Уэст-портские убийства

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Убийства Бёрка и Хэра»)
Перейти к: навигация, поиск
Уильям Бёрк
Уильям Хэр

Уэст-портские убийства (англ. West Port murders, также Burke and Hare murders) — серия из 16 убийств[1], совершённых с ноября 1827 по 31 октября 1828 года в окрестностях улицы Уэст-Порт в Эдинбурге ирландскими иммигрантами Уильямом Бёрком[К 1] (англ. William Burke) и Уильямом Хэром[К 2] (англ. William Hare). Бёрк и Хэр продавали трупы своих жертв в качестве материала для препарирования известному шотландскому хирургу, анатому и зоологу Роберту Ноксу (1791—1862) — ведущему преподавателю частных анатомических курсов Барклая[en], пользовавшихся популярностью у студентов медицинской школы Эдинбургского университета. Сообщницами преступников стали сожительница Бёрка Хелен Макдугал (англ. Helen McDougal) и гражданская жена Хэра Маргарет (урождённая Лэрд; англ. Margaret Laird)[14]. Способ убийства, применявшийся Бёрком и Хэром — удушение путём сдавливания грудной клетки жертвы, — получил в английском языке самостоятельное название burking, от burke — убить, задушить; в переносном смысле — замять дело, разделаться тихо и незаметно (по имени Уильяма Бёрка, главного исполнителя убийств)[15].

После череды розыскных мероприятий преступники и их сообщницы были арестованы и преданы суду. Макдугал и Маргарет Лэрд (Хэр) через некоторое время были отпущены за недостаточностью доказательств их вины. Уильям Хэр, заключив сделку со следствием, согласился дать обвинительные показания против Бёрка в обмен на иммунитет от дальнейшего судебного преследования. 28 января 1829 года по приговору суда Бёрк был повешен перед собором Сент-Джайлс, после чего его тело было доставлено в эдинбургский медицинский колледж и публично вскрыто профессором анатомии Александром Монро[en]. Нокс, хотя и не лишился лицензии на медицинскую практику, подвергся общественному осуждению и поздне́е был вынужден уехать из Эдинбурга.

История Бёрка и Хэра побудила парламент в 1829 году учредить комиссию для детального исследования положения дел в британской анатомии. Работа комиссии закончилась принятием в 1832 году «Анатомического акта», упразднившего обычай анатомирования трупов казнённых преступников и позволившего медицинским учреждениям использовать трупный материал для анатомических и учебных целей[К 3].





Исторические предпосылки

До 1832 года высшие учебные заведения Великобритании — в том числе Эдинбургский университет, известный традиционно высоким уровнем преподавания медицины — испытывали острый недостаток трупов, необходимых для занятий по анатомии и медицинских исследований. Спрос на трупы, резко возросший с расцветом врачебной науки в начале XIX века, не находил удовлетворения: единственный законный источник трупного материала — тела казнённых преступников — почти иссяк в связи с резким сокращением количества казней, обусловленным отменой старинного «Кровавого кодекса». Анатомы, медики, студенты многочисленных медицинских факультетов и школ вынуждены были довольствоваться двумя-тремя наглядными пособиями в год. Положением воспользовались «похитители тел» (англ. body snatchers[К 4]), быстро наладившие тайный сбыт дефицитного трупного материала, добываемого всеми возможными способами — от разграбления могил до «анатомических убийств»[16].

Бёрк и Хэр

Уильям Бёрк (1792 — 28 января 1829) родился в сельском приходе Оррей (англ. Orrey) близ города Страбан на западной окраине графства Тирон в составе ирландской провинции Ольстер[17]. Около 1817 года, перепробовав множество занятий — в том числе службу помощником офицера городской милиции Донегола[18] — и оставив в Ирландии жену с малолетним ребёнком[К 5], Бёрк переехал в Шотландию, где устроился землекопом в Маддистоне[en] на строительстве Юнион-канала[en]. Там он познакомился с разведённой шотландкой из Стерлинга Хелен Макдугал, к тому времени имевшей двоих детей, рождённых ею от прежнего сожителя[К 6]. По окончании строительства Бёрк и Макдугал перебрались из Маддистона в Пиблс[en]*, затем в Лит и в Эдинбург, зарабатывая на жизнь подённой работой на фермах, продажей поношенной одежды и починкой обуви[21][16]. Предположительно в этот же период в эдинбургском районе Кэнонгейт поселился брат Бёрка Константин (англ. Constantine Burke)[22].

В качестве места рождения Уильяма Хэра (1792 или 1804 — ?) обычно указывается Пойнтзпасс[en] близ Ньюри (или близ Дерри), также в провинции Ольстер. Подобно Бёрку, Хэр — ирландский эмигрант в Шотландии — работал на строительстве Юнион-канала, затем перебрался в Эдинбург, поселившись в меблированных комнатах на Тэннерс-клоуз (англ. Tanner’s Close) и сведя знакомство с их владельцем по фамилии Лог (англ. Logue). После смерти Лога в 1826 году Хэр вступил в гражданский брак с его вдовой ирландкой Маргарет Лэрд[16]. В декабре 1828 года у Хэра и Лэрд родился ребёнок, имя и дальнейшая судьба которого остались неизвестными[19].

В конце 1827 года Бёрк и Макдугал поселились в доходном доме, принадлежавшем Хэру и Лэрд. Известно, что Бёрк познакомился с Маргарет во время одного из предыдущих приездов в Эдинбург. Сведений о том, был ли он прежде знаком с Хэром, не сохранилось. Вскоре после переезда Бёрка и Макдугал в Эдинбург между Бёрком и Хэром установились приятельские отношения[23].

Убийства

Согласно показаниям Хэра на суде, первым телом, проданным ими Ноксу, стал труп квартиранта, умершего 27 ноября 1827 года от естественных причин — престарелого отставного солдата по имени Дональд, задолжавшего Хэру и Лэрд 4 фунта стерлингов за жильё. Похитив тело перед похоронами и набив гроб корой, Бёрк и Хэр доставили труп в Эдинбургский университет в поисках покупателя (в соответствии с первоначальным планом — преподавателя анатомии профессора Монро). По показаниям Бёрка, студент университета направил их в учебное заведение Барклая на Серджонс-сквер (англ. Surgeons’ Square), где они, сговорившись о цене с ассистентами Роберта Нокса Джонсом, Миллером и Фергюсоном (англ. Jones, Miller, Ferguson), продали тело для нужд анатомирования за 7 фунтов 10 шиллингов[24].

Жертвой первого умышленного убийства, совершённого Бёрком и Хэром в декабре 1827 года, стал недомогавший жилец четы Хэров — мельник по имени Джозеф[К 7] (англ. Joseph the miller; в некоторых источниках — Джозеф Миллер; Joseph Miller[26]), которого преступники задушили подушкой, предварительно досыта накормив и опоив виски — по заявлению Бёрка и Хэра на суде, исключительно с целью «облегчить страдания умирающего»[27][16].

11 февраля 1828 года Бёрк и Хэр пригласили переночевать в меблированных комнатах престарелую жительницу Гилмертона Абигейл Симпсон (англ. Abigail Simpson), приехавшую в Эдинбург за пенсией. Действуя проверенным способом, сообщники напоили Симпсон спиртным и задушили её (по другой версии, Маргарет сама зазвала Симпсон в дом, предложила ей виски и, дождавшись, когда та опьянеет, позвала мужа). За труп Симпсон им заплатили 10 фунтов стерлингов. В том же месяце был убит «английский разносчик» (англ. English peddler), чьё имя осталось неустановленным[28][27][16]. Утром 9 апреля 1828 года Бёрк, встретив в одном из трактиров Кэнонгейта двух восемнадцатилетних проституток[29], — Мэри Паттерсон Митчелл (англ. Mary Patterson Mitchell)[К 8] и Дженет Браун (англ. Janet Brown) — пригласил их к себе на завтрак; и та, и другая после некоторых колебаний приняли приглашение. Приведя девушек в дом своего брата, Бёрк щедро напоил обеих спиртным, после чего Паттерсон уснула прямо за столом. Пытаясь опоить и Браун, Бёрк повёл её в паб, затем снова привёл в дом, где по-прежнему спала, сидя за столом, пьяная Мэри. Неожиданно в комнату, осыпая Бёрка и Дженет бранью, ворвалась Хелен; последовала драка, в ходе которой Бёрк вытолкал сожительницу за дверь. Браун, не желая присутствовать при скандале, предпочла уйти, но пообещала вернуться за Паттерсон после того, как Хелен (продолжавшая браниться из-за двери) уберётся восвояси. По пути домой Дженет завернула к миссис Лори (англ. Mrs. Lawrie) — хозяйке доходного дома, некогда сдававшей комнату ей и Мэри. Услышав рассказ Дженет о событиях, случившихся с ней и Мэри утром того дня, Лори, обеспокоенная судьбой Паттерсон, велела Дженет немедленно вернуться к Хэру и забрать у него девушку. Когда Дженет пришла за подругой, ей сказали, что Мэри ушла с Бёрком и вернётся позже, после чего Дженет принялась ждать Мэри у входа в дом. Несколько часов спустя миссис Лори, переживая за судьбу самой Дженет, послала за ней человека из прислуги. Уступив его уговорам и так и не дождавшись возвращения Мэри, Дженет ушла. К этому времени её подруга уже находилась на анатомическом столе Нокса[16]. Позднее в Эдинбурге распространился слух о том, что один из студентов Нокса опознал мёртвую Паттерсон прямо во время лекции[31].

В мае 1828 года от рук убийц погибла знакомая Бёрка — нищая по имени Эффи (англ. Effie), за тело которой Бёрк и Хэр получили 10 фунтов стерлингов. Предположительно летом того же года были убиты ещё пятеро неизвестных, в том числе нищая старуха и её слепой внук. Задушив старуху (по другим сведениям — отравив чрезмерной дозой болеутоляющего средства), Хэр сломал мальчику спину о колено. Тела старухи и мальчика были проданы Ноксу за 8 фунтов каждое[16].

Около июня 1828 года между сообщниками произошла ссора, вероятно, вызванная тем, что Хэр, воспользовавшись отъездом Бёрка из Эдинбурга, самостоятельно добыл несколько трупов и отказался делиться с Бёрком выручкой. В результате ссоры Бёрк и Макдугал выехали из меблированных комнат, арендовав собственный многоквартирный дом в той же округе. Тем не менее, «анатомические убийства», давно ставшие единственным источником доходов для Бёрка и Хэра, не прекращались: в том же месяце были убиты знакомая Бёрка прачка по имени миссис Ослер (англ. Mrs. Ostler) и двоюродная сестра Макдугал — Энн Макдугал (англ. Ann McDougal). Тогда же Бёрк «спас» от полицейского участка задержанную на улице безымянную пьяную женщину, заявив констеблям, что хорошо её знает; всего через несколько часов тело жертвы было доставлено в медицинскую школу. Затем была убита обнищавшая пожилая проститутка Элизабет Холдейн (англ. Elizabeth Haldane), забравшаяся на ночлег в конюшню Хэра, а несколько месяцев спустя — её дочь Пегги Холдейн (англ. Peggy Haldane)[16].

Следующей жертвой Бёрка и Хэра стал хорошо известный в уэст-портской округе умственно отсталый хромой юноша — восемнадцатилетний Джеймс Уилсон по прозвищу Полоумный Джейми (англ. James Wilson, “Daft Jamie”), убитый в начале октября 1828 года. Уилсон отчаянно сопротивлялся — Бёрку и Хэру пришлось душить его вдвоём. Когда доктор Нокс, начиная на следующее утро очередной анатомический класс, сдёрнул покров с тела, несколько студентов узнали Полоумного Джейми. В ходе лекции голова и ступни Уилсона были отрезаны. Нокс отрицал принадлежность тела Уилсону, однако начал препарирование именно с лица трупа[16].

Последней жертвой стала Марджори Кэмпбелл Докерти (англ. Marjory Campbell Docherty)[К 9], убитая в ночь Хеллоуина — с 31 октября на 1 ноября 1828 года. Утром предыдущего дня Бёрк, по обыкновению зайдя в пивную, обратил внимание на ирландский акцент пожилой женщины, просившей подаяния у хозяев заведения. Предложив женщине кружку спиртного, Бёрк выяснил, что её зовут Мэри Докерти из Инишоуэна, после чего заявил, что его мать носила ту же фамилию и происходила из тех же мест. Уверив Докерти, что он и она, несомненно, приходятся друг другу родственниками, он без труда заманил её к себе в дом, однако не смог сразу убить свою жертву из-за присутствия квартирантов — супругов Джеймса и Энн Грей (англ. James Gray, Ann Gray). Вечером Бёрк и Макдугал, устроившие с Докерти обильное возлияние по случаю Хеллоуина, уговорили чету Греев провести ночь в меблированных комнатах Хэров. Другой жилец Бёрков, снимавший комнату этажом выше и вернувшийся домой около полуночи, услышал из-за двери квартиры Греев звуки борьбы и женский крик: «Убивают! Зовите полицию, здесь убивают!» (англ. Murder! Get the police, there is murder here!) Квартирант выбежал на улицу и провёл там некоторое время в безрезультатных поисках констебля, затем снова вошёл в дом, поднялся по лестнице и прислушался к происходившему за дверью. Не услышав ничего подозрительного, жилец решил, что инцидент исчерпан, и отправился спать[16].

Мэри Паттерсон Митчелл. Убита 9 апреля 1828  
Джеймс Уилсон — «Полоумный Джейми». Убит в октябре 1828  
Марджори Кэмпбелл Докерти. Убита в ночь с 31 октября на 1 ноября 1828 

Разоблачение. Суд. Казнь

Вернувшись домой утром следующего дня, супруги Грей обнаружили, что Докерти исчезла. На расспросы о судьбе вчерашней гостьи Макдугал заявила, что выставила её за дверь, поскольку та повела себя с Бёрком «чересчур дружелюбно». Энн Грей заподозрила неладное, когда Бёрк не позволил ей приблизиться к кровати, на которой она оставила свои чулки. Вечером следующего дня, когда супруги Грей остались одни, они заглянули под кровать и обнаружили там тело Докерти. По пути в полицейский участок чета Греев столкнулась с Макдугал, безуспешно попытавшейся предложить им десять фунтов в неделю за молчание об увиденном[16].

До прихода полиции Бёрк и Хэр успели унести тело из дома, однако во время допроса Бёрк заявил, что Докерти покинула квартиру в семь часов утра, тогда как по утверждению Макдугал она ушла ещё вечером. И Бёрк, и Макдугал были немедленно взяты под стражу. Анонимный осведомитель привёл полицейских в лекционную комнату Нокса, где в ящике для чая было обнаружено тело Докерти, опознанное Джеймсом Греем. Вскоре после этого были арестованы Хэр и его жена[16][33]. 6 ноября 1828 года Дженет Браун, прочитав в газете об убийствах, инкриминируемых Бёрку и Хэру в связи с исчезновениями жителей уэст-портской округи, пришла в полицейский участок и опознала изъятую у Лэрд одежду своей подруги Мэри Паттерсон. Тем не менее, собранные в ходе следствия улики против Бёрка и Хэра были сочтены недостаточно убедительными, и лорд-адвокат сэр Уильям Рэй (англ. Sir William Rae) предложил Хэру иммунитет от судебного преследования при условии, что тот раскается в содеянном и согласится свидетельствовать против Бёрка[34].

На основании показаний, данных Хэром, 24 декабря 1828 года Уильяму Бёрку был вынесен приговор — смертная казнь через повешение с последующим публичным анатомированием. Приговор был приведён в исполнение утром 28 января 1829 года. За казнью, состоявшейся на улице Лонмаркет (по другим данным — в начале Хай-стрит[35]) перед собором Сейнт-Джайлс, наблюдали от 25 до 40 тысяч человек. После казни тело Бёрка было выставлено на всеобщее обозрение в эдинбургском медицинском колледже; при этом несколько студентов-медиков, улучив удобный момент, отре́зали от трупа куски кожи для последующей продажи и в качестве сувениров[34]. Профессор Александр Монро, осуществивший препарирование тела согласно приговору, обмакнул перо в кровь Бёрка и написал в специально приготовленной книге:

Писано кровью У-ма Бёрка, повешенного в Эдинбурге. Сия кровь была взята из его головы[36].

Книга, обтянутая дублёной кожей Бёрка, его посмертная маска и скелет экспонируются в анатомическом музее медицинской школы Эдинбургского университета[37].

Хелен Макдугал была отпущена за невозможностью доказать её соучастие в убийствах[16]. Отдельный иск матери Джеймса Уилсона против Хэра был отклонён ввиду защиты от судебного преследования, гарантированной ему как «королевскому свидетелю» (англ. king’s evidence)[34]. Нокс, избежавший каких бы то ни было официальных обвинений (на исповеди Бёрк поклялся, что тот не знал о происхождении препарируемых им трупов), подвергся публичной обструкции как фактический инициатор убийств, совершённых Бёрком и Хэром[35].

Последующие события

Хелен Макдугал и Маргарет Лэрд (с ребёнком) во время суда. По мнению адвоката Макдугал Генри Коберна[en], Лэрд постоянно отвлекалась на приступы кашля ребёнка, страдавшего коклюшем, стремясь «выиграть время или уклониться от ответа всякий раз, когда ей задавали неудобный для неё вопрос»[38].

26 декабря 1828 года Макдугал вернулась домой, где подверглась нападению разъярённой толпы. Возможно, после этого она переехала к своей семье в Стерлинг. По неподтверждённым сведениям, поздне́е она эмигрировала в Австралию (Новый Южный Уэльс), где погибла на пожаре около 1868 года[16]. Маргарет Лэрд (Хэр), отпущенную на свободу 19 января 1829 года и едва избежавшую уличного суда в Глазго, видели садящейся с ребёнком на рейс парового пакетбота в Белфаст[39]. Других достоверных известий о её судьбе не сохранилось[34].

Уильям Хэр, выпущенный из-под стражи 5 февраля[34], доехал дилижансом до Дамфриса, где был немедленно узнан и затравлен толпой, вынудившей его укрыться в местной гостинице. Под защитой полицейских, предоставивших Хэру временное убежище в стенах тюрьмы[40], он был усажен на дилижанс, направлявшийся в Англию[39]. 31 марта 1829 года в городской газете Ньюри The Newry Commercial Telegraph появилась заметка, сообщавшая о появлении Хэра в ирландском городе Скарва[en]:

УБИЙЦА ХЭР. — Вечером прошлой пятницы [27 марта] убийца Хэр, сопровождаемый женою и отпрыском, явился в пивную в Скарве и, испросив себе кружку виски, с хорошо наигранным беспокойством стал расспрашивать ближних хозяина об их здравии и благополучии. Но поскольку Хэр родился в этой местности, его скоро узнали и велели тотчас оставить заведение, чему он повиновался — не без того, однако, чтобы попытаться преуменьшить свои ужасные злодеяния, заявив, будто он совершал их, будучи одурманенным. Хэр направился в сторону Лохбрикленда, сопровождаемый угрозами и улюлюканьем мальчишек, задразнивших его до такой степени, что ему пришлось бежать через поле — с такою поспешностью, что вскоре совершенно исчез из виду; его несчастная жена осталась стоять посреди дороги, взывая к милосердию и клятвенно отрицая всякую причастность к преступлениям её презренного мужа. Теперь они живут в доме дяди Хэра близ Лохбрикленда. Хэр родился и вырос в миле от Скарвы, в соседнем графстве Арма; незадолго до отъезда из сей страны он жил в услужении у м-ра Холла, смотрителя одиннадцатого шлюза близ Пойнтзпасса. Главною обязанностью Хэра было управление лошадьми, арендуемых его хозяином для волочения барж по Ньюри-каналу. Хэр всегда отличался свирепым и злобным нравом, образчик коего изъявил, убив одну из хозяйских лошадей, из-за чего был принуждён бежать в Шотландию, где совершил беспримерные злодейства, навсегда обеспечившие ему видную страницу в анналах преступлений. — Корреспондент Северного Вига[41]

Некоторое время в Великобритании ходили слухи о том, что Хэр ослеп и впал в нищету, побирался на улицах лондонского Ист-Энда, был забит до смерти узнавшей его толпой и брошен в известняковый карьер[42]. Ни один из подобных рассказов не был официально подтверждён. Последний раз Хэра видели в английском городе Карлайл[39].

Роберт Нокс, до конца жизни утаивавший подробности своих сделок с Бёрком и Хэром, продолжал прибегать к услугам эдинбургских «похитителей тел» для исследовательских и лекционных нужд. Тем не менее, после принятия в 1832 году «Анатомического акта», предоставившего учёным и медицинским школам Великобритании легальные способы получения трупов[К 3], популярность лекций Нокса среди студентов упала; его ходатайства о получении должности в медицинской школе Эдинбургского университета были отвергнуты. После смерти жены в 1842 году Нокс, окончательно утративший репутацию в академическом сообществе, переехал в Лондон, где в течение следующих четырнадцати лет выступал с лекциями по анатомии, а также публиковал статьи в медицинских журналах и популярные очерки о рыбной ловле. В 1856 году Нокс устроился патологоанатомом в Бромптонскую раковую больницу (англ. Brompton Hospital; ныне — лондонская онкологическая клиника Ройял-Марсден[en]) и проработал там до самой смерти 20 декабря 1862 года[35].

Преступления Бёрка и Хэра, обозначившие кризис в британском и мировом медицинском образовании начала XIX века, привели к принятию законодательного «Анатомического акта», устранившего основной мотив для «анатомических убийств». Согласно редакционной статье в первом номере британского медицинского журнала The Lancet за 1829 год,

Говорят, что Бёрк и Хэр <…> — подлинные авторы указанной [законодательной] меры, и то́, что парламент никогда не додумался бы санкционировать из предусмотрительности, теперь силою вырвут из его страхов <…>. Было бы лучше, если бы повод к сему страху был изъявлен и устранён прежде, нежели шестнадцать человеческих существ пали жертвами бездеятельности Правительства и Законодательных учреждений. Не нужно было обладать особенною прозорливостью, чтобы предвидеть последствия, с неизбежностью вытекавшие из системы обмена между похитителями трупов и анатомами, с существованием коей столь долго мирилось исполнительное правительство. Правительство уже́ в большой степени ответственно за преступление, коему оно нимало не препятствовало, даже и поощряя его систематическими попущениями[43].

Фигурки с холма Артурс-Сит

Вверху: эдинбургский холм Артурс-Сит.
Внизу: найденные на холме миниатюрные деревянные гробы и человеческие фигурки, возможно, имеющие отношение к уэст-портским убийствам

В начале июля 1836 года пятеро мальчиков, охотившихся на кроликов на склоне эдинбургского холма Артурс-Сит[en] («Трон Артура»), нашли в небольшой пещере — возможно, искусственного происхождения — набор из 17 миниатюрных (длиной около 10 см) гробов с лежавшими в них тщательно вырезанными, раскрашенными и одетыми деревянными человеческими фигурками. Тогда же были высказаны предположения о том, что куклы предназначались для колдовства или представляли собой ритуальное захоронение изображений погибших в плавании моряков. В 1994 году американский юрист Сэмюел Менефи (англ. Samuel Menefee) и шотландский историк Аллен Симпсон (англ. Allen Simpson) выдвинули версию о возможной связи найденных фигурок с уэст-портскими убийствами. Так, количество кукол может соответствовать числу тел, проданных Ноксу и подвергшихся анатомированию — 16 непосредственных жертв убийств и труп отставника Дональда, умершего от естественных причин, или нищей Марджори Докерти, после обнаружения её тела полицией также, по всей вероятности, попавшей на анатомический стол[44]. Версии Менефи и Симпсона противоречит, однако, тот факт, что одежда на всех найденных куклах имитировала мужскую, тогда как большинство жертв Бёрка и Хэра были женщинами. Истинное назначение фигурок, ныне экспонируемых в Национальном музее Шотландии[en] в Эдинбурге (до настоящего времени сохранилось восемь фигурок из 17), остаётся неизвестным[45][46].

В популярной культуре

Вверху: скелет Уильяма Бёрка — экспонат анатомического музея медицинской школы Эдинбургского университета
Внизу: бумажник, изготовленный из кожи Бёрка

Фольклор

  • «Страшные истории» о бёркерах, нападающих на путешественников (в особенности детей) и продающих их тела анатомам, до сегодняшнего дня составляют часть шотландского городского фольклора[47].

Литература

  • Убийства, совершённые Уильямом Бёрком и Уильямом Хэром, упоминаются в рассказе Роберта Льюиса Стивенсона «Похититель трупов» (англ. The Body Snatcher; 1881—1884)[3].
  • В 2000 году вышел в свет роман шотландского писателя Робина Митчелла[en] «Расхитители могил» (англ. Grave Robbers), основанный на истории преступлений Бёрка и Хэра[48].

Кино

Телевидение

  • 6 февраля 1956 года состоялась премьера 20-го эпизода 1-го сезона британского телесериала «Пьеса недели ITV» (англ. ITV Play of the Week) — «Анатом» (англ. The Anatomist) с Аластером Симом в роли Нокса[49].
  • В эпизоде «Новый экспонат» (англ. The New Exhibit) американского телесериала «Сумеречная зона» (4-й сезон, 13-й эпизод; премьера 4 апреля 1963[50]) Бёрк, Хэр и другие известные убийцы предстают в качестве экспонатов в музее восковых фигур. Роль хранителя музея исполнил Мартин Болсам.
  • Истории Бёрка и Хэра посвящён 7-й эпизод 3-го сезона американского телесериала «Альфред Хичкок представляет» «Дело Макгрегора» (англ. The McGregor Affair; премьера 23 ноября 1964[51]). Роль Макгрегора — носильщика Бёрка и Хэра — сыграл Эндрю Дагган[en]. В роли Бёрка снялся Артур Мэлет[en], в роли Хэра — Майкл Пэйт[en].
  • Шестой Доктор — персонаж радиопьесы «Медицинские цели[en]» (2004) по мотивам британского научно-фантастического телесериала «Доктор Кто» — находится в центре событий, связанных с уэст-портскими убийствами. Главные роли в спектакле исполнили Колин Бейкер (Шестой Доктор), Лесли Филлипс (Нокс) и Дэвид Теннант (Полоумный Джейми).
  • В апреле 2012 года в телевизионной передаче Four Rooms, выходящей на британском телеканале Channel 4, был продемонстрирован бумажник, изготовленный из кожи руки Уильяма Бёрка[52].

Музыка

  • «Burke and Hare» — 12-я песня на альбоме Falling from Grace (1999) британской сайкобилли-группы Sugar Puff Demons[53].

См. также

Напишите отзыв о статье "Уэст-портские убийства"

Комментарии

  1. Традиционное написание фамилии преступника в изданиях, последовательно использующих букву ё при передаче иностранных имён[2][3][4][5]. Другие варианты транскрипции — Берк[6][7], Бэрк[8], Борке[9]. Руководства по практической транскрипции рекомендуют передавать эту фамилию как Берк[10][11][12].
  2. Встречаются написания Хар[13], Хейр[6], Хэар[5][4], Хэир[7], Хэйр[8], Гэр[9].
  3. 1 2 Ср. в статье А. Я. Розенблата «Анатомический акт» из «Энциклопедического словаря, составленного русскими учёными и литераторами» (1862):
    До этого билля положение учащихся и врачей в Англии было самое тяжёлое. Общество, суды и медицинские учреждения, дававшие медицинские учёные степени, требовали от них анатомических знаний, которых они в Англии нигде не могли приобрести, потому что закон строго запрещал вскрытие трупов и употребление их для анатомических исследований и упражнений. В XVI столетии, правда, для поощрения анатомических занятий закон приказал «выдавать ежегодно корпорации цирюльников-хирургов (barber-surgeons) трупы 4-х казнённых разбойников для анатомического их вскрытия» и впоследствии установил даже, что посмертное вскрытие трупов входило в приговор различных преступников как часть их наказания; но эти меры, конечно, немного могли облегчить затруднение желавших изучать анатомию; напротив, они сильно вредили анатомии, увеличив существовавшее везде и без того общественное нерасположение и предубеждение к ней тем, что анатомическое исследование трупа превращали в часть наказания за преступления. Следствием этого положения дел было то, что кто только мог уезжал из Англии учиться медицине в Голландию, Италию, Германию, Францию, где уже давно анатомия пользовалась правом гражданства и стояла под покровительством более разумного законодательства. Но не все могли уезжать из Англии для изучения анатомии; остававшиеся нуждались в трупах, и эта настоятельная потребность вызвала в Лондоне, Эдинбурге и друг. местах Англии особенного рода отвратительную промышленность — кражу трупов (body-snatchers), вырывание их из могил и даже убийства с целью добыть трупы. Так, ещё в 1828 г. эдинбургский сапожник Вильям Борке (Burke) и другой эдинбургский житель Гэр (Hare) были обвинены и уличены в трёх убийствах. Незадолго перед казнью Борке признался, что он, вместе с Гэром, совершил 15 убийств и трупы несчастных продал одному эдинбургскому хирургу! История Борке и Гэра именно побудила английский парламент снарядить в 1829 г. комиссию для подробного исследования положения анатомии в Англии. Исследования и прения продолжались от 1829 до 1832 г., когда, наконец, состоялся анатомический акт, или билль, уничтоживший вменение в наказание преступникам вскрытие их трупов после казни и дозволивший медицинским школам пользоваться трупами для анатомических и медицинских целей с соблюдением известных правил, подобных существующим везде в этом отношении[9].
  4. Также «воскрешатели» (англ. resurrectionists)[2][16].
  5. По сведениям из разных источников, у Бёрка было от двух[19] до семи детей, из которых впоследствии выжил единственный ребёнок (сын)[18].
  6. В первом печатном собрании материалов процесса об уэст-портских убийствах, выпущенном в Эдинбурге в 1829 году, сообщается, что после смерти мужа Макдугал жила в доме своего отца[20].
  7. Согласно протоколу допроса Уильяма Бёрка, убийство Джозефа последовало за убийством Абигейл Симпсон, совершённым весной 1828 года[25].
  8. По предположению американской исследовательницы Лайзы Рознер (англ. Lisa Rosner), Паттерсон была не проституткой, а воспитанницей эдинбургского приюта Св. Магдалины (англ. Magdalene Asylum) для сирот и девушек из неблагополучных семей[30].
  9. В протоколе судебного допроса — Мэри Доуэрти (англ. Mary Dougherty)[32].

Примечания

  1. The Worlds of Burke and Hare.
  2. 1 2 Маркс, К. Предстоящие выборы в Англии // Сочинения : в 39 т. / К. Маркс, Ф. Энгельс ; Институт марксизма-ленинизма. — 2-е изд. — М. : Государственное идательство политической литературы, 1958. — Т. 12. — С. 767.
    «Воскрешатели» — так называли в Англии людей, которые тайно выкапывали трупы умерших и продавали их в анатомические театры. В 20-х годах XIX в., когда эта практика приняла особенно большой размах, широкую известность получило дело жителя города Эдинбурга Уильяма Бёрка, который придумал способ удушать для этой цели людей без видимых следов преступления.
    </span>
  3. 1 2 Стивенсон, Р. Л. [az.lib.ru/s/stiwenson_r_l/text_1878_new_arabian_nights.shtml Предисловие к русскому переводу] [1900] ; [az.lib.ru/s/stiwenson_r_l/text_1884_the_body_snatcher.shtml Похититель трупов] // Путешествие внутрь страны ; Клуб самоубийц : сб. / пер. с англ. — СПб. : Logos, 1994. — (Библиотека П. П. Сойкина). — ISBN 5-87288-066-9.</span>
  4. 1 2 Даррелл, Л. [www.libros.am/book/read/id/317156/slug/bunt-afrodity-nunquam Бунт Афродиты. Nunquam] / пер. с англ. В. Минушина. — СПб. : Азбука, 2004. — (Оранжевый ключ). — ISBN 5-352-00646-8.</span>
  5. 1 2 Уилсон, К. Г. [readfree.ru/site/book_full/47529 Орден ассасинов] / пер. с англ. Д. Мыскова. — М. : Компания Адаптек. : АСТ — (Альтернатива). — ISBN 978-5-17-042623-2.</span>
  6. 1 2 [www.film.ru/news/treyler-horror-komedii-dzhona-lendisa-berk-i-heyr Трейлер хоррор-комедии Джона Лэндиса «Берк и Хейр»]. Film.ru (5 октября 2010). Проверено 29 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GFmAP2BU Архивировано из первоисточника 30 апреля 2013].
  7. 1 2 Новиков, К. [kommersant.ru/doc/2056343 Дело о торговле мертвецами]. Коммерсантъ Деньги № 46 (903) (19 ноября 2012). Проверено 29 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GFm5iFa7 Архивировано из первоисточника 30 апреля 2013].
  8. 1 2 Саммерс, М. [books.google.ru/books?id=O0pS9CbL9dYC&printsec=frontcover&dq=isbn:5224034116&hl=ru&sa=X&ei=Knd9UezOOKOR4ATYj4GoBg&ved=0CDEQ6AEwAA#v=onepage&q=%D0%B1%D1%8D%D1%80%D0%BA%20%D1%85%D1%8D%D0%B9%D1%80&f=false История вампиров]. — М. : Олма-Пресс, 2002. — (Зловещие страницы истории). — ISBN 5224034116.</span>
  9. 1 2 3 [books.google.ru/books?id=ZOcOAQAAIAAJ&pg=PA259&redir_esc=y#v=onepage&q&f=false Анатомический акт] / Я. А. Розенблат // Энциклопедический словарь, составленный русскими учёными и литераторами. — СПб., 1862. — Т. IV : Ама — Анто. — С. 259—260.</span>
  10. Гиляревский, Р. С. Иностранные имена и названия в русском тексте / Р. С. Гиляревский, Б. А. Старостин. — М. : Высшая школа, 1985.</span>
  11. Рыбакин, А. И. Словарь английских фамилий. — 2-е изд. — М. : Астрель : АСТ, 2000. — С. 98. — ISBN 5-271-00590-9. — ISBN 5-17-000090-1.</span>
  12. Ермолович, Д. И. Методика межъязыковой передачи имён собственных. — М. : ВЦП, 2009. — 88 с. — ISBN 978-5-94360-014-2.</span>
  13. [www.serial-killers.ru/materials/encziklopediya-serijnyx-ubijcz/page-5.htm Детские «страшилки»]. Энциклопедия серийных убийц. Проверено 28 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GFm9nvI7 Архивировано из первоисточника 30 апреля 2013].
  14. [www.crimelibrary.com/serial_killers/weird/burke/foursome_2.html William Burke & William Hare]. trueTV.com. Проверено 18 марта 2013. [www.webcitation.org/693frzOLw Архивировано из первоисточника 10 июля 2012].
  15. [lingvolive.ru/translate/en-ru/burke burke]. ABBYY Lingvo Live. Проверено 9 мая 2016.
  16. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 Gunn.
  17. Anon II, 1829, p. 170.
  18. 1 2 Anon II, 1829, p. 174.
  19. 1 2 The Alleged Perpetrators.
  20. Anon II, 1829, p. 176.
  21. Anon II, 1829, p. 177.
  22. Anon II, 1829, p. 198.
  23. Howard, Amanda. William Burke and William Hare / Amanda Howard, Martin Smith // River of Blood : Serial Killers and Their Victims. — Universal. — P. 50. — ISBN 1-58112-518-6.</span>
  24. Anon II, 1829, p. 331—333.
  25. Anon II, 1829, p. 333.
  26. Timeline.
  27. 1 2 Burke and Hare: the Edinburgh Body Merchants.
  28. Anon II, 1829, p. 201.
  29. Preface // Trial of William Burke and Helen McDougal. — Edinburgh : Robert Buchanan, 1829.</span>
  30. [pennpress.typepad.com/pennpresslog/2009/10/index.html The Anatomy Murders Corpse of the Day – Mary Paterson]. Penn Press Log (30 октября 2009). Проверено 18 марта 2013. [www.webcitation.org/6A2KCkP38 Архивировано из первоисточника 19 августа 2012].
  31. Lonsdale, Henry. A Sketch of the Life and Writings of Robert Knox, the Anatomist. — L. : MacMillan, 1870.</span>
  32. Anon II, 1829, p. 69.
  33. The Arrest.
  34. 1 2 3 4 5 The Aftermath.
  35. 1 2 3 MacLaren, I. [web.archive.org/web/20110517143254/www.rcsed.ac.uk/journal/vol45_6/4560011.htm Robert Knox MD, FRCSEd, FRSEd 1791–1862: The First Conservator of the College Museum] // The Journal of the Royal College of Surgeons of Edinburgh. — 2000. — № 6 (45). — P. 392—397.</span>
  36. Rosner, 2009: «This is written with the blood of Wm Burke, who was hanged at Edinburgh. This blood was taken from his head».
  37. [www.anatomy.mvm.ed.ac.uk/museum/explore-spotlight.php Anatomical Museum]. Edinburgh University. Проверено 18 марта 2013. [www.webcitation.org/6A2KDVGvn Архивировано из первоисточника 19 августа 2012].
  38. H., 1829, p. 590: «for delaying or evading whatever question it was inconvenient for her to answer».
  39. 1 2 3 Rosner, 2009.
  40. Anon. Hare in Dumfries // Dumfries Courier. — 1829 (10 февраля).</span>
  41. Evans, 2010: «HARE THE MURDERER. — On Friday evening last [27th March], Hare the murderer called in a public-house in Scarva, accompanied by his wife and child, and having ordered a naggin [a quarter bottle] of whiskey, he began to enquire for the welfare of every member of the family of the house, with well-affected solicitude. However, as Hare is a native of this neighbourhood, he was very soon recognised, and ordered to leave the place immediately, with which he complied, after attempting to palliate his horrid crimes by describing them as having been the effects of intoxication. He took the road towards Loughbrickland, followed by a number of boys, yelling and threatening in such a manner as obliged him to take through the fields, with such speed that he soon disappeared, whilst his unfortunate wife remained on the road, imploring forgiveness, and denying, in the most solemn manner, any participation in the crimes of her wretched husband. They now reside at the house of an uncle of Hare’s, near Loughbrickland. Hare was born and bred about one half mile distant from Scarva, in the opposite County of Armagh; and shortly before his departure from this country, he lived in the service of Mr. Hall, the keeper of the eleventh lock, near Poyntzpass. He was chiefly engaged in driving the horses, which his master employed in hauling lighters on the Newry Canal. He was always remarkable for being of a ferocious and malignant disposition, an instance of which he gave in killing one of his master’s horses, which obliged him to fly to Scotland, where he perpetrated those unparalleled crimes that must always secure him a conspicuous place in the annals of murder. — Correspondent of the Northern Whig».
  42. Anon. Prey of Science: A Grim Page in Edinburgh’s Past // The Weekly Scotsman. — 1916 (26 августа).</span>
  43. Anon I, 1829, p. 818—821: «Burke and Hare <…> it is said, are the real authors of the measure, and that which would never have been sanctioned by the deliberate wisdom of parliament, is about to be extorted from its fears <…>. It would have been well if this fear had been manifested and acted upon before sixteen human beings had fallen victims to the supineness of the Government and the Legislature. It required no extraordinary sagacity, to foresee that the worst consequences must inevitably result from the system of traffic between resurrectionists and anatomists, which the executive government has so long suffered to exist. Government is already in a great degree, responsible for the crime which it has fostered by its negligence, and even encouraged by a system of forbearance».
  44. Menefee & Simpson, 1994.
  45. Dash, Mike. [blogs.forteana.org/node/97 The miniature coffins found on Arthur’s Seat]. Charles Fort Institute (2 января 2010). Проверено 18 марта 2013. [www.webcitation.org/6FIPnjvW8 Архивировано из первоисточника 22 марта 2013].
  46. [www.nms.ac.uk/highlights/objects_in_focus/arthurs_seat_coffins.aspx Arthur’s Seat coffins]. National Museums Scotland. Проверено 18 марта 2013. [www.webcitation.org/6FIPoOwif Архивировано из первоисточника 22 марта 2013].
  47. Scottish Folktales and Oral Histories.
  48. Mitchell, Robin. Grave Robbers. — Edinburgh : Luath Press, 2000. — 192 p. — ISBN 0946487723.</span>
  49. [www.imdb.com/title/tt1325996/ ITV Play of the Week: Season 1, Episode 20. The Anatomist]. IMDb. Проверено 18 марта 2013. [www.webcitation.org/6A2KEtQ7g Архивировано из первоисточника 19 августа 2012].
  50. [www.imdb.com/title/tt0734665/ Twilight Zone: Season 4, Episode 13. The New Exhibit]. IMDb. Проверено 18 марта 2013. [www.webcitation.org/6A2KFhLXS Архивировано из первоисточника 19 августа 2012].
  51. [www.imdb.com/title/tt0394062/ The Alfred Hitchcock Hour: Season 3, Episode 7. The McGregor Affair]. IMDb. Проверено 18 марта 2013. [www.webcitation.org/6A2KGPRZu Архивировано из первоисточника 19 августа 2012].
  52. [www.channel4.com/programmes/four-rooms/articles/the-objects-series-2-episode-6#bodysnatchers-skin-wallet Bodysnatcher’s skin wallet]. Channel 4 (апрель 2012). Проверено 18 марта 2013. [www.webcitation.org/6A2KH6a4A Архивировано из первоисточника 19 августа 2012].
  53. [www.discogs.com/Sugarpuff-Demons-Falling-From-Grace/master/488501 Sugar Puff Demons – Falling from Grace]. Discogs. Проверено 18 марта 2013.
  54. </ol>

Литература

  • Adams, Norman. Scottish Bodysnatchers. — Goblinshead, 2002. — ISBN 1899874402.</span>
  • Anon. [www.google.ru/books?id=YTtPAAAAYAAJ&pg=PA818&lpg=PA818&redir_esc=y#v=onepage&q&f=false Mr. Warburton’s Bill. Traffick in Dead Bodies] // The Lancet. — 1829. — № 1.</span>
  • Anon. [books.google.com.ru/books?id=8LoDAAAAQAAJ&ots=hetgAqxPeT&dq=west%20port%20murders&hl=ru&pg=PP1#v=onepage&q=west%20port%20murders&f=false West Port Murders; or An Authentic Account of the Atrocious Murders Committed by Buke and His Associates, Containing a Full Account of All the Extraordinary Circumstances Connected with Them. Also, a Report of the Trial of Burke and M’Dougal with a Description of the Execution of Burke, His Confessions and Memoirs of His Accomplices, Including the Proceedings Against Hare, &c.]. — Edinburgh : Thomas Ireland, Junior, 1829. — 362 p.</span>
  • Bailey, Brian. Burke and Hare : The Year of the Ghouls. — Mainstream, 2002. — ISBN 1840185759.</span>
  • Conaghan, Martin. Burke and Hare / Martin Conaghan, Will Pickering. — Insomnia Publications, 2009. — ISBN 1905808127.</span>
  • Douglas, Hugh. Burke and Hare. — Hale, 1973. — ISBN 070913777X.</span>
  • Edwards, Owen Dudley. Burke and Hare. — Mercat Press, 1993. — ISBN 1873644256.</span>
  • H. [books.google.ru/books?id=SidMAQAAIAAJ&pg=PA557&redir_esc=y#v=onepage&q&f=false Trial of Burke and M’Dougal] // The Law Magazine, Or, Quarterly Review of Jurisprudence. — 1829. — Vol. II. — P. 557—597.</span>
  • MacDonald, Helen. Human Remains: Episodes in Human Dissection. — Melbourne : Melbourne University Press, 2005. — ISBN 0522851576.</span>
  • Menefee, Samuel Pyeatt. The West Port Murders and the Miniature Coffins from Arthur’s Seat / Samuel Pyeatt Menefee, Allen D. C. Simpson // Book of the Old Edinburgh Club. — 1994. — Vol. 3 : The Old Edinburgh Club. — P. 63—81.</span>
  • Richardson, Ruth. [books.google.com/?id=m4cOAAAAQAAJ&printsec=frontcover&dq=%22death+dissection%22&q. Death, Dissection and the Destitute]. — L. : Routledge & Kegan Paul, 1987. — ISBN 0-7102-0919-3.</span>
  • Rosner, Lisa. The Anatomy Murders : Being the True and Spectacular History of Edinburgh’s Notorious Burke and Hare and of the Man of Science Who Abetted Them in the Commission of Their Most Heinous Crimes. — University of Pennsylvania Press, 2009. — ISBN 9780812241914.</span>
  • Roughead, William. The West Port Murders / William Roughead, Luc Sante // Classic Crimes: A Selection from the Works of William Roughead. — New York Review of Books, 2000. — ISBN 0940322463.</span>

Ссылки

В Викитеке есть тексты по теме
Уэст-портские убийства
  • Уэст-портские убийства: тематические медиафайлы на Викискладе
  • Evans, Alun. [ije.oxfordjournals.org/content/39/5/1190.full#xref-ref-9-1 William Hare the murderer]. International Journal of Epidemiology (2010). Проверено 18 марта 2013. [www.webcitation.org/6A2KJLBRY Архивировано из первоисточника 19 августа 2012].
  • Gunn, Robert M. [skyelander.orgfree.com/burkhare.html The Resurrectionists & Burke and Hare]. Проверено 18 марта 2013. [www.webcitation.org/67ai5NGpq Архивировано из первоисточника 12 мая 2012].
  • Jenkins, J. P. [www.britannica.com/contributor/John-Philip-Jenkins/4586 William Burke and William Hare]. Britannica. Проверено 8 мая 2016. [web.archive.org/web/20160410232510/www.britannica.com/biography/William-Burke-and-William-Hare Архивировано из первоисточника 10 апреля 2016].
  • [www.scotsman.com/news/buried-secrets-of-the-city-murder-dolls-1-967573 Buried secrets of the city murder dolls]. The Scotsman (2 декабря 2005). Проверено 18 марта 2013. [www.webcitation.org/67ai2uUy0 Архивировано из первоисточника 12 мая 2012].
  • [www.crimeandinvestigation.co.uk/crime-files/burke-and-hare/biography.html Burke and Hare: the Edinburgh Body Merchants] ([www.crimeandinvestigation.co.uk/crime-files/burke-and-hare/arrest.html The Arrest], [www.crimeandinvestigation.co.uk/crime-files/burke-and-hare/aftermath.html The Aftermath], [www.crimeandinvestigation.co.uk/crime-files/burke-and-hare/timeline.html Timeline]). Crime and Investigation Network (2011). Проверено 18 марта 2013. [www.webcitation.org/6A2KIWgvj Архивировано из первоисточника 19 августа 2012].
  • [archive.scotsman.com/article.cfm?id=TSC/1829/01/31/Ar00601 The Scotsman Archive – Item from 31st January 1829 – Burke and Hare trial]. The Scotsman. Проверено 18 марта 2013. [www.webcitation.org/67ai4FJCf Архивировано из первоисточника 12 мая 2012].
  • [burkeandhare.com The Worlds of Burke and Hare] ([burkeandhare.com/bhperps.htm The Alleged Perpetrators], [burkeandhare.com/bhcredits.htm Scottish Folktales and Oral Histories]). Burkeandhare.com. Проверено 18 марта 2013. [www.webcitation.org/67abOcmHY Архивировано из первоисточника 12 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Уэст-портские убийства

Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.