Массовое убийство в Ивашевке

Массовое убийство в Ивашевке
Способ убийства	нанесение ударов молотками, битами и арматурой
Оружие	молотки, биты, арматура
Место	село Ивашевка, Сызранский район, Самарская область, Россия
Дата	24 апреля 2016 года
Убитые	6
Раненые	1

Ма́ссовое уби́йство в Ива́шевке — 24 апреля 2016 года в селе Ивашевка Сызранского района. В результате нападения неизвестных был убит экс-глава полиции Сызрани, заместитель начальника штаба ГУ МВД России по Самарской области полковник Андрей Гошт, а также его отец, мать, жена, жена брата и племянница. Семилетняя племянница с тяжёлыми травмами доставлена в больницу и находится в состоянии комы.

Ход событий

Члены семьи Гошта были убиты предположительно при помощи молотков, бит и арматур, о чём свидетельствует характер травм жертв, при этом самого Андрея, вероятно, пытали. Убийство произошло в доме родителей полицейского, который оборудован камерами видеонаблюдения, однако все записи исчезли вместе с сервером. Незадолго до описываемых событий полковник нанял охрану для дома, которую отпускал, когда лично приезжал к родителям, как и в воскресенье — день происшествия.

Расследование

Объявлено вознаграждение в размере 3 млн рублей за помощь в поиске убийц.

По мнению замчанальника ГУМВД по Самарской области Андрея Коновалова основной версией является имущественное нападение.

Владимир Маркин — официальный представитель следственного комитета — заявил о наличии трёх основных версий происшедшего, по состоянию на 26 апреля 2016 года, которые не раскрываются в интересах следствия.

В ночь с 30 апреля на 1 мая были задержаны первые трое подозреваемых (о чем официально сообщил СК РФ), а 2 мая их доставили в Сызрань. Уже 3 мая эти трое граждан Азербайджана (по информации телекана имена подозреваемых — Бабаев Ислам Азру оглы, Зохрабов Орхан Шырали оглы и Фаталиев Роман Рауф оглы) признали себя виновными в преступлении. 4 мая им были предъявлены обвинения. Все они давно проживали в поселках Шигоны и Кушниково Шигонского района Самарской области (в 34 километрах от места преступления) и в городе Сызрань.

1. Роман Фаталиев (23 года) — родом из Азербайджана, жил в поселке Шигоны, официально безработный, но работал на стройках (имел судимость во время учебы в школе — два года условно за вымогательство и избиение).
2. Ислам Бабаев (21 год) — родом из Азербайджана, жил в Сызрани, работал с братом на стройках.
3. Орхан Зохрабов — тоже из Азербайджана, жил в Сызрани, учился в политехническом колледже (ранее осужденный и отсидевший три года за кражу баранов).
4. Четвертый подозреваемый Махмадали Ахмадов (24 года), таджик (женат на местной, которая приняла ислам, у них есть ребенок), жил в поселке Кушниково. Ахмадов бежал в Таджикистан через Казахстан за сутки до ареста подельников. Он якобы был задержан 4 мая в московском аэропорту «Домодедово», куда он прилетел из своего родного Душанбе (как утверждает СК РФ «…оперативные сотрудники ГУУР МВД России задержали в качестве подозреваемого в аэропорту Домодедово мужчину, прибывшего рейсом „Душанбе-Москва“. Накануне сотрудники МВД Республики Таджикистан установили, что подозреваемый намерен выехать из Душанбе в Москву.»). По другим данным (как заявил на брифинге начальник ГУ МВД России по Самарской области Сергей Солодовников) Ахмадов был задержан 3 мая на таджикско-афганской границе. 4 мая его самолетом доставили в Москву, а потом в Сызрань для следственных действий. По версии следствия Ахмадов является организатором преступления. Сам подозреваемый в Сызрани успел заявить репортерам, что никого не убивал. Более того, МВД Таджикистана сообщает, что никто Ахмадова на таджикско-афганской границе не задерживал, так как он не был в розыске и что «Махмадали Ахмадов заявил, что не причастен к данному преступлению и намерен возвратиться в Российскую Федерацию, чтобы доказать свою невиновность».

По предварительным данным следствия банда заранее готовилась к воровству или к грабежу в селе Ивашевка, организатор Ахмадов заготовил для этого палки/биты. Все четверо подозреваемых собрались 23 апреля около 10 вечера возле кафе «Чудо-печь» (город Сызрань, улица Ульяновская) и, сменив по пути две машины, приехали в село Ивашевка.

Дождавшись темноты, преступники выбрали из двух богатых домов тот, в котором погас свет. Затем оставили машину около клуба и через поле пошли к этому дому, вошли через незапертую заднюю дверь и забили всех хозяев сначала на первом, потом на втором этаже. Уходя они забрали с собой сервер системы видеонаблюдения, где хранятся видеозаписи с охранных камер. Их добычей также стали два телефона, планшет и 900 рублей вместе с бумажником Гошта.

Далее они поехали в Ульяновск, сделали остановку перед рекой Тишерек — закопали часть добычи (сервер) и биты под мостом. Доехав до Ульяновска, они остановились возле магазина «Магнит», где Фаталиев (не зная ПИН кода) пытался получить деньги по пластиковой карте Гошта из банкомата «Сбербанка». Видеозапись с банкомата приобщена к делу.

Альтернативные версии

Некоторые специалисты и эксперты сомневаются в версии следствия о простом грабеже, указывая на ничтожную добычу грабителей, особую жестокость преступления и тщательную подготовку (заранее, ещё в феврале была отравлена собака хозяев, и собаки соседей — за несколько недель до преступления). В частности, бывший следователь Тельман Гдлян считает, что наводку на дом этим преступникам могли дать другие, более опытные, которые хотели свести счеты с Андреем Гоштом «Криминальные структуры могли дать наводку этим ребятам, что там очень много денег, золотых изделий и так далее — косвенное подталкивание к этому преступлению».

А бывший старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР, почетный адвокат Владимир Калиниченко проводит параллель с преступлениями банды ГТА и считает: «… по крайней мере, это отсутствие завладения имуществом говорит о том, что мотивы преступления могут быть совершенно другими. У меня есть своя самостоятельная версия. Я знаю, что в последние 10-15 лет, в Подмосковье особенно, на различных квартирах, и в Москве, на дачах, можно увидеть приезжающих людей кавказской национальности, из Средней Азии, которые ассимилируются здесь с оружием, продвигают различную литературу. Накануне убийства в Сызрани было сообщение в СМИ о том, что накрыли один молельный дом и задержали 60 человек. В этом доме находилась взрывчатка, оружие, экстремистская литература и так далее. Поэтому у меня остается версия о том, что у нас в стране сегодня совершаются или начали совершаться преступления совершенно другой направленности, никаких разбоев здесь нет. А речь идет о дестабилизации обстановки на территории России путем совершения таких преступлений. Это все было и есть и на Западе, и было несколько лет назад, и сегодня процветает».

Реакция политиков

После того, как стали известны имена, национальности и гражданства подозреваемых, последовала политическая реакция. Сенатор Совета Федерации РФ (от партии Единая Россия) Франц Клинцевич сделал неожиданное для правящей партии политическое заявление о необходимости введения визового режима со странами Средней Азии (кроме Казахстана и Киргизии) и о необходимости ужесточить требования к предоставлению гражданства РФ. «Зверское убийство экс-главы полиции Сызрани и его семьи выходцами из республик Средней Азии — это уже через край … у всех на памяти ужасная смерть московского ребенка от рук сумасшедшей няни из Узбекистана». Клинцевич указал, что надо определиться, что важнее: хорошие отношения с бывшими советскими республиками или безопасность граждан РФ? Эту идею поддержали также правозащитики.

Позже, с учетом общественного резонанса от массовой драки иммигрантов из Средней Азии и выходцев с Северного Кавказа на Хованском кладбище Москвы 13 мая 2016, к этой идее присоединились и другие политики. Так ещё один сенатор, он же первый зампред комитета СФ по обороне и безопасности Евгений Серебренников выступил за введение визового режима для ряда государств, в частности, Таджикистана и Узбекистана, чтобы предотвратить подобные инциденты.

См. также

• Банда Малышева — Култашева
• Массовое убийство в станице Кущёвской
• Банда «ГТА»

Примечания

Преступность   Россия

Отрывок, характеризующий Массовое убийство в Ивашевке

– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.