Убийство монахов в Оптиной пустыни

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Массовое убийство в Оптиной пустыни 18 апреля 1993 года

Николай Аверин даёт интервью телепередаче «Приговорённые пожизненно»
Способ убийства

Нанесение ранений холодным оружием

Оружие

Нож

Место

Оптина пустынь, Калужская область

Дата

18 апреля 1993 года

Нападавшие

Николай Аверин

Убитые

3

Число убийц

1

Массовое убийство в Оптиной пустыни 18 апреля 1993 года — убийство трёх монахов Русской православной церкви — иеромонаха Василия (Рослякова) и иноков Ферапонта (Пушкарёва) и Трофима (Татарникова), совершённое в монастыре Оптина пустынь в пасхальную ночь на 18 апреля 1993 года душевнобольным Николаем Авериным.





Николай Аверин

Николай Николаевич Аверин родился 13 июня 1961 года в Калужской области. В 1990 году он впервые попал в поле зрения правоохранительных органов, совершив изнасилование, однако жертва забрала заявление. Через год, в апреле 1991 года, Аверин вновь совершил изнасилование, сопряжённое с нанесением тяжких телесных повреждений своей жертве. Однако 8 августа 1991 года его отправили в психиатрическую клинику, признав невменяемым.[1]

В феврале 1992 года Аверина выписали из стационара. Ему дали третью группу инвалидности. Аверин вернулся в родное село Волконское в Калужской области, находившееся неподалёку от Оптиной пустыни.

18 апреля 1993 года

В пасхальную ночь с 17 на 18 апреля 1993 года Аверин, взяв с собой нож с вырезанными на рукоятке цифрами «666», отправился в монастырь Оптина пустынь. В ту ночь там проходили торжественные богослужения.

Аверин отправился на звонницу, где в то время находились иноки Ферапонт (в миру Владимир Пушкарёв) и Трофим (в миру Леонид Татарников). Они звонили в колокола в честь Пасхи. Убийца хладнокровно нанёс смертельные ранения обоим, в результате чего оба инока скончались.

В 6 часов утра Николай Аверин, неподалёку от звонницы, со спины напал на иеромонаха Василия (в миру Игоря Рослякова, некогда спортсмена-ватерполиста), и нанёс ему несколько ударов ножом, отчего тот скончался на месте.[2]

После убийства Аверин бросил нож и скрылся в лесу.

Расследование убийства. Арест Аверина

Тела монахов обнаружили спустя час. По тревоге были подняты все подразделения местной милиции. Как писал А.И.Ракитин[3]:

Опрос свидетелей - а таковых оказалось немало! - принес поразительный результат: паломники ясно различали в утренних сумерках звонарей (благо звонницей служил помост на уровне земли, а не колокольня), видели как упали один за другим иноки, но нападавшего не рассмотрел никто. Так, три паломницы видели, что через ограждение звонницы перепрыгнул некто, одетый в черную морскую шинель, и побежал прочь; все три женщины независимо друг от друга решили, что звонарям стало плохо и побежавший человек сейчас приведет доктора. Женщины эти подошли к звоннице и какое-то время не решались приблизиться к монахам, решив, что их недомогание вызвано строгостью пасхального поста. Лишь когда на досках помоста стала различима вытекавшая из ран иноков кровь, паломницы поняли, что оказались свидетелями преступления. Другие две женщины наблюдали сам момент нападения, но также не смогли дать сколь-нибудь удовлетворительного описания преступника; по их словам, произошедшее выглядело так, словно иноки беззвучно упали сами по себе и нападавшего не было видно до тех самых пор, плока он не побежал от звонницы в сторону Скитских ворот. Безусловно, следствие столкнулось с неким любопытным феноменом субъективного восприятия, но следует признать, что во всем, связанном с судьбою погибших монахом, немало мистического, рационально необъяснимиого.

Обнаруженный на месте преступления нож был отправлен на экспертизу, которая установила, что отпечатки пальцев на рукоятке принадлежали жителю соседнего села Николаю Аверину. Тем временем, убийца лесами ушёл в Тульскую область, где в одном из кооперативов совершил кражу, затем решил вернуться домой, где и был задержан.[1]

Аверин и не думал скрывать своих преступлений. Он подробно рассказал обо всех убийствах. Судебно-психиатрическая экспертиза признала его невменяемым, поставив диагноз — шизофрения. После этого Аверина отправили в спецлечебницу закрытого типа. Дальнейшая его судьба точно неизвестна, возможно, он до сих пор находится в психиатрической больнице.[1]

Документальные фильмы

  • Документальный фильм Вахтанга Микеладзе «Убийство в монастыре» из цикла «Документальный детектив»
  • Документальный фильм «[www.ruarchive.com/archives/14066 Метка посланника Сатаны]» из цикла Вахтанга Микеладзе «Приговорённые пожизненно»
  • Документальный фильм «Число зверя» из цикла Вахтанга Микеладзе «Пожизненно лишённые свободы»
  • [rutube.ru/tracks/2262917.html?v=898a811b3870d70046c3e18c73292dda Фильм об убиенных монахах Оптиной Пустыни. Свидетельства очевидцев.]

Напишите отзыв о статье "Убийство монахов в Оптиной пустыни"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.murders.ru/d4.html ДЕЛО Н. Н. АВЕРИНА ( Россия, 1993 г. )] (рус.). [www.murders.ru/]. Проверено 5 сентября 2010. [www.webcitation.org/67WsLFasd Архивировано из первоисточника 9 мая 2012].
  2. [www.pravmir.ru/article_1954.html Красная Пасха в Оптиной пустыни] (рус.). Журнал "Православие и мир" (Wed, 18 Apr 2007, 09:01). Проверено 5 сентября 2010. [www.webcitation.org/67WsM4XDX Архивировано из первоисточника 9 мая 2012].
  3. [murders.ru/d4.html Murders]

Ссылки

  • [www.optina-pustin.ru/ybiennie_na_pashy.html Небесные ратники. Жизнеописание и чудеса Оптинских новомучеников. Москва, издательство «Свт. Киприан», 2008 г.]
  • [www.library.pravpiter.ru/book_3/27.htm Иеромонах Тихон (Шевкунов). Невидимая брань]

Отрывок, характеризующий Убийство монахов в Оптиной пустыни

С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.