Убийство Юлия Цезаря
 |
Эту статью следует викифицировать. Пожалуйста, оформите её согласно правилам оформления статей. (октябрь 2008)
|
 |
Стиль этой статьи неэнциклопедичен или нарушает нормы русского языка. Статью следует исправить согласно стилистическим правилам Википедии.
|
Убийство Юлия Цезаря явилось результатом заговора группы сенаторов, возглавляемых Гаем Кассием Лонгином и Марком Юнием Брутом. Заговорщики хотели свергнуть Юлия Цезаря, который в период гражданской войны превратился из военачальника в единоличного повелителя Рима. Заговорщики убили Цезаря 15 марта 44 года до н. э., что привело к ещё одной гражданской войне и, в конце концов, к установлению господства наследника Цезаря Октавиана в качестве римского императора.
Содержание
Заговор и убийство
После четырёхлетнего единоличного правления Цезаря группа сенаторов организовала заговор, целью которого стали убийство диктатора и возвращение сенату его былой роли.
Душой заговора был энергичный Гай Кассий, но главой его считался Юний Брут, потомок «мифического» Луция Юния Брута и Сервилия Агалы[en], теоретик и философ, движимый не личным честолюбием, а привязанностью к республиканскому идеалу, ради которого он готов был убить Цезаря, любившего его и безгранично ему доверявшего. Около 80 человек объединилось около Брута и Кассия.
Доверчивость Цезаря, вполне рассчитанная, бывшая одним из пунктов его политической программы, сделала его безоружным. 15 марта 44 года до н. э. заговорщики убили Цезаря в помещении для заседаний сената, около театра Помпея. Сигнал к нападению подал Луций Тиллий Цимбер, перешедший на сторону заговорщиков после того, как Цезарь отказался вернуть из ссылки его брата, сдёрнув с Цезаря тогу. Так как каждый из них по отдельности не хотел становиться основным убийцей, они договорились, что каждый нанесёт хотя бы один удар. Убить Цезаря первыми ударами не удалось: он пытался сопротивляться. По версии Светония, последними словами Гая Юлия была фраза на греческом «καὶ σύ, τέκνον» («И ты, дитя моё?»). Согласно Плутарху, Цезарь ничего не сказал, увидев среди убийц Брута. Восклицание, приписываемое Цезарю, увидевшему, что и Брут собирается нанести свой удар, «И ты, Брут?» является цитатой из пьесы «Юлий Цезарь»[1] Уильяма Шекспира и не содержится в исторических источниках. Цезарь умер от двадцати трёх ран.
Характерно, что заговор никем из участников не был выдан и что он мог закончиться неудачей, если бы убийцам не помогли ряд случайностей и полный фатализм Цезаря[2].
Известные участники заговора
- Децим Юний Брут Альбин
- Марк Юний Брут
- Гай Кассий Лонгин
- Гай Кассий Пармский
- Луций Минуций Басил (?)
- Луций Туллий Кимвер
- Марк Эмилий Лепид
- Публий Корнелий Лентул Спинтер
- Публий Туруллий
- Пакувий Антистий Лабео
- Публий Сервилий Каска Лонг
- Гай Сервилий Каска
- Луций Корнелий Цинна
- Гай Сенций Сатурнин
Последствия убийства
Непредвиденным результатом для убийц было то, что смерть Цезаря ускорила конец Римской республики. Средний и низший класс Рима, среди которых Цезарь был популярен, пришли в ярость (особенно после обращения Антония к простым людям) оттого, что небольшая группа аристократов убила Цезаря. Антоний собирает большую толпу римлян и угрожает направить её на оптиматов, возможно, с намерением взять под контроль Рим. Но, к его удивлению и огорчению, Цезарь назвал своего внучатого племянника Гая Октавиана единственным наследником.
Для борьбы с Марком Брутом и Кассием, которые находились с огромной армией в Греции, Антонию были необходимы солдаты, наличные средства и легитимность, которую могло дать имя Цезаря. 27 ноября 43 года до н. э. был принят Lex Titia, и после этого был официально сформирован второй триумвират в составе Антония, Октавиана и Лепида. Видя, что милосердие Цезаря привело к его убийству, второй триумвират ввёл проскрипции, то есть санкционировал убийство ряда оппонентов с тем, чтобы обеспечить финансирование сорока пяти легионов в войне против Брута и Кассия. Антоний и Октавиан разбили их в битве при Филиппах.
Последняя гражданская война развернулась позже между Антонием и Октавианом и привела к установлению единоличной власти последнего.
Напишите отзыв о статье "Убийство Юлия Цезаря"
Литература
- Josiah Osgood. Caesar’s Legacy. Civil War and the Emergence of the Roman Empire. Cambridge 2006.
Примечания
- ↑ Третье действие, сцена 1,77.
- ↑ О настроении общества см., например, Porzio, в «Rivista di storia antica», VI, 1901, 103 и сл.; о событиях 44 г. и о заговоре — Kruger, «De rebus inde a bello Hispaniensi usque ad Caesaris necem gestis», Бонн, 1895; O. E. Schmidt, «Der Briefwechsel des M. Tullius Cicero», Лейпциг, 1893, особенно стр. 64 и сл.; Bynum, «Das Leben des M. Junius Brutus», Галле, 1898
Отрывок, характеризующий Убийство Юлия Цезаря
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
