Уватский район

Уватский район

Герб Флаг
Страна	Россия Россия
Статус	Муниципальный район
Входит в	Тюменскую область
Включает	12 сельских поселений
Административный центр	село Уват
Дата образования	1923 год
Глава администрации	Тубол Иван Михайлович
Население (2016)	↘19 100 (0,53 %)
Плотность	8,44 чел./км²
Площадь	2262,74 км²
Часовой пояс	MSK+2 (UTC+5)
Телефонный код	+7 34561
Код автом. номеров	72
[www.uvatregion.ru Официальный сайт]

Ува́тский райо́н — самый северный район юга Тюменской области.

Административный центр — село Уват.

География

Общая площадь его территории составляет 48320,9 км². Граничит на севере и северо-востоке с Ханты-Мансийским автономным округом, на юго-западе с Тобольским районом, на юге — с Вагайским районом и Омской областью, на небольшой части на востоке — с Томской областью.

Уватский район приравнен к районам Крайнего Севера.

История

Образован на основании постановлений ВЦИК от 3 и 12 ноября 1923 года в составе Тобольского округа Уральской области из Батовской, Демьянской, Назымской, Романовской, Уватской, Юровской, части Филинской волостей Тобольского уезда Тюменской губернии как Демьянский район. Центр первоначально находился в с. Демьянское.

В район вошло 15 сельсоветов: Батовский, Буренский, Демьянский, Лебаутский, Мишинский, Першинский, Романовский, Субботинский, Тугаловский, Уватский, Филинский, Черноярский, Шандарский, Шиловский, Юровский.

25-30 июля 1924 года — упразднён Шиловский сельсовет.

14 января 1925 года — Демьянский район переименован в Уватский с перенесением центра в с. Уват. Батовский сельсовет передан в Самаровский район. Из Тобольского района переданы Алымский, Красноярский, Новосельский и Слинкинский сельсоветы.

1925 год — Филинский сельсовет передан в Самаровский район. 15 сентября 1926 года — Лебаутский сельсовет переименован в Терёхинский, Романовский — в Нижнеромановский (по месту нахождения их центров). 9 октября 1928 года — Першинский сельсовет переименован в Верхнеромановский. 1928 год — Шандарский сельсовет переименован в Ивановский.

17 января 1934 года — вошёл в состав Обско-Иртышской области.

1934 год — Слинкинский сельсовет переименован в Горнослинкинский, Субботинский — в Лугово-Субботинский.

7 декабря 1934 года — вошёл в состав Омской области.

10 декабря 1935 года — вошёл в состав вновь образованного Тобольского административного округа.

14 августа 1944 года — вошёл в состав Тюменской области.

17 июня 1954 года — упразднены Новосельский, Нижнеромановский, Терёхинский сельсоветы.

11 августа 1955 года — упразднён Верхнеромановский сельсовет.

22 мая 1959 года — образованы Лымкоевский и Туртасский сельсоветы. Мишинский и Черноярский сельсоветы упразднены.

1 февраля 1963 года — район упразднён. Территория вошла в состав Тобольского сельского района.

12 января 1965 года — район образован вновь из Алымского, Буренского, Горнослинкинского, Демьянского, Ивановского, Красноярского, Тугаловского, Туртасского, Уватского и Юровского сельсоветов.

3 июля 1970 года — Буренский сельсовет переименован в Осинниковский.

29 октября 1971 года — Туртасский сельсовет переименован в Новотуртасский по наименованию его центра п. Новый Туртас. Образован Туртасский сельсовет с центром в п. Туртас.

24 марта 1978 года — образован Соровский сельсовет.

20 декабря 1982 года — упразднён Новотуртасский сельсовет.

3 июля 1992 года — образован Укинский сельсовет.

Население

Численность населения
2002	2009	2010	2011	2012	2013	2014
19 271	↗19 401	↗19 452	↗19 463	↘19 419	↘19 409	↘19 387
2015	2016
↘19 258	↘19 100

5000

10 000

15 000

20 000

2011

2016

Национальный состав

Русские (85 % от общей численности населения), татары (5,2 %), украинцы (3,4 %), белорусы (1,2 %), коренные малочисленные народы Севера — ханты, манси (0,7 %).

Муниципально-территориальное устройство

В Уватском районе 33 населённых пункта в составе 12 сельских поселений, а также межселенной территории:

№	Сельские поселения	Административный центр	Количество населённых пунктов	Население	Площадь, км2
1	Алымское сельское поселение	село Алымка	4	↗355	199,00
2	Горнослинкинское сельское поселение	село Горнослинкино	2	↘599	179,18
3	Демьянское сельское поселение	село Демьянское	2	↘1842	258,14
4	Ивановское сельское поселение	село Ивановка	5	↘788	170,62
5	Красноярское сельское поселение	село Красный Яр	4	↘564	178,60
6	Осинниковское сельское поселение	село Осинник	4	↘814	192,55
7	Соровое сельское поселение	посёлок Демьянка	2	↘2898	393,40
8	Тугаловское сельское поселение	село Тугалово	1	↗200	246,21
9	Туртасское сельское поселение	посёлок Туртас	1	↘5392	65,52
10	Уватское сельское поселение	село Уват	1	↗5002	176,00
11	Укинское сельское поселение	деревня Уки	1	↘212	16,39
12	Юровское сельское поселение	деревня Солянка	3	↘365	187,13
13	Межселенная территория		3

Упразднённые населённые пункты

1 ноября 2013 года деревня Карбина упразднена «в связи с прекращением существования».

Экономика

Базовым сектором экономики района является нефтедобыча. Общий объём запасов углеводородного сырья на территории района оценивается в 1,2 млрд тонн нефти. Основной недропользователь - общество с ограниченной ответственностью «РН-Уватнефтегаз» - занимается разведкой и разработкой группы Уватских месторождений, расположенных в Уватском районе Тюменской области, Ханты-Мансийском АО, и в Омской области, в 700 километрах от Тюмени. ООО «РН-Уватнефтегаз» на 100% принадлежит НК «Роснефть» Промышленная добыча нефти в Уватском районе началась в 1991г на Кальчинском месторождении. На сегодняшний день ООО «РН-Уватнефтегаз» владеет 19 лицензионными участками, в границах которых открыто 37 месторождений углеводородов. За 2015 год добыча нефти составила 11057 тыс.т. Из них около 90% приходится на Усть-Тегусское и Урненское месторождения. Текущие извлекаемые запасы нефти составляют 360 млн.т. Нефть с месторождений Уватской группы поступает в систему магистральных нефтепроводов компании ОАО «АК «Транснефть».

Социально-экономическое развитие

В Увате действует краеведческий музей «Легенды седого Иртыша» и его филиал «А. И. Тихонов — легенда мирового биатлона», парашютный клуб и биатлонный центр им. А. И. Тихонова, на котором ежегодно проводится открытый чемпионат России по биатлону.

В 2008 году открылся [hoteluvat.ru «ГрандОтель Уват»].

Достопримечательности

Достопримечательностями района являются региональные заказники: самый большой на юге Тюменской области по площади Куньякский (116 248 га), седьмой по площади Стершиный, участок 1 (42 452 га) и Поваровский (12 037 га).

Литература

• Административно-территориальное деление Тюменской области (XVII—XX вв.). — Тюмень, 2003. — 304 с. — ISBN 5-87591-025-9.
• История земли Уватской. — Уват, 2000. — 239 с. — ISBN 5-87591-014-3.

Ссылки

• [www.uvatregion.ru Официальный сайт администрации]
• [admtyumen.ru/ogv_ru/gov/local_gov/south_regions/uvatsky/structure.htm Уватский район] (рус.). Портал органов государственной власти Тюменской области. [www.webcitation.org/65dm2AA0K Архивировано из первоисточника 22 февраля 2012].
• [www.w-siberia.ru/turto/area/uvatskiyregion.htm Уватский район] (рус.). Туристические ресурсы Тюменской области. Проверено 10 мая 2012. [www.webcitation.org/67xkdCGMN Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
• [www.regionalcom.ru/catreg/tyumreg/tyumenobl/district/uvatskiy.html Уватский район](недоступная ссылка — история). «Деловой мир Сибири». [web.archive.org/20080305002826/www.regionalcom.ru/catreg/tyumreg/tyumenobl/district/uvatskiy.html Архивировано из первоисточника 5 марта 2008].

Отрывок, характеризующий Уватский район

– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.