Убийство! (фильм)
| Убийство | |
| Murder! | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
British International Pictures |
| Длительность |
104 мин. |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Убийство!» (англ. Murder!, 1930) — художественный фильм режиссёра Альфреда Хичкока, экранизация романа Клеменса Дейна и Хелен Симпсон «В дело вступает сэр Джон» (Enter Sir John).
Сюжет
В зверском убийстве примы драматического театра Эдны подозревают её приятельницу актрису Диану Баринг (Нора Баринг). Все улики против неё: тело жертвы обнаруживают в комнате, в которой сидела Диана. Рядом с ней находилось орудие убийства — кочерга, платье Дианы выпачкано в крови, рядом на столе — совершенно пустая бутылка брэнди на столе. По словам хозяйки квартиры, где произошло преступление, ничего кроме громких женских голосов из комнаты не было слышно. Подозреваемая повторяет следствию и присяжным, что она действительно пришла к Эдне на разговор, но большую часть беседы с ней абсолютно не помнит. Обвинение же полагает, что Диана совершила убийство под влиянием выпитой ею бутылки брэнди и личной неприязни, банальной зависти к более удачливой актрисе. Присяжные удаляются на совещание, и лишь три голоса возражают против её виновности. Среди тех, кто полагал, что она невиновна, был известный актер сэр Джон Меньер (Герберт Маршалл). Но и он, поддавшись общему настроению присяжных, подписывается под обвинительным вердиктом. Диану ждет виселица. Тень сомнения сэра Джона заставляет его начать поиски мотива преступления, и он пытается восстановить картину последних секунд жизни Эдны.
В ролях
- Герберт Маршалл — сэр Джон Менье
- Нора Баринг — Диана Баринг
- Филлис Констэм — Дуси Маркхэм
- Эдвард Чепмен — Тед Маркхэм
- Эсми Перси — Хэндел Фэйн
- Майлз Мэндер — Гордон Дрюс
- Дональд Колтроп — Айон Стюарт
- Уна О’Коннор — миссис Грогран
Художественные особенности
Один из ранних звуковых детективов Альфреда Хичкока. Новаторство Хичкока проявилось в том, что впервые в кино за кадром были озвучены мысли героя. Еще один примечательный прием: камера показывает комнату, где только что присяжные вынесли вердикт, но зритель слышит голос судьи из зала заседания, объявляющего виновность Дианы. Великолепная работа оператора Джека Кокса, работавшего впоследствии с Хичкоком и в других лентах, включая «Леди исчезает», тонкий психологический выбор музыкального сопровождения (фрагментов Пятой симфонии Бетховена и прелюдии к «Тристану и Изольде» Вагнера, равно как и оригинальная музыка не включенного в титры композитора Джона Рейндерса), актерская работа — все это делает фильм примечательным не только для поклонников Хичкока.
Интересные факты
- Это была первая роль Герберта Маршалла в звуковом кино[1].
- «…В фильме есть эпизод, когда Герберт Маршалл во время бритья слушает по радио музыку… В студии, позади декорации ванной комнаты располагался оркестр из тридцати человек. Звук ведь записывался тогда синхронно, в момент съемки, прямо на площадке.…» (Альфред Хичкок[1])
Напишите отзыв о статье "Убийство! (фильм)"
Примечания
Ссылки
- «Убийство!» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v33794 Убийство!] (англ.) на сайте allmovie
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Убийство! (фильм)
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
