Угандийские каури
| Угандийские каури | |
| англ. Uganda cowries | |
 (Скотт #1—53) | |
| Тип марки (марок) | |
|---|---|
| Страна выпуска | |
| Место выпуска | |
| Издатель |
Ernest Millar |
| Способ печати | |
| Дата выпуска |
14 марта 1895 |
| Номинал |
1—100 каури |
| Причина редкости |
первые марки Уганды |
| Оценка (Скотт) | |
Уганди́йские кау́ри (англ. Uganda cowries), или угандийские миссионеры, — первые почтовые марки Уганды (1895). Напечатаны на пишущей машинке, обладали клеевым слоем и просечкой.
Описание
Марки имели разные номиналы, но все они были указаны в каури (раковины-деньги), по курсу 200 каури за одну рупию или 12½ каури = 1 пенни. Рисунок марок незамысловат: начальные буквы словосочетания «Правительство Уганды» (Uganda Government) и цифра номинала. Марки печатались на очень тонкой бумаге. Известны подделки этих марок.[1]
История
Из-за отсутствия в Уганде печатных станков марки напечатал на пишущей машинке преподобный Эрнест Миллар (Ernest Millar) из Церковного миссионерского общества (Church Missionary Society) в марте 1895 года по просьбе Джорджа Уилсона (George Wilson), служащего «Имперской британской восточно-африканской компании» (Imperial British East Africa Company). После получения Милларом столь необходимой новой ленты для пишушей машинки цвет машинописных букв из чёрного стал фиолетовым. Марки годились для оплаты почтовых сборов на территории Королевства Буганды, на территории соседних королевств и областей они использовались только для оплаты переписки между сотрудниками Церковного миссионерского общества[2].
Сохранилось очень мало подлинных марок «угандийских каури».[3] Известны марки с гашением пером, с надпечаткой номинала. Робсон Лоу[en] говорил о них: «Все они являются редкостью. Мы не помним случая продажи хотя бы одного экземпляра марки в течение более 25 лет»[4].
Созданный Уилсоном зародыш угандийской почты начал функционировать 20 марта 1895 года. Единственный почтовый ящик был установлен в Кампале в офисе Уилсона. Дважды в день письма доставлялись в Энтеббе и Гаязу (Gayaza) за уплату почтового сбора в размере 10 каури. Для других пунктов назначения были установлены другие тарифы. Почтовые отправления, адресованные помимо Этеббе или Гаязы, забирались с меньшей периодичностью. Отправка адресованных в Европу писем производилась раз в месяц, а к месту назначения они доставлялись месяца через три.
Почте Уганды, возможно, предшествовала почта Королевства Уньоро (Unyoro) или Буньоро (Bunyoro), где применялся ручной штемпель с надписью арабским шрифтом.
Армия начала почтовое обращение в июне 1896 года. В ноябре 1896 года «угандийских миссионеров» сменили марки, отпечатанные типографским способом, после перехода контроля над правительством к Министерству иностранных дел Великобритании. В 1898 году появился выпуск марок, напечатанных компанией De La Rue, с изображением детали портрета королевы Виктории[5] работы фон Анджели (von Angeli) 1885 года.[6]
См. также
- История почты и почтовых марок Уганды[en]
- Просечка
- Проект:Филателия и почта/Списки/Список почтовых марок
Напишите отзыв о статье "Угандийские каури"
Примечания
- ↑ [planet.nl/~klase024/ «Kenia and Uganda», Stamp Pages by Evert Klaseboer.]
- ↑ Lowe, 1974, p. 8.
- ↑ [www.sandafayre.com/gallery/country_394_1.htm Uganda Cowrie images, Sandafayre.]
- ↑ Lowe, 1949, p. 188.
- ↑ Давыдов П. Г. [mirmarok.ru/prim/view_article/554/ Виктория Ганноверская]. Знаменитые люди: Персоналии почты и филателии. Смоленск: Мир м@рок; Союз филателистов России (25 октября 2009). Проверено 15 февраля 2011. [www.webcitation.org/65QfOptIU Архивировано из первоисточника 13 февраля 2012].
- ↑ [www.royalcollection.org.uk/eGallery/object.asp?category=AAPICTURES&object=403405&row=775 Heinrich von Angeli, Queen Victoria, (1885).]
Литература
- Lowe R.[en] 2.-Uganda // The Encyclopedia of British Empire Postage Stamps, Vol. II: The Empire in Africa. — London: Robson Lowe Ltd., 1949. (англ.)
- Lowe R. The Uganda Missionaries // The Philatelist (London). — 1974. — August (Suppl.). (англ.)
- Phillips C. J. Postage Stamps of Uganda // Stanley Gibbons Monthly Journal. — (year?). — No. ? — P. 164—165; Philatelic Journal of India. — P. 4, 6. (англ.)
Ссылки
|
Портал «Филателия» |
|---|---|
|
Портал «Африка» |
- [www.junior-philatelists.com/Stamp_Nick_Names.shtml Uganda cowries] (англ.). Nicknames of Famous Stamps. Junior Philatelists; Gayland Bird. Проверено 29 октября 2009. [www.webcitation.org/655SNHsDc Архивировано из первоисточника 31 января 2012].
Отрывок, характеризующий Угандийские каури
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
