Убийство в Гросс-Пойнте
Поделись знанием:
К:Фильмы 1997 года
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
| Убийство в Гросс-Пойнте | |
| Grosse Pointe Blank | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Сьюзан Арнольд |
| Автор сценария |
Том Янкевич |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Caravan Pictures |
| Длительность |
107 мин. |
| Бюджет |
15 млн $ |
| Сборы |
28 млн $ |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Убийство в Гросс-Пойнте» (англ. Grosse Pointe Blank) — чёрная криминальная комедия режиссёра Джорджа Эрмитажа с Джоном Кьюсаком и Минни Драйвер в главных ролях. Лента вышла на экраны 11 апреля 1997 года.
Сюжет
Мартин Бланк — профессиональный убийца, недовольный собственной работой. По совету своей помощницы Марселлы и доктора Отмана (который ведёт сеансы психоанализа только из страха быть убитым своим пациентом) Бланк отправляется в родной город Гросс-Пойнт на встречу выпускников, чтобы отдохнуть и отвлечься. Мартин надеется восстановить отношения со своей девушкой Дэби, от которой он сбежал 10 лет назад. Но тут Бланку поступает заказ на очередное убийство, которое должно произойти в Гросс-Пойнте, и он соглашается. Заказ перехватывает Гросер, конкурент Бланка, постоянно мешающий его работе. Он выдаёт Мартина двум федеральным агентам, которые начинают его преследовать, а также подсылает бывшего террориста для убийства Бланка.
Актёры
- Джон Кьюсак — Мартин Бланк, профессиональный убийца
- Минни Драйвер — Дэби Ньюберри, ведущая радиостанции
- Алан Аркин — доктор Отман, психоаналитик
- Дэн Эйкройд — Гросер, профессиональный убийца, конкурент Бланка
- Джоан Кьюсак — Марселла, секретарь Мартина Бланка
- Мич Райан — Барт Ньюберри, отец Дэби
- Хэнк Азариа — Стивен Ларднер, федеральный агент
- К. Тодд Фриман — Кеннет МакКаллерс, федеральный агент
- Бенни Уркидес — Феликс Ла Пубелл, террорист, подосланный убрать Бланка
- Стив Пинк — Терри Ростана, сторож магазина
- Джереми Пивен — Пол Сперикки, выпускник 86-го года
- Майкл Кудлиц — Боб Дестепелло, выпускник 86-го года
- Карлос Джекотт — Кен, выпускник 86-го года
- Д. В. Де Винсентис — Дэн Корецки, выпускник 86-го года
- Барбара Харрис — Мэри Бланк, мать Мартина Бланка
- Энн Кьюсак — Эми, пьяная выпускница, встретившая Мартина и Дэби
- Билл Кьюсак — официант
Критические оценки
«Убийство в Гросс-Пойнте» получило в целом положительные отзывы. На сайте Rotten Tomatoes фильм имеет 76 % положительных оценок на основе 56 обзоров, а также статус «свежести»[1]. На сайте Metacritic также 76 % положительных оценок на основе 27 обзоров, то есть «в целом положительная оценка Metacritic»[2]. Роджер Эберт дал фильму 2.5 звезды из 4 возможных, отмечая актёрскую игру и диалоги.[3] Картина собрала 6 870 397 долларов в первые выходные, заняв 4 место по кассовым сборам. Итоговые сборы составили 28 084 357 долларов[4].
Саундтрек
Оригинальный саундтрек для фильма написал Джо Страммер, прежде лидер группы The Clash. Также в фильме звучит множество классических хитов рока, панк-рока и новой волны. На встрече выпускников 86-го года играют песни 80-х, таких исполнителей как Дэвид Боуи и Queen, The Cure, Motörhead, The Clash, Siouxsie and the Banshees и других. Некоторые композиции являются современными по отношению к времени действия фильма, которое происходит в 1997 году, это песни Guns N’ Roses, The Pogues и других исполнителей. Первый диск Grosse Pointe Blank вышел в марте 1997 года и занял 31 строчку в чарте Billboard 200, в связи с чем в октябре вышел второй диск, который изначально не планировался.
| Grosse Pointe Blank | |
 | |
| Саундтрек разных исполнителей | |
|---|---|
| Дата выпуска |
1 диск — 18 марта 1997 |
| Жанры | |
| Страна | |
| Лейбл |
PolyGram |
| Профессиональные рецензии | |
- 1 диск
| # | Название | Исполнитель | Продолжительность |
|---|---|---|---|
| 1. | Blister in the Sun | Violent Femmes | 2:08 |
| 2. | Rudie Can’t Fail | The Clash | 3:31 |
| 3. | Mirror in the Bathroom | The English Beat | 3:09 |
| 4. | Under Pressure | Дэвид Боуи и Queen | 4:03 |
| 5. | I Can See Clearly Now | Джонни Нэш | 2:46 |
| 6. | Live and Let Die | Guns N’ Roses | 3:02 |
| 7. | We Care a Lot | Faith No More | 4:03 |
| 8. | Pressure Drop | The Specials | 4:18 |
| 9. | Absolute Beginners | The Jam | 2:50 |
| 10. | Armagideon Time | The Clash | 3:53 |
| 11. | El Matador | Los Fabulosos Cadillacs | 4:34 |
| 12. | Let My Love Open the Door | Пит Таунсенд | 4:58 |
| 13. | Blister 2000 | Violent Femmes | 2:58 |
- 2 диск
| # | Название | Исполнитель | Продолжительность |
|---|---|---|---|
| 1. | A Message to You, Rudy | The Specials | 2:53 |
| 2. | Cities in Dust | Siouxsie and the Banshees | 3:49 |
| 3. | The Killing Moon | Echo & the Bunnymen | 5:44 |
| 4. | Monkey Gone to Heaven | Pixies | 2:56 |
| 5. | Lorca’s Novena | The Pogues | 4:35 |
| 6. | Go! | Tones on Tail | 2:32 |
| 7. | Let it Whip | Dazz Band | 4:24 |
| 8. | The Dominatrix Sleeps Tonight | Dominatrix | 3:40 |
| 9. | War Cry | Джо Страммер | 5:58 |
| 10. | White Lines (Don’t Don’t Do It) | Грэндмастер Флэш и Мелвин Гловер | 7:24 |
| 11. | Take on Me | a-ha | 3:46 |
| 12. | You’re Wondering Now | The Specials | 2:37 |
- Другие звучавшие в фильме песни
| # | Название | Исполнитель |
|---|---|---|
| 1. | Fugue in a Minor | Жак ван Ортмерссен |
| 2. | Live and Let Die | Адам Филдс |
| 3. | Ace of Spades | Motörhead |
| 4. | In Between Days | The Cure |
| 5. | Your Lucky Day in Hell | Eels |
| 6. | Little Luxuries | The Buzros |
| 7. | Sharks Can't Sleep | Трейси Бонэм |
| 8. | Big Boss Man | Джимми Рид |
| 9. | Detroit City | Бобби Бэйр |
| 10. | Walk Like an Egyptian | The Bangles |
| 11. | 99 Luftballons | Nena |
| 12. | Doors of Your Hear | The English Beat |
Напишите отзыв о статье "Убийство в Гросс-Пойнте"
Примечания
- ↑ [www.rottentomatoes.com/m/grosse_pointe_blank/ Grosse Pointe Blank on Rotten Tomatoes]. Rotten Tomatoes. Проверено 18 сентября 2012.
- ↑ [www.metacritic.com/movie/grosse-pointe-blank Grosse Pointe Blank on Metacritic]. Metacritic. Проверено 18 сентября 2012. [www.webcitation.org/6BkrjpMIT Архивировано из первоисточника 28 октября 2012].
- ↑ Roger Ebert. [rogerebert.suntimes.com/apps/pbcs.dll/article?AID=/19970411/REVIEWS/704110302/1023 Grosse Pointe Blank]. Chicago Sun-Times (11 апреля 1997). Проверено 18 сентября 2012.
- ↑ [boxofficemojo.com/movies/?id=grossepointeblank.htm Domestic Total Gross]. Box Office Mojo. Проверено 18 сентября 2012. [www.webcitation.org/6BkrkNOcJ Архивировано из первоисточника 28 октября 2012].
Ссылки
- «Убийство в Гросс-Пойнте» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v154792 Убийство в Гросс-Пойнте] (англ.) на сайте allmovie
Отрывок, характеризующий Убийство в Гросс-Пойнте
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
