Угаров, Денис Вячеславович

Денис Угаров
Общая информация
Полное имя	Денис Вячеславович Угаров
Родился	26 ноября 1975(1975-11-26) (48 лет) Ленинград, СССР
Гражданство	Россия
Рост	174 см
Вес	68 кг
Позиция	полузащитник
Информация о клубе
Клуб
Карьера
Клубная карьера*
1993—2002	Зенит-д (СПб)	75 (5)
1994—2003	Зенит (СПб)	177 (3)
1998	→  Локомотив (СПб)	13 (0)
1998	→  Иртыш	16 (1)
2003	→  Металлург (Липецк)	26 (0)
Тренерская карьера
2004—2007	СДЮШОР Зенит (СПб)
2008—2009	Динамо-м (Москва)
2010	Динамо (Москва)	тренер
2011—2012	Крылья Советов	тренер
2015—2016	Калев (Силламяэ)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Денис Вячеславович Уга́ров (26 ноября 1975, Ленинград) — российский футболист и футбольный тренер.

Карьера

Клубная

Воспитанник СДЮШОР «Зенит». Бо́льшую часть карьеры провёл, выступая за санкт-петербургский клуб (1993—2002), лишь в 1998 году играл за «Локомотив» (СПб) и омский «Иртыш» на правах аренды. В составе «Зенита» бронзовый призёр чемпионата России 2001 года. Карьеру игрока закончил в 2003 году в липецком «Металлурге».

Тренерская

С 2004 по 2007 года — главный тренер СДЮШОР «Зенит». В 2008 году возглавил молодёжную команду «Динамо» Москва и выиграл с ней съезд молодёжных команд мира. По окончании сезона 2009 покинул молодежную команду клуба и вошёл в тренерский штаб основной команды. В 2011 году вошёл в тренерскую бригаду Андрея Кобелева, возглавившего самарские «Крылья Советов». В конце мая 2015 года возглавил эстонский футбольный клуб «Калев» Силламяэ.

Ссылки

• [zenit-history.ru/sezony/64-igroki-u/503-ugarov-denis-vyacheslavovich Статистика на zenit-history.ru]
• [www.sportsdaily.ru/articles/trener-kryilev-sovetov-denis-ugarov-v-chempionskoy-gonke-stavlyu-na-zenit-45968 Тренер «Крыльев Советов» Денис Угаров: «В чемпионской гонке ставлю на „Зенит“»] // Спорт день за днём

Отрывок, характеризующий Угаров, Денис Вячеславович

Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.