Увлекательная фонетика с обезьянкой

Эпизод «Южного парка»

Увлекательная фонетика с обезьянкой
Hooked on Monkey Phonics
Кайл поёт серенаду Ребекке.
Сезон:	Сезон 3
Эпизод:	313 (#43)
Сценарист:	Трей Паркер
Режиссёр:	Трей Паркер
Вышел:	10 ноября 1999 г.

Увлекательная фонетика с обезьянкой (англ. Hooked on Monkey Phonics) — эпизод 313 (№ 43) сериала «South Park», премьера которого состоялась 10 ноября 1999 года.

Сюжет

В качестве подготовки к конкурсу по произношению слов Лиэн покупает Картману специальный набор для обучения — «Увлекательная фонетика с обезьянкой» (включающий в себя кассету с упражениями, карточки со словами и настоящую обезьянку с ударной установкой, которая должна задавать ритм произношению). На конкурсе Эрик надеется на её поддержку, однако та в самый ответственный момент не желает стучать в такт слову и Эрик выбывает. В финале остаются Кайл и двое никому незнакомых детей, которые обучаются дома, Марк и Ребекка Котсвальд. Они побеждают и до ухода домой успевают немного поговорить с обычными детьми.

Дома Марк говорит о том, что ему стало интересно общаться с «обычными» детьми, и заявляет, что хочет сходить в обычную школу. Родители не хотят допускать такое, однако в конце концов отпускают его в огромном пластиковом баллоне. Недовольные школьники вытаскивают его из баллона и привязывают изолентой к скамейке. Отец Марка приходит ко взрослым в бар поговорить по поводу инцидента, но и те привязывают его изолентой к скамье.

Тем временем Кайл проявляет интерес к Ребекке. Он пытается с ней поговорить, поёт песни под окном; в конце концов ему удаётся прийти к ней в комнату, где они играют в доктора (игра, к облегчению родителей Ребекки, оказывается всего лишь неким подобием попыток трепанации черепа налысо обритому прямо сквозь шапку Кайлу). Во время очередной встречи Кайл говорит Ребекке о своём чувстве, и они целуются. Кайл приглашает Ребекку на школьную дискотеку.

Картман, узнав от Марка что такое домашнее обучение, загорается этой идеей и переходит на такой же режим. Поскольку мама не может заставить его ничем заниматься, для Эрика занятия превращаются в долгий сон, полное безделье и постоянный просмотр телевизора.

На дискотеке Dio исполняют песню «Holy Diver». Мальчики планируют примотать Марка изолентой к флагштоку. Под впечатлением от поцелуев Ребекка приходит на дискотеку вульгарно одетой и целуется со всеми подряд; Марк говорит Кайлу, что тот превратил его сестру в шлюху, и избивает его. Теперь ребята считают, что Марк крутой, и наперебой пытаются подружиться с ним. Родители, пришедшие присматривать за Марком и Ребеккой, понимают, что незнание реальной жизни может закончиться для детей пагубно, и разрешают Марку посещать школу снова. На дискотеке появляются взрослые из бара, хватают отца Марка и успешно привязывают его к столбу изолентой.

Смерть Кенни

Когда Кенни и Стэн навещают Картмана у него дома, Кенни пытается отобрать у обезьянки пирожное. Та нападает на него, избивает и убивает. Поскольку при диалоге не присутствует Кайл, традиционные фразы звучат немного по-другому:

Стэн: О боже мой, твоя мартышка убила Кенни! (Oh my God, Fonics Monkey killed Kenny!)

Картман: Ты чертовски прав. (You're damn straight, he did.)

Пародии

• Основой для образа Ребекки стала Ребекка Силфон, обучавшаяся на дому студентка, выигравшая национальный конкурс по произношению слов.
• Название серии является отсылкой к популярному в Америке наименованию образовательных материалов — «Hooked on Phonics» (Увлекательная фонетика).
• Сцена, в которой Кайл предлагает Ребекке поцеловать его, пародирует эпизод «The Gamesters of Triskelion» из оригинального телесериала «Звёздный путь». Из того же сериала взята сопровождающая музыка к сцене, однако она звучит в других сериях «Звёздного пути» — «Shore Leave» и «This Side of Paradise».
• Увидев Марка в пластиковом баллоне, Картман говорит, что у него болезнь Джона Траволты. Это намёк на фильм 1976 года «Мальчик в пластиковом пузыре» (англ. The Boy in the Plastic Bubble), где снимался Траволта.

Факты

• Эпизод стал последним, в котором женские роли озвучивала Мэри Кей Бергман. Эпизод вышел за день до её смерти.
• В сцене, где Картман уходит из школы, чтобы обучаться дома, он пародирует сам себя, говоря вместо стандартной фразы «Пошли вы нафиг, пацаны, я домой» (англ. Screw you guys, i'm going home) «Да пошли вы все, я буду обучаться дома» (англ. Screw you all, i'll study home).
• Дискотека в конце эпизода посвящена операции в заливе Свиней.
• На постере в комнате Ребекки изображена формула уксусной кислоты.
• На двери в комнате Ребекки можно увидеть Флаг Словении.

Ссылки

• [www.southparkstudios.com/guide/313 «Hooked on Monkey Phonics» на South Park Studios]
• [spscriptorium.com/Season3/E313script.htm Сценарий серии «Hooked on Monkey Phonics»]
• «Увлекательная фонетика с обезьянкой» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Увлекательная фонетика с обезьянкой

– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.