Уголовное наказание

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Специфичные для российского права характеристики уголовного наказания рассматриваются в статье «Наказание в уголовном праве России».

Наказание в уголовном праве — это меры государственного воздействия, применяемые к лицу, признанному виновным в совершении преступления. Наказание, таким образом, является своего рода социальным последствием преступления[1]. В правовом плане наказание выступает в роли основной формы реализации уголовной ответственности[2]. Право государства применять наказание вытекает из задачи обеспечения безопасности совместной жизни людей в обществе, сохранения неприкосновенным «правового уклада общественной жизни»[3]. В настоящее время наказание, как правило, применяется только судом и только в законодательно установленном процессуальном порядке.

Уголовное наказание — центральный институт уголовного права, выражающий направление и содержание уголовной политики государства. Ввиду этого наказание всегда оставалось в центре внимания учёных: как отмечал Н. Д. Сергеевский, уже к началу XX века существовало до 24 философских систем, обосновывающих право государства наказывать лиц, совершивших преступления и около 100 отдельных теорий наказания, выдвинутых специалистами-правоведами[4].





Сущность и содержание наказания

Как было сказано выше, число теорий, описывающих наказание очень велико. Ввиду этого разнообразными являются и подходы к сущности и содержанию наказания.

Так, И. Я. Фойницкий писал: «Наказание представляет собой принуждение, применяемое к учинившему преступное деяние… Принуждение наказания заключается в причинении или обещании причинить наказываемому какое-нибудь лишение или страдание; поэтому всякое наказание направляется против какого-нибудь блага, принадлежащего наказываемому, — его имущества, свободы, чести, правоспособности, телесной неприкосновенности, а иногда даже против его жизни»[5].

Н. С. Таганцев указывал, что «…из понятия преступного деяния вытекает, что наказание представляется выражением того особого отношения, которое возникает между учинившим это деяние и государством. С точки зрения преступника наказание является последствием им учиненного, с точки зрения государства — мерой, принимаемой вследствие совершенного виновным деяния… Наказание как лишение или ограничение благ или прав является страданием с точки зрения общих условий человеческой жизни, известной средней ощущаемости страданий, безотносительно к тому, как смотрит на него и ощущает его наказываемый»[6]. Помимо этого, он отмечал, что понимание наказания прошло четыре стадии: на первой наказание считалось естественной реакцией общества или конкретного лица на совершение преступления (оборона или отмщение); на второй оно рассматривалось как божественное воздаяние; на третьей — как этическое воздаяние; на четвёртой — как юридическое воздаяние; за этими стадиями, по мнению данного автора, должна было последовать пятая: рассмотрение наказания как социальной защиты, «совокупности социальных мер предупреждения и репрессии, наиболее соответствующих существу преступлений»[7].

А. Ф. Кистяковский выделял следующие признаки наказания: это меры, которые по приговору принимаются против преступника; они причиняют ему страдание и отнимают у него разные виды благ и прав ему принадлежащих; наказание есть прямое следствие преступления; наказание представляет собой отражение от нанесенного удара, является реакцией со стороны общества, интересы которого задеты преступлением[8].

Профессор С. П. Мокринский выделял следующие основные характеристики наказания: уголовное наказание является актом принуждения к страданию; правовое свойство субъекта, причиняющего страдание.

С. В. Познышев полагал, что «уголовное наказание есть принудительное воздействие на личность, назначаемое законом в качестве невыгодного последствия известных деяний, соразмеряемое с характером этих деяний и, в частности, с виною действующего лица и определяемое in concrete или судебными органами государственной власти в особо установленном порядке или — в исключительных случаях — главою государства. Говоря короче, наказание есть юридическое последствие неправды, соразмеряемое с её внутренней и внешней стороной и определяемое в отдельных случаях или судебными органами государственной власти, или главою государства»[9].

По мнению А. А. Жижиленко, «уголовное наказание есть правовое последствие недозволенного деяния, налагаемое от лица государственной власти в установленном порядке, состоящее во вторжении в сферу правовых благ виновного и выражающее этим оценку учиненного им деяния»[10].

В целом, обобщая существующие в науке точки зрения относительно природы наказания, можно выделить три основных подхода[11]:

  • Рассмотрение наказания как карательной меры, сущность которой выражается в лишении и ограничении прав и свобод наказуемого.
  • Рассмотрение наказания в первую очередь как меры принуждения, применяемой государством в качестве реакции на совершение преступления.
  • Выделение в качестве главного сущностного признака наказания выражения с его помощью отрицательной правовой оценки преступного деяния и лица, его совершившего[11].

В настоящее время содержание уголовного наказания включает в себя карательные меры (лишение осуждённого определённых прав и свобод), общественное порицание, меры воздействия на осуждённого, призванные предотвратить совершение им новых преступлений (контроль за его повседневной жизнью, наложение ограничений на допустимые виды поведения и деятельности), а также воспитательные меры (привлечение к труду, предоставление возможности получить образование), направленные на подготовку осуждённого к нормальной жизни в обществе[12]. В процессе отбывания наказания к осуждённому также может применяться принудительное лечение.

Теоретическое обоснование наказания

Право государства карать и наказывать лиц, преступивших закон, с давних пор является предметом внимания философов. Было разработано достаточно много философских теорий, посвящённых наказанию: его природе, целям и воздействию.

Исторически первой является теория, согласно которой наказание выступает воздаянием, возмездием за совершённое преступление. Более поздние теории акцентируют внимание на утилитарной роли наказания как выражения государственной воли и инструмента устрашения, а также как общественного механизма, призванного уменьшать число совершаемых преступлений за счёт лишения преступников возможности совершать новые преступления, а также их исправления.

Функции наказания

Наказание имеет как правовую, так и социальную функцию. Правовая функция наказания выражается в том, что оно выступает в качестве меры реализации уголовной ответственности. Социальная функция наказания выражается в том, что оно представляет собой средство борьбы с преступностью, защиты общества от посягательств на основные его ценности[13]. По утверждению Карла Маркса, наказание есть «средство самозащиты общества против нарушения условий его существования, каковы бы ни были эти условия»[14]. Применение наказания за совершенное преступление не только позволяет в определенной мере возместить ущерб, причиненный преступлением и восстановить общественный порядок, но и укрепить социальный климат посредством создания у граждан уверенности, что посягательства на права, свободы и общественные интересы не остаются без внимания государства, которое применяет к нарушителям карательные меры воздействия[13].

Эти функции всегда выступают как единое целое, поскольку неоправданным выступает применение социально необоснованной меры наказания по формально-правовым основаниям; точно так же недопустимо социально обоснованное применение наказания без соответствующей правовой формы (суды Линча, кровная месть, иные формы самочинной расправы).

Признаки наказания

В теории уголовного права выделяются признаки, которые являются характерными для уголовного наказания. Число этих признаков в трудах различных учёных является различным: три и более, вплоть до семи[15]. В обобщённом виде эти признаки можно изложить следующим образом:

  • особый характер этой меры[16], связанный с тем, что она назначается только за совершение преступления — наиболее тяжкого из всех противоправных деяний; с этим связана относительная тяжесть мер наказания по сравнению с иными видами правового воздействия, строгость регламентации института наказания в уголовном законодательстве. В некоторых странах наказание также влечет за собой такое особое уголовно-правовое последствие как судимость.
  • личный характер наказания, связанный с тем, что оно применяется непосредственно к лицу, совершившему преступление; его отбывание не может быть переложено на другое лицо[17].
  • наказание связано с ограничением прав и свобод лица, на которого оно возлагается; поскольку это всегда связано с лишением лица определенных благ и причинением ему в результате страданий, наказание всегда является карой[17].

Наказание в современном уголовном праве носит публичный характер: оно назначается только от имени государства, с использованием специального порядка его назначения, который в современном праве призван гарантировать права человека, обвиняемого в совершении преступления; решение суда о вынесении наказания носит характер общеобязательного для исполнения правового акта, который может быть отменен только в предусмотренном законом порядке вышестоящей судебной инстанцией. Пережитки частного наказания за преступления, известного истории права, сохранились в настоящее время лишь в мусульманском уголовном праве: так, в Йемене в конце XX века до 10 % умышленных убийств совершалось на почве кровной мести[18].

На основе этих признаков можно отграничить наказание от всех остальных мер принудительного правового воздействия: так, гражданско-правовые принудительные меры ответственности не связаны с совершением преступления, а являются следствием гражданско-правового деликта; ответственность в гражданском праве не всегда носит личный характер (возможно, например, поручительство и страхование ответственности); реализация данных мер ответственности направлена в первую очередь на восстановление нарушенных прав, цели лишить ответственное лицо законно принадлежащих ему благ, как правило, не ставится[17].

Уголовное наказание отличается и от мер административной ответственности, а также от дисциплинарных взысканий. Проводится отличие также между наказанием и иными мерами уголовно-правового характера[19].

Некоторые учёные (В. В. Есипов, К. А. Сыч) объединяют признаки наказания в состав наказания — структуру, подобную составу преступления. Выделяется объект наказания — преступник или его юридические блага; объективная сторона — кара за совершённое преступление, выраженная в конкретном виде наказания; субъект — государство в лице его властных органов; субъективная сторона — цель наказания, отношение осуждённого к наказанию[20].

Цели наказания

Цели наказания — это «конечные социальные результаты, достижение которых преследуется установлением наказаний в уголовном законе»[21].

Вопрос о целях наказания в науке всегда являлся и является дискуссионным. Составители первых памятников права исходили из того, что наказание должно служить возмездием за совершённое злодеяние, и потому многие наказания в них основывались на принципе талиона («око за око»). Позже на первый план вышла компенсация ущерба, причинённого преступлением. Так, во многих средневековых актах основной применяемой мерой наказания служит денежный штрафвира»), а телесные наказания и смертная казнь практически не упоминаются. В наше время, во всех странах телесные наказания и любые вмешательства в организм человека отменены (в т.ч. инъекции и приём лекарств и препаратов, веществ - вызывающих боль). Применение их запрещено многими международными конвенциями.

Классическая школа уголовного права предложила следующий взгляд на цели наказания: «Цель наказания заключается не в истязании и мучении человека и не в том, чтобы сделать несуществующим уже совершенное преступление… Цель наказания заключается только в том, чтобы воспрепятствовать виновному вновь нанести вред обществу и удержать других от совершения того же»[22]. Позже, на основе достижений социологического направления в криминологии, появились теории, в которых в качестве основной цели наказания называлось исправление преступника.

В настоящее время считается, что ни одна из этих целей не является единственной или доминирующей в наказании. В современной российской правовой литературе на основе действующего УК РФ 1996 года выделяется три цели наказания:

В англоязычной литературе данные цели конкретизируются: выделяются такие цели наказания, как возмездие и восстановление нарушенных прав (российскими авторами они рассматриваются как составляющие восстановления социальной справедливости); а предупреждение совершения новых преступлений рассматривается как совокупность трёх составляющих: удержание самого преступника от совершения новых преступлений из-за страха перед наказанием; удержание преступника от совершения новых преступлений за счёт изоляции его от общества или применения к нему иных мер, исключающих повторение преступного деяния; удержание других лиц от совершения преступления путём создания у них уверенности, что за совершенное преступление с большой вероятностью может последовать возмездие[23].

Возмездие

Исторически именно необходимость осуществить возмездие за совершенное преступление обусловила появление уголовного наказания. Первоначально наказание базировалось на принципе талиона («око за око, зуб за зуб»), согласно которому мера наказания должна воспроизводить вред, причинённый преступлением. Позже возмездие стало выражаться в причинении преступнику физических и нравственных страданий: стали применяться телесные наказания, а также различного рода позорящие меры.

Хотя современные системы наказаний далеко отошли от принципа талиона, а причинение лицу физических и нравственных страданий в процессе исполнения наказания прямо запрещено в законодательстве многих стран, элементы возмездия продолжают сохраняться в наказании. Применение к преступнику таких мер наказания, как, например, многолетние сроки заключения в местах лишения свободы, позволяет обществу получить моральное удовлетворение, почувствовать, что государство адекватным образом прореагировало на совершенное преступление[24]. Применение мер возмездия со стороны государства к преступнику утоляет негодование, возникающее у людей в связи с совершением преступления, возвращает уверенность в том, что государство является способным защитить их от преступников[21].

При этом необходимо отметить, что само по себе подобное карательное воздействие мало способствует предотвращению совершения преступлений: многие преступники, отбыв наказание, снова и снова совершают преступления[23].

Следует также указать, что некоторые специалисты, признавая, что одной из целей наказания является удовлетворение потребности общества в применении к преступнику «справедливых» мер воздействия за совершённое преступление, отрицают наличие в наказании элемента возмездия, воздаяния преступнику со стороны государства[25].

Восстановление нарушенных прав

Хотя некоторые социальные блага, нарушенные преступлением, никак нельзя восстановить применением каких-либо мер к преступнику (например, смерть человека, причинение вреда здоровью, моральный вред), однако во многих случаях применение наказания позволяет частично компенсировать ущерб, причинённый обществу совершённым преступлением[24].

В частности, имущественный ущерб, причинённый потерпевшему и обществу в целом, может быть компенсирован наложенными на преступника штрафами или привлечением его к общественно-полезным работам.

Исправление осуждённого

Мнение о том, что наказание должно быть направлено в первую очередь на то, чтобы «исправить» преступника, вновь сделать его законопослушным членом общества, является достаточно новым. Первоначально она была связана с деятельностью религиозных организаций, которые добивались того, чтобы преступник признал свои грехи и раскаялся в них[23].

В XX веке во многих государствах исправление преступника стало считаться основной или одной из основных целей наказания. Основным средством исправления стало привлечение осуждённых к труду, а также предоставление им образования[23].

Минимально достаточным при этом признаётся «юридическое» исправление осуждённого, которое выражается в том, что лицо после отбытия наказания больше не совершает новых преступлений; вопрос о том, способно ли наказание каким-либо образом перевоспитать преступника, исправив его не только юридически, но и фактически, является спорным в уголовно-правовой теории.

Достаточным числом специалистов принципиальная возможность исправления осуждённых подвергается сомнению[23][24]. Они считают, что реабилитационные меры, применяемые в учреждениях, исполняющих наказание, не позволяют предотвратить рецидив преступлений, поскольку несмотря на все предпринимаемые меры число преступлений, совершаемых бывшими заключёнными остаётся высоким.

Специальная превенция

Специальная превенция — это предотвращение совершения новых преступлений лицом, которое было ранее осуждено за совершение преступления[26]. Данная цель наказания может достигаться различными способами.

Во-первых, сама по себе наложенная мера наказания может затруднять или даже вовсе исключать совершение новых преступлений лицом. Так, наиболее распространённое наказание — лишение свободы — заключается в помещении преступника в специализированное учреждение, в котором его жизнь строго регламентирована и находится под строгим контролем представителей государства. В ходе пребывания лица в местах лишения свободы практически исключается возможность совершения им новых преступлений, причиняющих ущерб обществу[23]. Менее строгие меры наказания также могут выполнять данную функцию: так, эту цель преследует лишение преступника права занимать определённые должности или заниматься определёнными видами деятельности.

Наиболее радикальным проявлением специальной превенции является применение смертной казни и пожизненного лишения свободы к лицам, совершившим наиболее тяжкие преступления. Аналогичную цель преследовало применение к преступникам лоботомии, а также кастрация лиц, совершивших половые преступления.

Во-вторых, применение к преступнику мер возмездия направлено на создание у него страха перед возможным наказанием в случае совершения нового преступления.

Наконец, в-третьих, исправительное воздействие, осуществляемое в ходе отбывания уголовного наказания, способствует формированию у преступника положительных социальных установок, что предотвращает совершение им новых преступлений.

Как было отмечено выше, имеется спор относительно того, какие способы специальной превенции являются наиболее эффективными. Сторонники одной позиции настаивают на ужесточении наказаний, считая, что только путём продолжительной изоляции преступников от общества (или широкого применения смертной казни) можно защитить законопослушных граждан от преступлений. Сторонники другой считают, что жестокость наказания не способствует улучшению социального климата, и что приоритет следует отдавать исправительным мерам.

Общая превенция

Общая превенция — это предупреждение совершения преступлений гражданами, склонными к противоправным поступкам. Основную роль в общей превенции играет страх преступника перед наказанием, которое с высокой вероятностью может последовать за совершением преступления. Кроме того, существенное значение имеет отношение общества в целом к преступлению и преступникам: если оно является негативным, преступлений совершается меньше[26].

Цель общей превенции достигается информированием общества о совершённых преступлениях и наказаниях, применённых к преступникам, а также проведением со стороны государства информационной политики, направленной на создание отрицательного образа преступника, непримиримого отношения к совершенным преступлениям.

Сторонники ужесточения мер наказания, применяемых к преступникам, зачастую утверждают, что такое ужесточение позволит более эффективно достичь цели общей превенции, однако история и практика показывают, что чрезмерно жестокие наказания, напротив, уменьшают эффект общей превенции, поскольку в обществе возникает симпатия к преступникам и антипатия к государству, которое причиняет им страдания; также преступность ужесточается (за счёт того, что риск наказания перестаёт удерживать преступника от совершения более тяжких преступлений) и профессионализуется. Поэтому предлагается уделять основное внимание не тяжести наказания, а его неотвратимости: чем ниже процент лиц, которые оказываются способными избежать наказания, тем выше эффективность общей превенции[26].

Система и классификация наказаний

Существует несколько подходов к рассмотрению видов наказания, применяемых в уголовном праве. Первый из них предполагает простую группировку, создание перечня всех наказаний, как правило, расположенных в определенном порядке. Второй предполагает рассмотрение видов наказания как образующих особую систему, обладающую признаками, не присущими простой совокупности всех видов наказания. Этот подход предполагает множественность оснований классификации наказания, выявление внутренних взаимосвязей между его отдельными видами[27].

Наказания могут классифицироваться по различным основаниям.

По порядку назначения[28]:

  • Основные наказания, которые могут применяться сами по себе и не используются для усиления эффекта применения других видов наказания.
  • Дополнительные наказания, которые не применяются самостоятельно и используются только для усиления эффекта других видов наказания.
  • Наказания, которые могут использоваться и в качестве основных, и в качестве дополнительных.

В зависимости от того, каким лицам они могут назначаться[29]:

  • Общие — могут назначаться всем лицам, совершившим преступления.
  • Специальные — могут назначаться лишь определенным категориям лиц (например, военнослужащим).

В зависимости от содержания ограничений прав и свобод[29]:

Наказания могут быть назначаемыми на определённый срок или без определённого срока[29].

В процессе исполнения наказаний одно наказание может заменяться другим (как правило, более мягким — как результат положительного поведения осуждённого). Если наказание назначено на определенный срок — далеко не всегда требуется отбытие этого наказания в полном объёме, законодательство большинства стран предусматривает возможность досрочного прекращения отбывания наказания при определенных условиях (как правило, предполагающих, что осужденный доказал своё исправление)[30].

В некоторых странах (в частности, в России) может применяться условное назначение некоторых видов наказания, предполагающее назначение наказания без его фактического отбывания, но с применением к осужденному мер исправительного воздействия. В случае, если осуждённый уклоняется от этих мер или совершает новое общественно опасное деяние, наказание может быть исполнено реально[30].

Виды наказания

В истории и мировой практике известно большое число видов наказания. Некоторые из них появились в древности и применяются до сегодняшнего дня, другие же практически ушли в историю.

Состав и характер системы наказаний находится в прямой зависимости от социальных, экономических и политических условий, которые являются господствующими в конкретном обществе, отражает уровень нравственности, культуры и цивилизованности общества[31].

Далее будут рассмотрены основные виды уголовных наказаний, которые были распространены во многих странах мира.

Штраф

Штраф представляет собой денежное взыскание, как правило, в пользу государства, назначаемое за совершение преступления.

Штраф является одним из самых древних видов наказания. Он применяется в уголовном праве большинства государств и назначается, как правило, за преступления небольшой тяжести (особенно экономические), а также в качестве дополнения к другим видам наказания.

Применение штрафов позволяет компенсировать ущерб, причинённый преступлением государству, а в некоторых случаях и ущерб, причинённый потерпевшему. Однако во многих случаях взимание штрафа с преступника оказывается невозможным ввиду отсутствия у него достаточных денежных средств; кроме того, наложение штрафа может повлечь совершение нового преступления с целью добыть средства для его выплаты[23]. Ввиду этого штраф применяется в уголовном праве достаточно редко.

Поражение в правах

Как истории права, так и современному законодательству известно уголовное наказание в виде лишения лица определённых личных, гражданских и политических прав. Истории известно много случаев, когда поражение в правах доходило до признания осуждённого «юридически мёртвым»[32]. Современное законодательство также может предусматривать довольно широкий круг ограничений в правах (например, весьма широкий круг таких наказаний предусмотрен Уголовным кодексом Франции)[33]. Законодательством многих стран предусматривается запрет занимать определённые должности или заниматься определённой деятельностью.

Принудительный труд

В качестве наказания могут выступать различные формы привлечения преступника к принудительному труду на благо государства и общества.

Наиболее древней и тяжкой формой такого наказания является каторга, суть которой заключается в подневольном выполнении наиболее тяжких и опасных для здоровья работ, как правило, соединённом со ссылкой в отдалённые местности. Первоначально каторжники работали гребцами на тяжёлых судах, однако позже их стали привлекать и к другим работам: шахтёрскому труду, строительству зданий, сооружений и дорог, работе на вредных производствах. В настоящее время каторга практически повсеместно исключена из системы уголовных наказаний ввиду негуманности.

В настоящее время на первое место среди видов наказания, включающих в себя принудительный труд, вышли обязательные работы, суть которых заключается в выполнении осуждённым в свободное от основной работы или учёбы время бесплатных общественно полезных работ. Как правило, выполняемые работы носят неквалифицированный характер, являются достаточно трудоёмкими и непрестижными (в этом заключается карательный элемент данного вида наказания). Привлечение к такого рода работам рассматривается как относительно лёгкое наказание, применяемое в основном в целях исправления преступника и компенсации причинённого им вреда обществу.

В некоторых государствах (в частности, в России) к принудительному труду может быть привлечён и осуждённый, не имеющий постоянного места работы или учёбы. Такой вид наказания носит название исправительных работ и заключается в принудительном трудоустройстве осуждённого на определённую работу (как правило, неквалифицированную, трудоёмкую и непрестижную), с последующим изъятием из его заработка определённой доли в доход государства. Однако в законодательстве некоторых стран (например, в Белоруссии, на Украине) исправительные работы отбываются по месту работы осуждённого, и лишь в случае отсутствия такового осуждённый обязывается трудоустроиться. Кроме того, на время отбывания наказания осуждённый, как правило, лишается возможности покинуть место работы (без разрешения уголовно-исполнительной инспекции), уйти в незапланированный отпуск.

Лишение свободы

Одним из основных видов наказания, применяемых в современном уголовном праве, является лишение свободы, которое заключается в принудительном помещении преступника в специализированное учреждение, в котором осуществляется изоляция его от общества, контроль за его поведением, а также применение к нему различных мер исправительного воздействия.

Как правило, лишение свободы применяется к преступникам, совершившим достаточно тяжкие преступления, либо к рецидивистам. В зависимости от тяжести совершённого преступления дифференцируются ограничения, налагаемые на осуждённого. Если он не представляет большой общественной опасности, он помещается в учреждение с достаточно свободным режимом, в котором накладываются минимальные ограничения на режим дня и взаимодействие с другими заключёнными, а воздействие со стороны администрации носит преимущественно воспитательный характер. Напротив, лица, представляющие большую общественную опасность (например, осуждённые к пожизненному лишению свободы) помещаются в тюрьмы с особо строгим режимом содержания, где за ними осуществляется постоянный контроль, а возможности к общению с другими лицами сведены к минимуму (вплоть до помещения в одиночные камеры или одиночного заключения).

Лишение свободы может назначаться на определённый срок, пожизненно или без определённого срока. При назначении наказания в виде лишения свободы без определённого срока суд устанавливает лишь минимальный срок наказания, фактический же срок пребывания в исправительном учреждении устанавливает его администрация, основывая своё решение на «исправлении» или «не исправлении» осуждённого[18]. Лишение свободы на неопределённый срок применялось в качестве наказания в некоторых штатах США.

В настоящее время существуют рекомендации Организации объединённых наций, содержащие требование разрабатывать и применять меры наказания, не связанные с лишением свободы и тюремным заключением. Стандартные минимальные правила ООН в отношении мер, не связанных с тюремным заключением (Токийские правила) предлагают государствам поэтапно сокращать применение данного вида наказания, заменяя его более гибкими мерами, учитывающими характер и тяжесть деяния, личность преступника, а также интересы защиты общества[34].

Телесные наказания

Телесные наказания — одна из наиболее древних (наряду со смертной казнью) мер наказания, заключающаяся в причинении наказуемому лицу физической боли или увечья. В частности, телесные наказания уже были известны законам Хаммурапи, широко применялись в Римской империи. Особенно массовый характер применение телесных наказаний приобрело в период феодализма. Они были также распространены в период перехода к Новому времени. С конца XVIII в. страны Европы под влиянием идей Просвещения стали одна за другой отменять этот вид наказания. В настоящее время практически во всех странах мира телесные наказания отменены. Применение их запрещено многими международными конвенциями.

Принудительное перемещение

Некоторые из видов наказания включают в себя принудительное перемещение лица из одного места в другое.

Так, законодательству многих стран было известно такое наказание, как ссылка, суть которого состояла в удалении осуждённого из места его постоянного или временного жительства с обязательным поселением в определённой местности, как правило, достаточно удалённой, на определённый срок или на постоянной основе.

Возможны и другие варианты принудительного перемещения. Изгнание предусматривает запрет находиться на месте обычного проживания (в городе, области, государстве) под страхом тюремного заключения или казни. Это наказание, по сути, можно назвать древнейшим (наряду со смертной казнью), так как его предтечей можно назвать существовавший ещё в первобытном обществе институт изгнания из общины или рода.

Высылка — это наказание в виде запрета проживать в определённых пунктах или местностях внутри государства. При этом, в отличие от ссылки, осуждённый может выбирать место жительства по своему усмотрению.

В настоящее время эти виды наказания во многих государствах исключены из уголовного законодательства.

Смертная казнь

Смертная казнь — это лишение человека жизни в качестве наказания за совершённое им преступление (как правило, носящее особо тяжкий характер). Смертная казнь может быть квалифицированной или неквалифицированной. При квалифицированной смертной казни за разные преступления могут назначаться разные её виды, при неквалифицированной — законодательство предусматривает один вид смертной казни для всех преступлений, за которые может быть вынесен смертный приговор.

Смертная казнь может осуществляться посредством множества различных способов. В современных государствах, применяющих смертную казнь, используются методы, обеспечивающие достаточно быструю и безболезненную смерть осуждённого (расстрел, смертельная инъекция, электрический стул), ранее достаточно часто применялись такие виды смертной казни, как повешение и обезглавливание. Смертная казнь в истории многих государств использовалась для устрашения населения и потому носила особо жестокий и мучительный для преступника характер.

В настоящее время смертная казнь отменена или практически не применяется в 130 странах мира; в 68 странах она сохраняется в системе наказаний и продолжает применяться.

Альтернативы наказанию

Наказание не является единственной формой реализации уголовной ответственности. В некоторых случаях к лицу, совершившему уголовно наказуемое деяние, могут быть применены и иные меры, являющиеся альтернативными или дополнительными по отношению к наказанию.

Так, к лицам, которые совершили общественно опасное деяние в состоянии невменяемости или ограниченной вменяемости, вместо наказания или наряду с ним может быть применено принудительное психиатрическое лечение.

Специальные меры, отличные от наказания, могут быть применены и к несовершеннолетним преступникам. Подобные меры не содержат в себе карательного элемента и направлены исключительно на коррекцию поведения несовершеннолетнего.

Наказание в праве стран мира

Россия

Наказание определяется в Уголовном кодексе РФ как назначаемая по приговору суда меру государственного принуждения, применяемая к лицу, признанному виновным в совершении преступления, и выражающаяся в предусмотренных уголовным законом ограничении прав и свобод лица. Целями наказания по УК РФ являются восстановление социальной справедливости, исправление осуждённого, предупреждение совершения новых преступлений.

Предусмотрено 13 видов наказания. Наиболее лёгким видом наказания является штраф, наиболее тяжким — смертная казнь. Смертная казнь в настоящее время не применяется, вместо неё назначается пожизненное лишение свободы или лишение свободы на длительный срок.

Украина

Согласно ст. 50 Уголовного кодекса Украины, наказание является мерой принуждения, применяемой от имени государства по приговору суда к лицу, признанному виновным в совершении преступления, и заключается в предусмотренном законом ограничении прав и свобод осужденного[35].

Целями наказания является кара, исправление осужденных, предупреждение совершения новых преступлений как осужденными, так и иными лицами[36].

Предусмотрено 12 видов наказания. Наиболее лёгким видом наказания является штраф, наиболее тяжким — пожизненное лишение свободы. Смертная казнь отменена.

Белоруссия

Согласно ст. 47 УК Республики Беларусь, наказание является принудительной мерой уголовно-правового воздействия, применяемой по приговору суда к лицу, осужденному за преступление, и заключающейся в предусмотренных законом лишении или ограничении прав и свобод осужденного.

Цели наказания отдельно от целей уголовной ответственности не формулируются. Предусматривается, что уголовная ответственность должна быть направлена на исправление лица, совершившего преступление, предупреждение совершения новых преступлений как осуждённым, так и другими лицами, а также на восстановление социальной справедливости (ст. 44 УК РБ).

Предусмотрено 13 видов наказания. Наиболее лёгким видом наказания являются общественные работы, наиболее тяжким — смертная казнь.

См. также

Напишите отзыв о статье "Уголовное наказание"

Примечания

  1. Наумов А. В. Российское уголовное право. Курс лекций. В двух томах. Т. 1. Общая часть. М., 2004. С. 336.
  2. Багрий-Шахматов Л. В. Уголовная ответственность и наказание. Минск, 1976. С. 104.
  3. Уголовное право России. Общая часть / Под ред. В. Н. Кудрявцева, В. В. Лунеева, А. В. Наумова. — 2-е изд., перераб. и доп. — М.: Юристъ, 2006. — С. 345.
  4. Сергеевский Н. Д. Русское уголовное право. Пособие к лекциям. Часть общая. СПб., 1910. С. 70.
  5. Фойницкий И. Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. М., 2000. С. 9.
  6. Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Тула, 2001. Т. 2. С. 8, 51.
  7. Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Тула, 2001. Т. 2. С. 117.
  8. Кистяковский А. Ф. Элементарный учебник Общего уголовного права с подробным изложением Начал русского уголовного законодательства. Часть Общая. Киев, 1890. С. 696.
  9. Познышев С. В. Основные вопросы учения о наказании. М., 1904. С. 334.
  10. Жижиленко А. А. Наказание. Его понятие и отличие от других правоохранительных средств. Петроград, 1914. С. 675.
  11. 1 2 Назаренко Г. В. Уголовное право : Курс лекций. — М.: Ось—89, 2005. — С. 155. — ISBN 5-98534-216-6.
  12. Уголовное право России. Часть Общая / Отв. ред. Л. Л. Кругликов. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2005. § 1.3 главы 14.
  13. 1 2 Уголовное право России. Части Общая и Особенная / Под ред. А. И. Рарога. М., 2008. С. 181.
  14. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 8. С. 531
  15. Уголовное право России. Практический курс / Под общ. ред. А. И. Бастрыкина; под науч. ред. А. В. Наумова. М., 2007. С. 189.
  16. Наумов А. В. Российское уголовное право. Курс лекций. В двух томах. Т. 1. Общая часть. М., 2004. С. 337.
  17. 1 2 3 Наумов А. В. Российское уголовное право. Курс лекций. В двух томах. Т. 1. Общая часть. М., 2004. С. 339.
  18. 1 2 Курс уголовного права. Том 2. Общая часть. Учение о наказании / Под ред. Н. Ф. Кузнецовой, И. М. Тяжковой. — М.: ИКД «Зерцало-М», 2002.
  19. Наумов А. В. Российское уголовное право. Курс лекций. В двух томах. Т. 1. Общая часть. М., 2004. С. 340.
  20. Уголовное право России. Практический курс / Под общ. ред. А. И. Бастрыкина; под науч. ред. А. В. Наумова. М., 2007. С. 190.
  21. 1 2 Уголовное право России. Части Общая и Особенная / под ред. А. И. Рарога. М., 2008. С. 185.
  22. Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. М., 1939. С. 373.
  23. 1 2 3 4 5 6 7 [encarta.msn.com/encyclopedia_761575693_3/Punishment.html Punishment] // MSN Encarta.
  24. 1 2 3 Назаренко Г. В. Уголовное право : Курс лекций. — М.: Ось—89, 2005. — С. 156. — ISBN 5-98534-216-6.
  25. Уголовное право России. Части Общая и Особенная / под ред. А. И. Рарога. М., 2008. С. 186.
  26. 1 2 3 Назаренко Г. В. Уголовное право : Курс лекций. — М.: Ось—89, 2005. — С. 157. — ISBN 5-98534-216-6.
  27. Уголовное право России. Практический курс / Под общ. ред. А. И. Бастрыкина; под науч. ред. А. В. Наумова. М., 2007. С. 199.
  28. Уголовное право России. Практический курс / Под общ. ред. А. И. Бастрыкина; под науч. ред. А. В. Наумова. М., 2007. С. 200—201.
  29. 1 2 3 Уголовное право России. Практический курс / Под общ. ред. А. И. Бастрыкина; под науч. ред. А. В. Наумова. М., 2007. С. 201.
  30. 1 2 Уголовное право России. Практический курс / Под общ. ред. А. И. Бастрыкина; под науч. ред. А. В. Наумова. М., 2007. С. 202.
  31. Уголовное право Российской Федерации. Общая часть / Под ред. Л. В. Иногамовой-Хегай, А. И. Рарога, А. И. Чучаева. — М., 2005. — С. 364.
  32. Таганцев Н. С. [www.allpravo.ru/library/doc101p/instrum106/item1017.html Уголовное право (Общая часть). Часть 2.] По изданию 1902 года // Allpravo.ru. — 2003.
  33. Есаков Г. А., Крылова Н. Е., Серебренникова А. В. Уголовное право зарубежных стран. М., 2009. С. 287.
  34. [www.un.org/russian/documen/convents/tokyo_rules.html Минимальные стандартные правила Организации Объединенных Наций в отношении мер, не связанных с тюремным заключением (Токийские правила): Приняты резолюцией 45/110 Генеральной Ассамблеи от 14 декабря 1990 года]. Проверено 16 сентября 2009. [www.webcitation.org/65aqOvrcK Архивировано из первоисточника 20 февраля 2012].
  35. укр. «Покарання є заходом примусу, що застосовується від імені держави за вироком суду до особи, визнаної винною у вчиненні злочину, і полягає в передбаченому законом обмеженні прав і свобод засудженого»; [www.crime.org.ua/zagalna/10/ Статья 50 УК Украины].
  36. укр. «Покарання має на меті не тільки кару, а й виправлення засуджених, а також запобігання вчиненню нових злочинів як засудженими, так і іншими особами»; [www.crime.org.ua/zagalna/10/ Статья 50 УК Украины].

Отрывок, характеризующий Уголовное наказание



Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.