Угаритское письмо
Угари́тский алфави́т — один из древнейших алфавитов (точнее, абугида). Появился в XV веке до н. э. в Угарите — торговом порту на сирийском берегу Средиземного моря. Использовался для записи местных семитских языков.
Сохранилось некоторое количество мифов, религиозных текстов, а также писем и административных документов, записанных с использованием угаритского алфавита.
Составлен из 30 символов клинописи:
Порядок знаков угаритского письма и их чтение в целом совпадают с порядком знаков в финикийском алфавите (добавлено также несколько знаков для звуков в словах, заимствованных из хурритского языка). Однако в 1980-х годах была обнаружена табличка с угаритским алфавитом, порядок знаков в котором совпадает с порядком знаков в южноаравийском письме.
Знаки угаритского письма не имеет аналогов в других системах клинописи (аккадской, персидской и других), однако форма знаков и их порядок в алфавите наводят исследователей на мысль об общности происхождения с финикийским алфавитом. По мнению Д. Дирингера, А. Лундина и других, угаритский алфавит мог быть клинописной адаптацией знаков ханаанейского письма.
См. также
Напишите отзыв о статье "Угаритское письмо"
Литература
- Дирингер Д. Алфавит. М. 2003.
- Угаритский алфавит, Virolleaud, Syria, XXVIII, p. 22
- Фридрих И. История письма. М. 2003.
Ссылки
- [www.mazzaroth.com/ChapterThree/UgariticWriting.htm Ugaritic Writing] (англ.)
- [www.unicode.org/charts/PDF/U10380.pdf Диапазон 10380—1039F] (англ.) в Юникоде, соответствующий угаритскому письму
| ||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Угаритское письмо
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
