Уголовное законодательство

Уголовное законодательство — система нормативных правовых актов, принимаемых уполномоченными органами государственной власти, содержащих нормы, регулирующие отношения, связанные с установлением оснований привлечения к уголовной ответственности и освобождения от неё, определением преступности деяний и иные отношения, входящие в предмет регулирования уголовного права.

Уголовный закон современными учёными, как правило, признаётся формой выражения уголовного права, производной от воли общества и правосознания народа, а не навязанной ему извне.

Уголовное законодательство может существовать как в форме единого систематизированного (кодифицированного) свода законов (кодекса), так и в форме отдельных актов, содержащих конкретные нормы уголовного права.

Структура уголовного законодательства

Если уголовное законодательство имеет форму единого кодифицированного акта, как правило, в нём выделяются Общая и Особенная часть. Общая часть включает нормы, в которых закрепляются основные принципы и другие общие положения уголовного права: понятия и определения, связанные с его основными институтами, перечень видов наказаний и т. д. Нормы Общей части, как правило, носят регулятивный характер: это нормы-декларации, нормы-предписания, нормы-определения; некоторые из этих норм носят поощрительный или разрешительный характер.

Особенная часть включает нормы, содержащие описание конкретных преступных деяний и устанавливающие конкретные меры наказания за них.

В процессе применения закона нормы Общей и Особенной частей применяются во взаимодействии: невозможно привлечь лицо к уголовной ответственности, не обратившись к нормам Общей части (например, о возрасте уголовной ответственности, смягчающих и отягчающих обстоятельствах) и не квалифицировав содеянное им по конкретной статье Особенной части.

Уголовно-правовая норма

Уголовно-правовые нормы бывают следующих видов:

• Нормы-предписания, устанавливающие нормативные определения понятий, относящихся к сфере уголовного права («преступление», «наказание») или содержащие общеобязательные правила поведения.
• Нормы-дозволения, определяющие меру возможного поведения лица в рамках установленных предписаний
• Нормы-запреты, устанавливающие недопустимость совершения определённых общественно опасных действий под страхом наказания.
• Нормы-поощрения, стимулирующие лицо к совершению определённых действий.

Структура уголовно-правовой нормы

Вопрос структуры уголовно-правовой нормы является спорным. Обычно считается, что правовая норма состоит из трёх элементов: гипотезы, диспозиции и санкции. Традиционная схема построения уголовного законодательства с делением на Общую и Особенную части такова, что в явном виде некоторые из этих элементов отсутствуют. Ввиду этого имеются следующие основные точки зрения на структуру уголовно-правовой нормы:

• Статьи Общей части состоят только из диспозиции, формулирующей нормативные принципы, декларации или определения; статьи Особенной части состоят из диспозиции и санкции.
• Норма Особенной части состоит из гипотезы, диспозиции и санкции. Гипотеза не приводится в тексте уголовного закона, она подразумевается и имеет следующий вид: «…если кто-либо совер­шит убийство…». Диспозиция представляет собой определение конкретного деяния, составляющего уголовное правонарушение.
• Уголовно-правовая норма состоит из гипотезы, диспозиции и санкции: в гипотезе содержатся условия действия нормы, диспозицией устанавливается правило поведения, а санкцией — меры ответственности за нарушение нормы; нормы Общей части могут состоять также только из гипотезы и диспозиции и даже только из диспозиции (нормы-определения).
• Нормы уголовного закона состоят из гипотезы (которая в уголовно-правовой теории обычно называется диспозицией), которая описывает условия применимости данной нормы, и санкции, а их диспозиция (устанавливающая правила поведения), как правило, лишь предполагается в уголовном законе: это внешнее по отношению к нему правило поведения или норма морали, которую государство считает нужным охранять в уголовно-правовом порядке.

Споры вызывает даже сам факт существования уголовно-правовых норм: так, в нормативной теории К. Биндинга считается, что функция уголовного права сводится к назначению кары за нарушение правовых норм, относящихся к другим отраслям права: гражданскому, конституционному и т. д.

Виды диспозиций

Диспозиция уголовно-правовой нормы (относящейся к Особенной части уголовного закона) устанавливает признаки конкретного преступного деяния. Она может быть нескольких видов:

• Простая диспозиция называет деяние («похищение человека», «угон судна») но не раскрывает его признаков, не содержит его определения.
• Описательная диспозиция, помимо наименования деяния содержит его определение или описание («убийство, то есть умышленное причинение смерти другому человеку»). Описание может быть кратким или подробным.
• Ссылочная (или отсылочная) диспозиция характеризуется наличием отсылки к другой статье уголовного закона. Как правило, ссылочная диспозиция формулируется в негативной форме: например, «не повлекшее последствий, указанных в ст. … настоящего кодекса».
• Бланкетная диспозиция предполагает использование для установления признаков деяния нормативных актов других отраслей права: например, для того, чтобы установить полный перечень деяний, запрещаемых статьёй уголовного закона, устанавливающей ответственность за преступное нарушение правил дорожного движения, необходимо обратиться к соответствующим нормативным актам, устанавливающим эти правила.
• Смешанные, содержащие признаки одновременно описательной и бланкетной диспозиции или бланкетной и ссылочной диспозиции и т. д.

Выделяют также альтернативные диспозиции, в которых предусматривается несколько самостоятельных действий, каждое из которых является достаточным для наступления ответственности по данной уголовно-правовой норме.

Виды санкций

В санкции нормы уголовного закона устанавливаются меры ответственности, подлежащие применению к лицу, совершившему конкретное деяние. Существуют следующие виды санкций:

• Относительно определённая, устанавливающая конкретный вид наказания и его минимальный и максимальный пределы (или только максимальный предел; в этом случае наказание не может быть меньше, чем предусмотрено в статье Общей части, регулирующей порядок применения соответствующего вида наказания).
• Альтернативная, предусматривающая выбор одного из нескольких видов наказания (например, лишения свободы или штрафа).
• Абсолютно определённая, предусматривающая единственный вид наказания с точно определённым его размером, не допускающим вариаций. В современном законодательстве такие санкции применяются редко: например, в российском уголовном законодательстве их нет.
• Отсылочная, в которой не указывается наказание, подлежащее применению за совершение деяния, а содержится отсылка к санкции другой статьи уголовного законодательства.
• Кумулятивная, предусматривающая назначение одновременно двух видов наказания: основного и дополнительного. В некоторых случаях применение дополнительного наказания может ставиться в зависимость от усмотрения суда, выносящего решение по делу.
• Абсолютно неопределённая, не включающая никаких указаний о виде или размере наказания; такие санкции в основном применяются в рамочных нормативных актах международного характера в сфере борьбы с преступностью.

Действие уголовного законодательства во времени

По общему правилу, действие уголовного законодательства ограничено определёнными временными рамками. Уголовный закон начинает применяться после его вступления в силу и действует вплоть до его отмены или замены новым законодательным актом. Действие закона также может прекращаться вследствие истечения срока его действия, который был изначально предусмотрен в самом законе, либо отпадения обстоятельств, обусловивших его принятие (например, военного положения).

В современных государствах, как правило, к совершённому преступлению применяется тот уголовный закон, который действовал в момент его совершения. Это правило не распространяется на случаи, когда новый уголовный закон смягчает или исключает уголовную ответственность за совершённое деяние, такой закон может иметь обратную силу.

Обратная сила уголовного закона

Если расследование и рассмотрение судом уголовного дела происходит уже после вступления в силу нового уголовного закона, к деянию, которое было совершено до вступления его в силу, по общему правилу применяются нормы старого уголовного законодательства (так называемое ультраактивное действие или переживание уголовного закона). Этот принцип закреплён и нормами международного права (ст. 15 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 года).

Однако в некоторых случаях вновь принятый уголовный закон может применяться и к преступным деяниям, совершённым до его принятия. Такое действие закона называется ретроактивным, а закон считается имеющим обратную силу.

Как правило, имеющим обратную силу признаётся уголовный закон, улучшающий положение лица, совершившего преступление: признающий совершённое деяние непреступным, смягчающий наказание и т. д. Смягчающим наказание может быть признан уголовный закон:

• Предусматривающий более мягкий вид наказания за совершённое преступление (например, штраф вместо лишения свободы).
• Предусматривающий более низкий верхний предел санкции при неизменном или уменьшившемся нижнем.
• Уменьшающий нижний предел санкции при неизменном верхнем.
• Заменяющий подлежащее обязательному применению дополнительное наказание таким же по строгости, но подлежащим факультативному применению.

Конкретный перечень обстоятельств, при которых закон считается более мягким, может варьироваться в различных юрисдикциях и различных доктринальных исследованиях. Так, например, Н. С. Таганцев считал, что вновь принятый уголовный закон должен применяться ко всем деяниям, которые на момент его принятия уже считались преступными, то есть что обратной силы не имеет только закон, устанавливающий преступность деяния.

Спорным является вопрос о том, какой из законов должен быть применён, если новый закон одновременно и смягчает, и усиливает ответственность (например, повышает верхний предел наказания и уменьшает нижний). Предлагались различные варианты его решения: предоставить право выбора применимого закона самому обвиняемому; применять закон, устанавливающий более мягкий минимальный предел наказания; применять закон, устанавливающий более мягкий максимальный предел наказания. На практике может быть принято решение о придании новому закону обратной силы в части, которая связана с улучшением положения виновного (то есть минимальный срок наказания будет задаваться новым законом, а максимальный — старым).

Обратная сила может носить простой или ревизионный характер. В первом случае новый закон применяется только на уголовные дела, приговор по которым не вступил в законную силу, уже исполняемые наказания пересмотру не подлежат (такие положения предусмотрены, например, УК Франции 1992 года); во втором — пересмотру в связи с принятием нового уголовного закона подлежат и уже вступившие в силу приговоры. Неоднозначно решается вопрос о пересмотре уже вступивших в законную силу приговоров в связи принятием нового уголовного закона, уменьшающего максимальный срок наказания за преступление. В таких случаях в одних государствах наказание может смягчаться пропорционально смягчению санкции (Таджикистан), а в других пересмотру подлежат только наказания, превышающие максимальный предел новой санкции (Россия).

В практике встречаются случаи, когда в период между совершением преступления и вынесением приговора уголовный закон изменяется неоднократно, причём «промежуточный» уголовный закон является более мягким (вплоть до декриминализации деяния), чем действовавший в момент совершения деяния или действующий в момент вынесения приговора.

Так, Федеральным законом от 7 декабря 2011 года № 420-ФЗ была признана утратившей силу с 8 декабря 2011 года статья 129 УК РФ, предусматривавшая ответственность за клевету. Федеральный закон от 28 июля 2012 года № 141-ФЗ (вступивший в силу с 10 августа 2012 года) вновь ввёл ответственность за клевету (ст. 128¹ УК РФ). В результате закон от 7 декабря 2011 года приобрёл характер промежуточного уголовного закона, на время отменившего уголовную ответственность за преступление.

Позиции учёных и судебной практики по данному вопросу являются противоречивыми и неустойчивыми. В. Н. Кудрявцев указывал, что «промежуточный» закон не может применяться, так как он не действовал ни в момент совершения преступления, ни при рассмотрении дела судом. Противоположной точки зрения придерживались такие учёные, как Л. Зайцев, И. Тишкевич, И. Горелик, Н. Д. Дурманов, Я. М. Брайнин и др.

Вопрос о действии такого промежуточного уголовного закона разрешается неоднозначно: в некоторых юрисдикциях (например, ФРГ) применяется наиболее благоприятный для виновного закон, даже если он был позже отменён, в других «промежуточный» уголовный закон не применяется. Современные российские учёные и судебная практика придерживаются точки зрения, согласно которой промежуточному уголовному закон придаётся обратная сила.

Спорным в теории права долгое время являлся вопрос о возможности придания обратной силы уголовному закону любого характера (в том числе устанавливающему и усиливающему ответственность); случаи такого придания имели место: например, в СССР в 1961 году осуждённые за нарушение правил о валютных операциях в соответствии с принятыми в ходе рассмотрения дела поправками в УК РСФСР были приговорены к смертной казни и расстреляны, несмотря на то, что максимальный срок наказания в момент совершения преступления составлял 10 лет лишения свободы. Сомнительным также является право законодателя отказаться от придания обратной силы закону, смягчающему уголовную ответственность; однако и такие случаи известны мировой практике: например, ч. (2) ст. 5 УК Латвийской Республики 1997 года прямо предусматривает такое право.

Современным международным правом (ст. 15 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 года, ст. 11 Всеобщей декларации прав человека 1948 года) такая практика признана нарушающей основные неотъемлемые права и свободы человека. В то же время международные правовые акты не ограничивают государства в возможности придания обратной силы национальному закону, устанавливающему уголовную ответственность за деяния, которые в момент совершения являлись уголовным преступлением согласно общим принципам права, признанным международным сообществом.

На практике такая возможность реализуется достаточно редко. Например, ей воспользовались государства Восточной Европы, принявшие в 1944—1945 годах законы, устанавливающие наказуемость деяний военных преступников, которым была придана обратная сила (постольку, поскольку они относились к деяниям, совершённым до их принятия).

В литературе отмечается, что практика придания обратной силы вновь введённым уголовным законам существует и в современных развитых странах: так, в ФРГ проводятся массовые судебные процессы в отношении граждан бывшей ГДР, осуществлявшими свою деятельность в строгом соответствии с действовавшим в тот период законодательством, а в Латвии были привлечены к уголовной ответственности более 100 бывших сотрудников органов НКВД — МГБ — КГБ, партийных, государственных, общественных деятелей, сотрудников правоохранительных органов в связи с выполнением ими служебных обязанностей в советский период.

Время совершения преступления

Спорным в уголовно-правовой теории является вопрос о том, какой момент времени следует считать моментом совершения преступления. По этому поводу имеются следующие точки зрения:

• Моментом совершения преступления является момент совершения общественно опасного действия или бездействия.
• Временем совершения преступления является время наступления общественно опасных последствий.
• В случае, когда после совершения действия виновный сохраняет контроль над развитием событий и может предотвратить последствия — момент наступления последствий, в остальных случаях — момент совершения действия.
• Временем совершения преступления признаётся время совершения преступного деяния, однако если виновный желал наступления последствий в другое время, временем совершения преступления признаётся время наступления последствий.

Особенности при определении момента совершения преступления имеются в продолжаемых преступлениях (состоящих из ряда тождественных действий) и длящихся преступлениях (суть которых заключается в длительном невыполнении лицом возложенной на него юридической обязанности). Обычно время совершения этих преступлений определяется в продолжаемых преступлениях — по моменту совершения последнего из действий или пресечения преступления, в длящихся — по моменту добровольного или принудительного прекращения преступления (по моменту фактического окончания преступления). Некоторыми учёными предлагается исходить при определении времени совершения таких преступлений из момента их юридического окончания — времени, когда в деянии виновного уже будут присутствовать все признаки состава преступления, которое он замыслил совершить.

В современных системах уголовного права момент совершения преступления обычно связывается с моментом совершения деяния. Это связывается с тем, что именно в этот момент окончательно формируется субъективное отношение виновного к своим поступкам, которое в соответствии с принципом субъективного вменения является необходимой предпосылкой уголовной ответственности.

Не имеет единственного решения также вопрос о времени совершения преступления соучастниками: организатором, подстрекателем, пособником. Согласно одной точке зрения, момент совершения преступления исполнителем и этими соучастниками совпадает. Согласно другой, в расчёт надлежит принимать только действия самого соучастника, а момент совершения преступления исполнителем роли не играет.

В законодательстве различных государств мира может быть принята одна из изложенных выше точек зрения.

Действие уголовного законодательства в пространстве

Истории известно множество способов решения проблемы выбора уголовного закона, подлежащего применению в случаях, в зависимости от государственной принадлежности преступника и места совершения преступления. Так, в средневековой Европе выбор закона зависел от национальности преступника: «франк судился по законам франков, аллеман — по закону аллеманов, бургунд — по закону бургундскому и римлянин — по римскому»; позже нередко применялся закон места задержания преступника.

В современном уголовном праве действие уголовного закона в пространстве определяется несколькими принципами: территориальным, гражданства, универсальным и реальным.

Территориальный принцип

Если преступление совершено в пределах территории определённого государства, то ответственность наступает по уголовному законодательству этого государства независимо от того, кто совершил преступление: гражданин данного государства, иностранный гражданин или лицо без гражданства.

В соответствии с положениями международного права к территории государства относятся суша, воды (внутренние и территориальные), недра и воздушное пространство в пределах его государственной границы.

Ширина территориальных вод в различных государствах составляет от 3 (Великобритания) до 24 морских миль. Конвенция ООН по морскому праву от 10 декабря 1982 года устанавливает максимальную протяжённость территориальных вод в 12 морских миль, отсчитываемых от исходных линий, предусматриваемых конвенцией (по общему правилу это линия наибольшего отлива вдоль берега, указанная на официально признанных прибрежным государством морских картах крупного масштаба). К внутренним водам в соответствии с этой конвенцией относятся воды, расположенные в сторону берега от исходной линии территориального моря (за исключением государств-архипелагов).

При этом устанавливаются ограничения в отношении осуществления уголовной юрисдикции по преступлениям, совершённым на борту морских судов, находящихся в пределах территориального моря, и воздушных судов, находящихся в пределах воздушного пространства иностранного государства. Ст. 27 Конвенции ООН по морскому праву устанавливает, что юрисдикция прибрежного государства распространяется только на случаи, когда последствия преступления распространяются на прибрежное государство, либо преступление нарушает спокойствие в стране или добрый порядок в территориальном море, либо если капитан судна или дипломатический (консульский) представитель государства флага обратится с просьбой о помощи к местным властям, либо если эти меры необходимы для пресечения незаконного оборота наркотических или психотропных средств.

В соответствии с Конвенцией ООН по морскому праву суверенитет государства (в том числе и связанный с осуществлением уголовно-правовой юрисдикции) распространяется на континентальный шельф в целях его разведки и разработки его природных ресурсов. Кроме того, этой конвенцией государствам предоставляется право устанавливать за пределами своих территориальных вод исключительную экономическую зону, ширина которой не должна превышать 200 морских миль; уголовная и иная юрисдикция государства в отношении исключительной экономической зоны распространяется на отношения, связанные с использованием и разведкой природных ресурсов, созданием и использованием искусственных островов, установок и сооружений, морскими научными исследованиями, защитой и сохранением морской среды.

Согласно Конвенции о международной гражданской авиации 1944 года, все государства обладают полным и исключительным суверенитетом над воздушным пространством над своей территорией. Однако Токийская конвенция о преступлениях и некоторых других актах, совершаемых на борту воздушных судов 1963 года устанавливает, что в отношении преступлений, совершённых на борту воздушных судов других государств, находящихся в территориальном воздушном пространстве, уголовная юрисдикция осуществляется лишь если преступление имеет последствия на территории государства, либо совершено гражданином (резидентом) или в отношении гражданина (резидента) такого государства, либо направлено против безопасности государства, либо связано с нарушением правил воздушных полётов, либо если вмешательство требуется для выполнения международных обязательств данного государства.

По Договору о принципах деятельности государств по исследованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела, государство, которому принадлежит объект, запущенный в космическое пространство, в том числе находящийся на небесном теле, сохраняет над ним и его экипажем контроль и осуществляет в отношении него уголовную юрисдикцию.

В отношении Международной космической станции соответствующим договором установлен специальный уголовно-правовой режим: государства-участники вправе осуществлять уголовную юрисдикцию в отношении своих граждан, находящихся на борту МКС. Однако если преступление затрагивает жизнь или безопасность гражданина другого государства-партнера либо совершено внутри или на орбитальном элементе другого государства-партнера или причиняет ущерб такому орбитальному элементу уголовную юрисдикцию может осуществлять также государство, интересы которого были затронуты преступлением, по соглашению с государством гражданства преступника или если это государство не предоставило гарантий осуществления уголовного преследования в отношении этого лица.

Международным правом могут устанавливаться исключения из территориальной уголовной юрисдикции. Одним из наиболее известных таких исключений является дипломатический и консульский иммунитет. Дипломатическим иммунитетом от уголовной ответственности обладают глава дипломатического представитель­ства (посол, посланник, поверенный в делах), советник, торговые представители и их заместители; военные, военно-полевые и военно-воздушные атташе и их помощники; первый, второй и тре­тий секретарь, атташе и секретарь-архивариус, а также члены их семей, не являющиеся гражданами государства, в котором действует дипломатическая миссия, и проживающие с ними совместно.

Ограниченным иммунитетом от уголовной юрисдикции, связанным с выполняемой данными лицами деятельностью, обладают консульские должностные лица, сотрудники обслуживающего персонала дипломатических предста­вительств, а также представители и должностные лица междуна­родных организаций, члены парламентских и правительственных делегаций.

Если такие лица совершают преступление, как правило, за этим следует их объявление персоной non grata и их высылка. Известны также случаи лишения таких лиц дипломатического иммунитета той стороной, представителями которой они являются, чтобы дать стране пребывания возможность привлечь их к уголовной ответственности.

Не является территорией иностранного государства территория его посольства в другой стране; тем не менее, здания посольств и автомашины послов пользуются иммунитетом от осуществления в отношении их действий правоохранительных органов иностранных государств, связанных с уголовным преследованием.

Принцип гражданства

Государство может распространять свою уголовно-правовую юрисдикцию на всех своих граждан, где бы они ни находились. Если гражданин государства совершает преступление за рубежом, и не был осуждён судом иностранного государства, по возвращении он может быть подвергнут осуждению по уголовному законодательству своего государства. При этом также могут быть приняты в расчёт положения уголовного закона иностранного государства, касающиеся преступности деяния и максимального наказания за него.

Может также устанавливаться конкретный перечень деяний, за которые гражданин государства подлежит ответственности, даже если они не являются преступными по законам того государства, где совершено деяние.

В случае, если лицо, имеющие двойное гражданство, совершает преступление в третьем государстве, законодательство, по которому оно должно нести уголовную ответственность определяется исходя из принципа «эффективного гражданства»: применяется закон того государства, в котором это лицо постоянно проживает, имеет движимое и недвижимое имущество, работает и осуществляет свои гражданские и политические права.

Покровительственный принцип

Покровительственный или специальный принцип предусматривает распространение уголовной юрисдикции государства в соответствии с международными договорами на ограниченные контингенты его граждан (например, военнослужащих), находящиеся на территории иностранных государств. Например, в отношении воинских частей, дислоцированных на территории иностранных государств, в соответствии со сложившейся международной практикой, применяется следующая схема распределения юрисдикции: за преступления, совершённые вне территории таких частей ответственность наступает по законам страны пребывания, а за преступления, совершённые на территории воинской части — по законам страны, которой принадлежит данная воинская часть.

Универсальный принцип

Ответственность за некоторые разновидности преступлений (прежде всего, преступления против мира и безопасности человечества, но также и фальшивомонетничество, захват заложника и др.) предусматривается не только национальным законодательством, но и международными договорами. В отношении лиц, совершивших такие преступления, любое государство — участник соответствующих международных договоров имеет право осуществлять свою уголовную юрисдикцию независимо от их гражданства или подданства и места совершения преступления.

Реальный принцип

Уголовное законодательство может предусматривать защиту интересов принявшего его государства и его граждан от посягательств, исходящих со стороны граждан иностранных государств, установив, что такие лица могут быть привлечены на территории данного государства к уголовной ответственности в соответствии с его законами.

Оккупационный принцип

В случае, когда два государства находятся в состоянии войны, и войска одного государства оккупируют часть территории другого государства к лицам, совершившим преступление на оккупированной территории, временно (как правило, до создания на ней собственных органов власти и судов) применяется уголовное законодательство государства, чьи войска осуществляют оккупацию.

Оккупационный принцип применялся, например, в период оккупации Японии вооружёнными силами США, когда все американские военнослужащие были неподсудны судам Японии и подчинялись уголовной юрисдикции США.

Аналогичный характер носил также применявшийся до середины XX века режим капитуляции, согласно которому граждане колониальных государств за преступления, совершённые в колониях или иных странах с подобным режимом, отвечали за них по законам своего государства, а не по уголовному закону места совершения преступления.

Место совершения преступления

Неоднозначно определяется в уголовном праве различных государств вопрос о том, какое место можно считать местом совершения преступления. Достаточно распространённой является позиция, суть которой выразил ещё Н. С. Таганцев:

Если, например, применяясь к известному бременскому случаю, мы представим себе, что на торговом судне, отправляющемся из Данцига в Россию, была устроена адская машина с часовым приводом, долженствующая взорвать пароход с грузом и экипажем через 48 часов после установки прибора, если затем, по прибытии судна в Либаву, действительно произошёл взрыв, сопровождавшийся повреждением имущества и гибелью людей, то очевидно, что местом совершения преступления должна быть признана Россия, а не Германия, где было сделано приготовление, и не открытое море, где развивалось преступление. Если бы преступная деятельность ограничилась только приготовлением, например преступление обнаружилось при самой установке на корабле машины, то местом учинения, конечно, была бы Германия, а не Россия.

— [www.allpravo.ru/library/doc101p0/instrum105/item818.html Таганцев Н. С. Уголовное право (Общая часть). Часть 1. По изданию 1902 года.]

Аналогичные положения содержатся, например, в современном УК ФРГ. В странах, где время совершения преступления определяется моментом совершения преступного деяния независимо от времени наступления последствий, аналогичным образом может определяться и место совершения деяния: по месту совершения преступного деяния.

Экстрадиция

Экстрадиция или выдача — институт, в соответствии с которым лицо, находящееся на территории государства, передаётся другому государству, на территории которого это лицо совершило преступление, для применения к нему мер уголовной ответственности; экстрадиция осуществляется в соответствии с международными конвенциями (например, Европейской Конвенцией о выдаче лиц, совершивших преступле­ния от 13 декабря 1957 года), двусторонними или многосторонними международными договорами.

В международной практике обычно признаётся, что выдача может быть запрошена государством при соблюдении следующих условий:

• Преступление совершено на его территории.
• Преступник является гражданином данного государства.
• Преступление было направлено против этого государства или причинило ему вред.

В отношении экстрадиции государствами обычно устанавливаются следующие ограничения:

• Отказ от выдачи собственных граждан.
• Отказ от выдачи лиц, которым предоставлено политическое убежище.
• Отказ от выдачи, если преступление совершено на территории запрашиваемого государства (приоритет территориального принципа над принципом гражданства).
• Отказ от выдачи лица, уже привлечённого к уголовной ответственности за то же деяние (вступил в законную силу приговор суда) или освобождённого от неё в связи с тем же деянием .
• Отказ от выдачи лица, которое не может быть подвергнуто уголовному преследованию на территории запрашиваемого государства вследствие истечения срока давности или по иным основаниям.

Кроме того, достаточно часто государства оставляют за собой право не выдавать преступников, если преступление наказывается смертной казнью и запрашивающей выдачу стороной не будет предоставлено достаточных гарантий неприменения этого вида наказания.

В отношении экстрадиции действует принцип «выдать или наказать»: если лицо не выдаётся запрашивающей стороне, оно всё равно подлежит уголовной ответственности и предаётся суду в стране пребывания. Принцип, согласно которому национальное уголовное законодательство подлежит применению к иностранцам, находящимся на территории данного государства, в том числе и совершившим преступление за его пределами, в уголовно-правовой теории получил название принципа представительной компетенции.

Политическое убежище

Существует также практика предоставления политического убежища лицам, в отношении которых в государстве, гражданами или резидентами которого они являются, осуществляется преследование по мотивам гражданской принадлежности или за их общественно-политическую деятельность и убеждения; политическое убежище предоставляется, если деятельность лица не противоречит общепризнанным демократическим принципам и нормам международного права.

Лицо, которому было предоставлено политическое убежище, не может быть выдано иностранному государству.

Уголовное законодательство по странам

• Казахстан — Уголовный кодекс Республики Казахстан
• Китайская Народная Республика — Уголовный кодекс Китайской Народной Республики 1997 года
• Российская Федерация — Уголовный кодекс Российской Федерации
• Эстония — Уголовный кодекс Эстонской Республики

Отрывок, характеризующий Уголовное законодательство

– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.