Убийство студента Иванова

Убийство студента Иванова (также «Нечаевское дело») — громкое убийство, совершённое в 1869 году революционным кружком «Народная расправа» под руководством С. Г. Нечаева. Преступление вдохновило Ф. М. Достоевского на создание его романа «Бесы», немедленно осуждённого, по выражению Н. А. Бердяева, «прогрессивным» сознанием.

Причины убийства

В 1869 году нечаевцы решили организовать выступления солидарности (расклейку листовок) в Петровской академии по случаю очередных студенческих волнений в Московском университете. Такие действия были явной провокацией властей к закрытию академии или её частей, поэтому один из авторитетных членов кружка, 23-летний студент академии Иван Иванов, выступил против. Почувствовав угрозу своему единовластию, Нечаев решил сплотить группу с помощью убийства.

С этой целью Нечаев обвинил Иванова в предательстве и сотрудничестве с властями (в ходе судебного процесса об убийстве выяснилось, что обвинение было ложным и Иванов с властями не сотрудничал). В детали были посвящены лишь два участника кружка: студент Алексей Кузнецов и бывший тюремный надзиратель Николай Николаев.

Место убийства

Для убийства был выбран старинный грот в парке Петровской сельскохозяйственной академии. Этот грот XVIII века, когда-то расположенный на берегу заболоченного пруда слева от центральной аллеи Исторического парка, за главным зданием Тимирязевской академии, был разрушен уже в 1890-е годы.

Московские экскурсоводы часто водят интересующихся приезжих к сохранившемуся в парке другому гроту начала XIX века, ошибочно указывая на него как на место преступления.

Нечаев заманил Иванова в грот под предлогом изъятия типографского станка из тайника, в котором его якобы в 1866 году спрятал перед арестом Николай Ишутин (никакого станка в гроте закопано не было).

Убийство

Утром 21 ноября 1869 года Нечаев появился в квартире, которую снимали Кузнецов и Николаев, возле Бронных улиц, и позвал туда литератора Ивана Прыжова и Петра Успенского. Из квартиры вся группа направилась в Петровско-Разумовское для встречи с Ивановым.

План Нечаева состоял в том, чтобы задушить Иванова шарфом (хотя на всякий случай Николаев имел при себе револьвер). Прыжов и Успенский об истинной цели похода в грот не знали (как выяснилось позже на суде, многие члены кружка даже не знали о существовании «Катехизиса революционера»). Выполнить план не удалось; сопротивление Иванова привело к тому, что его оглушили ударами по голове, после чего сам Нечаев добил жертву выстрелом в голову из револьвера, принадлежавшего Николаеву.

После убийства труп обернули в пальто Кузнецова, нагрузили кирпичами и опустили в пруд под лёд в надежде скрыть убийство до весны.

Однако уже 25 ноября 1869 года случайно проходивший мимо крестьянин села Петровские Выселки Пётр Калугин увидел у грота шапку, башлык и дубину, прошёл по кровавому следу к пруду и обнаружил труп подо льдом на глубине в полметра. После опознания тела сокурсниками дело было взято под контроль шефом губернского жандармского управления И. Л. Слезкиным (такое внимание было связано с тем, что Иванов состоял на учёте у жандармов как революционер).

Арест, суд и приговор

Документы, забытые убийцами в кармане пальто Кузнецова, немедленно указали следствию на Успенского и самого Кузнецова. Уже к концу декабря Успенский, Кузнецов, Прыжов были арестованы вместе с другими членами «Народной расправы» — братьями Лихутиными и Негрескулом. Живший по чужому паспорту Николаев был арестован в феврале 1870 года.

В связи со значимостью дела суд проходил в Петербургской Судебной палате с 1 по 15 июля 1871 года. На стороне защиты выступил известный адвокат В. И. Танеев. Суд проходил в условиях широкой гласности (отчёты заседаний печатал «Правительственный вестник»); вина подсудимых была установлена собранными уликами и признаниями самих убийц. Все участники убийства получили сроки на каторге:

• Успенский — 15 лет;
• Прыжов — 12 лет;
• Кузнецов — 10 лет;
• Николаев — 7,5 лет.

К делу привлечено было 87 человек, в том числе В. И. Ковалевский (впоследствии товарищ министра финансов). Участники убийства Иванова приговорены к каторжным работам на разные сроки, другие обвиняемые — к более мягким наказаниям, некоторые (в том числе Ковалевский) оправданы.

Сам Нечаев немедленно после убийства бежал в Швейцарию, где продолжил революционную работу среди российских студентов. Россия сумела добиться от Швейцарии его выдачи, и 2 августа 1872 года Нечаев был арестован, а затем через два месяца этапирован в Москву, где содержался в Сущёвской полицейской части на Селезнёвской улице. Суд состоялся 8 января 1873 года и приговорил Нечаева к 20 годам каторжных работ; ввиду особой опасности преступника по указу Александра II Нечаева поместили в Алексеевский равелин Петропавловской крепости (и даже там он сумел распропагандировать охранников, но заговор был раскрыт, и после ужесточения условий содержания Нечаев умер в камере 21 ноября 1882 года).

Прыжов умер на поселении после каторги; Кузнецов отбыл весь срок и скончался 80-летним в 1928 году. Остальные убийцы умерли на каторжных работах.

Реакция общества

В ходе процесса «Катехизис революционера» оказался опубликованным. Благодаря этому, а также показаниям убийц, преступление в глазах общества превратилось в зловещую угрозу всему современному миру. Революционеры объявили смертельную войну на уничтожение; и убийство ясно показало, что они не шутили.

Фёдор Михайлович Достоевский знал о подробностях дела не только из газет, но и из рассказов брата жены Ивана Сниткина, студента Петровской академии, который лично знал как самого Иванова, так и некоторых из его убийц. Убийство послужило для Достоевского толчком к написанию романа «Бесы».

По мнению А. С. Баранова, роман писался не с целью полемики собственно с революционерами, а как обвинение либеральной интеллигенции, вроде Грановского (выведенного в романе под именем Верховенского-старшего) и Тургенева (Кармазинова), которая, с точки зрения Достоевского, своей бездумной поддержкой «нечаевых» и сделала «бесов» смертельно опасными.

Литература

• Баранов А. С. [ecsocman.hse.ru/data/328/161/1218/018Baranov.pdf Образ террориста в русской культуре конца XIX — начала XX века]. // Общественные науки и современность. 1998, № 2. С. 181—191.
• Процесс нечаевцев — статья из Большой советской энциклопедии.
• Государственные преступления в России в XIX в. т. 1. — Штутгарт, 1903. — С. 289—411.
• Нечаев и нечаевцы. Сб. материалов, М. — Л., 1931.
• Салтыков-Щедрин М. Е. Так называемое «нечаевское дело» и отношение к нему русской журналистики // Собр. соч. т. 9. — М., 1970.
• Ульман Г. С. Маркс и Энгельс о Нечаеве и Нечаевском процессе // «Уч. зап. ЛГУ». — 1948. — т. 62.

Ссылки

• [www.lectures.edu.ru/default.asp?ob_no=17057 Убийство И. Иванова]

Отрывок, характеризующий Убийство студента Иванова

Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.