|
Отрывок, характеризующий Уалата
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.