Малые реки Ярославля

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Уваровский ручей»)
Перейти к: навигация, поиск

Главными реками Ярославля являются Волга и её правый приток Которосль. В них впадает несколько речушек и ручьёв.





Существующие

Бурчи́ха, или Бурчи́хинский ручей — правый приток Волги, протекает в Дзержинском районе. Пересекает Тутаевское шоссе. Мало известен, так как фактически превращён в сточную канаву. Вода имеет запах сероводорода.

Великая — правый приток Волги к югу от Фрунзенского района города, по ней частично проходит граница города с Ярославским районом.

Галка — правый приток Волги к северу от Норского, по ней проходит граница города с Ярославским районом.

Дятьков(ский) ручей, или Дуна́й(ка) — правый приток Волги, самый длинный ручей в городе. Берёт начало южнее Новосёлок, протекает через Фрунзенский район, устье около судостроительного завода. Известен с XVII века. Дал название деревне Дядьково, позднее одноимённому жилому району Ярославля и пригородной железнодорожной станции Дунайка. В XVIII веке купец Свешников близ ручья открыл серно-купоросный завод. В конце XIX — начале XX века устроены грузовые причалы, в том числе нефтеналивные; лесопильные и другие предприятия, к которым была подведена железнодорожная ветка от вокзала Московского вокзала до станции Ярославль-Пристань. В нижней части течения превращён в сточную канаву.

Ить — левый приток Волги, по ней проходит северная граница города с Ярославским районом.

Каварда́ковский, Купа́льн(-ый, -ичий, -ичный), Струбец, Ува́ровский, или Зеленцо́вский ручей — правый приток Которосли. Протекает в Красноперекопском районе; начинался из родников среди болотин к юго-западу от Толчковской слободы, спускался по глубокому оврагу. В языческие времена территория вокруг ручья служила местом купальных обрядов, празднеств и игрищ (кавардак — гулянье, веселье), о чём в конце XIX — начале XX века напоминал праздник солонины. В XVII—XVIII веках также назывался Струбец, в XVIII—XIX веках — Уваровский (рядом были владения графов Уваровых), с XIX века — Зеленцовский (возможно по фамилии живших здесь купцов и мещан). В начале XVII века в устье ручья было 3 запруды с мукомольными мельницами. В начале XVIII века купцами Затрапезными у ручья была основана Ярославская полотняная мануфактура — первое крупное предприятие Ярославля. На ручье образованы пруды для беления полотен. Ныне устье частично пересохло, пруды частично сохранились, у истока есть родник.

Но́ра — правый приток Волги, протекает в Дзержинском районе. Наиболее крупная и заметная среди малых рек Ярославля. Истоки реки находятся на территории городской свалки. На территории города на её берегах находится садоводческое товарищество «Текстильщик-2» и древний посёлок Норское.

Пятовский ручей — приток Которосли, впадает в неё в частном секторе. Истоки расположены под гаражным кооперативом. Пересекает несколько железнодорожных веток.

Твороговский ручей — правый приток Которосли, протекает между посёлками Творогово и Починки.

Титовка — правый приток Которосли, впадает в неё западнее Московского моста, в верхнем течении протекает под Московским проспектом.[1]

Толгоболь, То́лга, или Толгоболка — левый приток Волги. Дала название посёлку Толга и селу Толгоболь.

У́рочь — левый приток Волги, впадает в неё около Октябрьского моста. Служила в XIX — начале XX века основным источником воды для жителей Тверицкой слободы. В то время каждую весну из Волги сюда на нерест поднимались щуки. Ныне загрязнена стоками нефтепродуктов с очень оживлённой дороги и соседних заводов и бытовыми отходами. У реки располагалась одноимённая железнодорожная станция.

Шевелю́ха — левый приток Волги. Протекает в основном по дачным пригородам, дала имя одноимённому посёлку.

Исчезнувшие

По различным подсчётам город поглотил 20-30 мелких рек и ручьёв. Среди них наиболее известны следующие.

Ершо́в ручей — левый приток Которосли. Начинался на огородных землях посада к северу от улицы Зарядье, а по И. Ф. Барщевскому даже севернее современного проспекта Октября, что маловероятно. Вдоль него располагались слободы: Кондакова, Никитская и Торки, Спасская и Киселева. В начале XVIII века при перестройках в Спасской слободе были объединены овраги Ершова и соседнего Паутова ручья. В конце XVIII века согласно регулярному плану ручей был частично засыпан, образовав пруды и сточные канавы. Из-за вод Ершова ручья, текущих под землёй, покосились звонницы церквей Николы Мокрого и Никиты Мученика, разрушаются корпуса и общежития педагогического университета, Дом Иванова[2].

Колобин ручей, или Колодин великий проток — левый приток Которосли. Отмечен на плане 1769 года. У его истока располагалась слободка Семик вокруг убогого дома, протекал от верхней Угличской дороги через западную часть Загородья, пересекал Спасскую слободу, вероятно терялся на Государевом лугу в пойме Которосли. Устье шло приблизительно по современной улице Лисицина (бывшей Мышкинской).

Косо́й ручей — протекал в Коровницкой слободе. Упоминается только Барщевским.

Медве́дица — левый приток Которосли, протекала по Медведицкому оврагу. В бывшем её устье обнаружено поселение I тысячелетия до н. э. — Медведицкое городище, принадлежащее к дьяковской культуре.[3] По легенде, именно на её берегу князь Ярослав Владимирович Мудрый «победил лютого зверя», подчинив тем самым жителей языческого поселения Медвежий угол своей власти, после чего распорядился строить Ярославль. Долгое время Медведица отделяла Рубленый город (ярославский кремль) от Земляного города (посада), но уже в XVIII веке упоминается как сухой ров, а затем вовсе была засыпана. «Наклонила» колокольню церкви Николы Рубленого, вызывает трещины на стенах соседних домов и сырость в их подвалах, в том числе в бывших Митрополичьих палатах.

Нете́ча — левый приток Которосли, впадала в неё за Богоявленской площадью. Начиналась у Казанского монастыря. После вырубки прибрежной растительности сильно обмелела, затем её русло стало свалкой мусора, а после было вовсе закопано. Здания, расположенные на бывшем её русле, сильно от этого страдают. Волковский театр несколько раз перестраивали и капитально ремонтировали, при реконструкции в 1960-х годах была построена вентиляционная камера для просушки фундамента, но вместо этого, она перегородила бывшее русло Нетечи — образовалось подземное озеро под одним из углов здания. Кафе «Европа» обвалилось — его фундамент был разрушен, возведение на его месте нового здания растянулось на 50 лет в связи с проблемами при строительстве. У Богоявленской церкви накренилась колокольня. По реке была названа находившаяся здесь слобода, а затем улица (ныне начало улицы Собинова).

Напишите отзыв о статье "Малые реки Ярославля"

Примечания

  1. [www.ntm-tv.ru/news/our/kogda_dostroyat_dorogi.html Когда достроят дороги?]. НТМ. 06 июля 2010
  2. [gtk.yar.ru/news/10871.ns Дом Иванова в Ярославле ещё немало простоит]
  3. Марасанова В. М. Летопись Ярославля: 1010—2010. С-Пб.: ИД «Морской Петербург», 2007. — 360 с; ил.

Литература

  • Землянская Н. С., Рутман А. М. Слободы, улицы, овраги и ручьи в древнем Ярославле. Словарь топонимов. — История губернского города Ярославля. — Ярославль: Издательство Александра Рутмана, 2006. — С. 471-483. — 520 с. — ISBN 5-900962-94-6.
  • Маслов Ю. Неведомые реки Ярославля // Любитель природы — 2005. Экологический сборник / Сост. А. Н. Грешневиков. Рыбинск: Рыбинское подворье, 2006. — С. 34-40.

Отрывок, характеризующий Малые реки Ярославля

Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила: