Ударение в праславянском языке

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

В праславянском языке ударение было свободным, подвижным и музыкальным[1], однако в большинстве современных славянских языков оно сильно изменило свой характер. Музыкальный характер ударение сохранило только в сербохорватском и словенском языках, однако в штокавском наречии сербохорватского ударение систематически сместилось на один слог ближе к началу слова. Восточнославянские, болгарский, словинский и кашубский языки сохранили подвижность ударения, но музыкальное ударение в них сменилось динамическим. В чешском, словацком, польском, лужицких и македонском языках ударение утратило как подвижность, так и музыкальный характер[2]. У праславянских существительных выделяют три акцентные парадигмы, которые возникли из двух первоначальных парадигм, одна была с неподвижным ударением на первом слоге, а другая с подвижным[3].





Происхождение

Древнегреческие и ведийские данные позволяют восстановить для праиндоевропейского языка две акцентные парадигмы — баритонированную (с ударением на корне) и подвижно-окситонированную[4].

О характере праиндоевропейского ударения ведутся споры. С одной стороны, данные ведийского санскрита, древнегреческого и балтославянских языков указывают на то, что ударение было тоническим. С другой стороны, возникновение аблаута связывается с редукцией гласных, которая обычно характерна для языков с динамическим ударением. Существуют сторонники как тонической (например, А. Мейе[5] и Р. Бекес[6]), так и динамической природы праиндоевропейского ударения. В то же время, существуют компромиссные позиции, согласно которым первоначально ударение носило динамический характер, а под конец существования праязыка изменило свой характер на тонический[7][8][9] или сочетало в себе черты и динамического ударения, и тонического[10].

Ф. Ф. Фортунатов, Й. Миккола и С. Ившич[hr] восстанавливали для праиндоевропейского языка две интонации — акут (восходяще-нисходящая) и циркумфлекс (нисходяще-восходящая)[11].

Д. Адамс и Дж. Мэллори, а также Т. Оландер полагают, что ударный слог произносился с высоким (или повышающимся тоном), а безударный с низким (или понижающимся)[9][12].

Оригинальную гипотезу выдвинул польский лингвист Е. Курилович. Согласно этой гипотезе, древнее состояние сохраняет только ведийский санскрит, древнегреческая система акцентуации является результатом доисторических стяжений гласных, а балтославянская стала результатом передвижения ударения с начальных слогов. При этом наличие в древнегреческом и в балтославянских языках совпадений в месте ударения Курилович считает случайным и несводимым к праиндоевропейскому состоянию[13]. Гипотеза Куриловича была отвергнута научным сообществом[14][15][16].

Л. Г. Герценберг создал гипотезу, согласно которой в праиндоевропейском языке было четыре тона, в основе которых лежало два различительных признака: высота/сила и ларингализованность/фарингализованность. Причём, по мнению учёного, эти тоны могли влиять на согласные звуки[17].

Характеристика интонаций

Для последней фазы существования праславянского языка реконструируют два исконных тона — акут (восходящая интонация) и циркумфлекс (нисходящая интонация) и один инновационный — новый акут, появившийся в результате передвижения ударения[18][19][20]. Ф. Ф. Фортунатов считал циркумфлекс нисходяще-восходящей интонацией[21]. С. Б. Бернштейн также считал циркумфлекс нисходяще-восходящей интонацией, а акут — восходяще-нисходящей[22]. В. А. Дыбо считает акут восходяще-нисходящей интонацией, а циркумфлекс нисходящей[23].

В транскрипции акут обозначается значком ´, циркумфлекс — ̑, а новый акут — ͂[24][25].

Праславянским интонациям регулярно соответствуют литовские, называющиеся идентично, однако произносящиеся обратно праславянским: литовский циркумфлекс (на письме ͂) является восходящей интонацией, а литовский акут (на письме ´) — нисходящей[26]. Следует учитывать, что конечные акутированные слоги в литовском пережили сокращение по закону Лескина, и акут в них исчез (на кратких слогах в литовском интонации не различаются): лит. gerà «хорошая» при geróji «хорошая» (полная форма), *vilkúo «волком» > vilkù. Циркумфлекс в конечных слогах сохраняется: sesuõ «сестра». В жемайтском диалекте литовского акут отражён как «переломленная» интонация (прерывающаяся гортанной смычкой)[27].

Соответствия славянских интонаций балтийским[26]:

Интонация праславянский сербохорватский (штокавский) словенский литовский латышский
Акут *vólga[28] влȁга «влага» vlága «влага» válgyti «есть» val̃gs «влажный»
Циркумфлекс *lǫ̑kъ[29] лу̑к «лук» lȏk «лук» lañkas «обод» lòks «лук, дуга»

В свою очередь, Т. Пронк в своей статье, посвященной праиндоевропейской акцентуации, разбирая работы Дыбо и ряда других исследователей по балто-славянской акцентуации, отмечает, что, помимо древнеиндийских, возможно только праславянские интонации, но не балтские, прямо отражают праиндоевропейскую тональную систему[30]. По мнению Т. Пронка, праславянские интонации не являются инновацией и рассмотрение их в таком качестве, часто как балто-славянской инновации, представляется затруднительным[31].

Х. Станг полагал, что славянский акут, в отличие от литовского, сохранил балто-славянскую природу[32][33].

З. Штибер считал, что первоначально акут и циркумфлекс находились в положении дополнительного распределения: акут стоял на долгих слогах (содержащих долгую гласную или долгий дифтонг), а циркумфлекс на кратких. Фонологизация противопоставления произошла после сокращения долгих дифтонгов[34].

А. Лампрехт[cs] полагал, что акут первоначально находился на слогах с долгим гласным и долгим дифтонгам, возникших после падения ларингалов, а циркумфлекс стоял на кратких дифтонгах и долгих гласных, возникших из стяжения двух кратких[35].

По мнению М. Каповича, акут мог находиться на любом слоге в слове, при условии, что этот слог этимологически восходил к долгому гласному, дифтонгу или дифтонгическому сочетанию: *a (< *ā, *ō), *i (< *ī), *u (< *au̯, *ou̯), *y (< *ū), *ě (< *ē), *ę, *ǫ, *ьr, *ъr, *ьl, *ъl, *er, *or, *el, *ol, а циркумфлекс мог стоять как на кратких, так и на долгих гласных[36].

После формулировки ларингальной теории было замечено, что прабалтославянский акут как правило стоит именно на тех слогах, в которых реконструируют ларингалы. В частности корень *u̯er- «жечь» (хеттск. u̯ar-) отразился в праславянском как циркумфлектированное *vôrnъ «ворон», а его вариант *u̯erH- (хеттск. (u̯)arḫ-) как акутированное *vórna «ворона». Циркумфлекс при этом возникал на долгих гласных, возникших из стяжения двух кратких. Это означает, что прабалтославянское противопоставление акута циркумфлексу и аналогичное греческое возникли независимо друг от друга уже после распада праиндоевропейского языка[37].

Ф. Кортландт считает, что прабалтославянский акут был глоттализованным тоном и сохранился в жемайтском диалекте литовского и латышском языке (переломленный тон). Согласно гипотезе Кортландта, акут характеризовался наличием гортанной смычки, а циркумфлекс её отсутствием[38].

Близкой позиции придерживается Дж. Ясанофф, который полагает, что праиндоевропейские сочетания -VHV- (где, V — любая гласная, а H — любой ларингал) дали в прагерманском, прабалтийском и праславянском сверхдолгие гласные, причём в балтийских и славянских языках оппозиция долгая гласная — сверхдолгая гласная была преобразована в оппозицию глоттализованный тон — неглоттализованный тон. По мнению Ясаноффа тоновая характеристика гласной была независима от места ударения[39].

Метатония

В определённый момент времени в праславянском произошло явление метатонии, когда в определённых положениях (с окончания существительных на *-ša < *-xja, а также с редуцированных *ъ и *ь) ударение перемещалось на на предшествующий слог с циркумфлексной интонацией. Такой слог получал новую интонацию, которую Я. Розвадовский назвал «новым акутом» («новоакутовой интонацией»)[40][41].

Метатония происходила в следующих позициях[42]:

  • при утрате конечного ударного редуцированного в двусложных (после падения редуцированных — односложных) словах
    • в именительном падеже единственного числа существительных, прилагательных и притяжательных местоимений мужского рода (сербохорв. крȃљ «король», цр̑н «чёрный», мȏј «мой»)
    • в именительном падеже числительных (сербохорв. пȇт «пять»)
    • в творительном и местном падежах личного местоимения 3-го лица мужского и среднего родов (чак. ńín «им», ńén «нём»)
    • в родительном падеже множественного числа (чак. žén от ženȁ «женщина»; vlás от vlȃs «волос»; сербохорв. же́нā от жèна; гла́вā от гла́ва «голова»; словен. žén от žéna; lás от lȃs; gláv от gláva)

Новый акут мог стоять как на кратких, так и на долгих гласных. Являлся, скорее всего, восходящей интонацией[43]. Новый акут сохраняется в чакавских и кайкавских диалектах в виде долгого восходящего ударения, в штокавских диалектах в виде долгого нисходящего ударения (старый акут в сербохорватском языке перешёл в краткое нисходящее ударение), в словенском, чешском и восточнославянском языках новый акут совпал со старым[44].

А. А. Зализняк считает, что разница между акутом и новым акутом была исключительно количественной: гласный под новым акутом был долгим, а под акутом — кратким, и указывает на чакавские и словенские данные, где противопоставление акута и нового акута носит именно такой характер[45].

З. Штибер полагал, что метатония имела место после 600 года н. э. и к IX веку в праславянском уже было три интонации[40].

Для словенского языка и кайкавского диалекта сербохорватского следует постулировать наличие четвёртой интонации, также появившейся в результате метатонии: новоциркумфлексной. Однако данное явление, видимо, возникло уже после распада праславянского языка[40][46].

Место ударения

По сравнению с праиндоевропейским языком праславянский пережил некоторые передвижки в месте ударения. Ещё к прабалтославянскому периоду относятся закон Хирта и закон Фортунатова—де Соссюра[47]. По закону Хирта, ударение смещалось на предударный слог, если он содержал неслоговый ларингал: пра-и.е. *dʰuh2mós «дым» (санскр. धूमः dhūmáḥ IAST, др.-греч. θυμός) > лит. dū́mai (мн. ч.), латыш. dũmi (мн. ч.), сербохорв. dȉm (род. п. dȉma), рус. дым (род. п. ды́ма)[47].

В тоже время, Т. Г. Хазагеров рассматривают закон Хирта в качестве сомнительного, а Л. А. Булаховский полагал, что в действительности не имеется надежных оснований для принятия закона Хирта в славянском, также, однако, отмечая, что поправка Лер-Сплавинского к закону Хирта, сформулированная для праславянского языка, делает его действие в славянском более вероятным[48][49][50][51].

Х. Станг и вслед за ним Ф. Кортландт, Р. Дерксен, В. Г. Скляренко и многие другие современные акцентологи отрицают действие закона Фортунатова — де Соссюра в праславянском[52][53][54][55]. Представители московской акцентологической школы (В. А. Дыбо, С. Л. Николаев) в рамках одной из собственных альтернативных реконструкций праславянской акцентологии принимают действие закона Фортунатова — де Соссюра в праславянском[56].

Т. Пронк отмечает, что наблюдения Дыбо по размещению акцента в праславянском могут быть лучше объяснены, если рассматривать данное просодическое явление, как происходящие из размещения акцента в праиндоевропейском[57].

Акцентные парадигмы существительных

В 1957 году Хр. Станг реконструировал для праславянского три акцентных парадигмы. В акцентной парадигме a акутированное ударение всегда стоит на основе, в парадигме b ударение находится всегда на окончании (после возникновения нового акута, могло падать и на корень, если в окончании был редуцированный), в парадигме c в единственном числе ударение ставится на основе, во множественном числе — на окончании. Со слов акцентной пардигмы c ударение могло смещаться на предлоги и союзы[58][59].

Московская акцентологическая школа реконструирует также четвёртую акцентную парадигму (d), характеризующуюся подвижным ударением[60]. При этом, как указывает представитель московской акцентологической школы — С. Л. Николаев, акцентная парадигма (d) является праславянским вариантом акцентной парадигмы (b)[61]. В свою очередь, С. Лашин утверждает, что «а. п. d в историческом развитии представляет собой дрейф от а.п. b к а.п. c, не всюду завершённый»[62].

Праславянские акцентные парадигмы (на примере существительных *-ā-склонения)[63]:

Акцентные парадигмы a b c
И. ед. *síla *žená *rǫká
Р. ед. *síly *žený *rǫký
Д. ед. *sí *ženě́ *rǫ́
В. ед. *sí *ženǫ́ *rǫ́
Тв. ед. *sílojǫ *ženó *rǫkojǫ́
М. ед. *sí *ženě́ *rǫcě́
И., П. дв. *sí *ženě́ *rǫ́
Р., М. дв. *sílu *ženú *rǫkú
Д., Тв. дв. *sílama *ženáma *rǫkáma
И. мн. *síly *žený *rǫ́ky
Р. мн. *sí é *rǫ́
Д. мн. *sílamъ *žená *rǫká
В. мн. *síly *žený *rǫ́ky
Тв. мн. *sílami *ženámi *rǫkámi
М. мн. *sílaxъ *žená *rǫká

Отражение акцентной парадигмы a в русском и сербохорватском, а также её литовское соответствие (литовская 1-я акцентная парадигма) на примере слова «ворона»[64]:

русский сербохорватский
(штокавский)
литовский
И. ед. воро́на врȁна várna
Р. ед. воро́ны врȁнē várnos
Д. ед. воро́не врȁни várnai
В. ед. воро́ну врȁну várną
Зв. ед. врȁно várna
Тв. ед. воро́ной врȁнōм várna
М. ед. воро́не врȁни várnoje
И. мн. воро́ны врȁне várnos
Р. мн. воро́н врâнā várnų
Д. мн. воро́нам врȁнама várnoms
В. мн. воро́н врȁне várnas
Тв. мн. воро́нами врȁнама várnomis
М. мн. воро́нах врȁнама várnose

Для акцентной парадигмы a характерна акутовая, значительно реже новоакутовая, интонация[65].

В акцентной парадигме b ударение на корне новоакутовое, а на окончании — акутовое[65].

Отражение акцентной парадигмы c в русском и сербохорватском, а также её литовское соответствие (литовская 3-я акцентная парадигма) на примере слова «голова»[66]:

русский сербохорватский
(штокавский)
литовский
И. ед. голова́ гла́ва galvà
Р. ед. головы́ гла́ве galvõs
Д. ед. голове́ глȃви gálvai
В. ед. го́лову глȃву gálvą
Зв. ед. голова́ гла́во galvà
Тв. ед. голово́й гла́вōм gálva
М. ед. голове́ глȃви galvojè
И. мн. го́ловы глȃве gálvos
Р. мн. голо́в глȃвā galvų̃
Д. мн. голова́м гла́вама galvóms
В. мн. го́ловы глȃве gálvas
Тв. мн. голова́ми гла́вама galvomìs
М. мн. голова́х гла́вама galvosè

В акцентной парадигме c ударение, стоящее на корне, обычно циркумфлексное. Ударение на окончании акутовое, реже новоакутовое[65].

Отражение праславянского ударения в языках-потомках

Южнославянские языки

В болгарском языке в двусложных словах произошло передвижение ударения со слога с циркумфлексом на следующий слог: злато́ при рус. зо́лото, сербохорв. злâто, чеш. zlato. Старый акут сохраняет прежнее место: бла́то при рус. боло́то, сербохорв. блȁто, чеш. bláto «грязь»[67][68].

В большинстве словенских диалектов ударение сместилось с долгого циркумфлектированного слога на следующий слог: *zlâto > zlatộ «золото», *mêso > mesộ «мясо», *ôko > okộ «глаз»[69].

В штокавском диалекте сербохорватского, на котором основываются литературный сербохорватский, акут отразился как краткая нисходящая интонация (в транскрипции̏ : врȁна «ворона», слȁма «солома», јȁма «яма», бре̏за «берёза»), а циркумфлекс как долгая нисходящая (в транскрипции ̂ : брêг «берег», грâд «город»)[20]. Новый акут также отразился как долгая нисходящая интонация. В многосложных (более, чем два слога) словах краткая нисходящая интонация стоит на слогах со старым циркумфлексом, переживших сокращение. Долгая нисходящая интонация также может стоять на слогах со старым кратким нисходящим ударением, переживших заменительное удлинение в результате падения редуцированных[70]. При этом произошла оттяжка ударения на один слог ближе к началу слова. В слогах, на которые сместилось ударение, сохраняется исконное противопоставление гласных по долготе, но интонация является всегда восходящей (краткая восходящая обозначается значком `, а долгая восходящая — ´): ви́но при чак. vīnȍ и рус. вино́, да́вати при чак. dāvȁti и рус. дава́ть, сèстра при чак. сестрȁ и рус. сестра́[71][72].

В чакавском диалекте сербохорватского акут и новый циркумфлекс отразились как краткая нисходящая интонация (акут: cȅsta «дорога», lȉpa «липа», krȁva «корова»; новый циркумфлекс: kȍra «кора», kȍža «кожа»), циркумфлекс как долгая нисходящая (jâje «яйцо», mêso «мясо», mûž «муж»), новый акут как восходяще-нисходящая интонация (в транскрипции ͂ : krãļ «король», klẽtva «проклятие», gospodãr «хозяин»). Помимо такой системы трёх тонов, в чакавских говорах представлены самые разнообразные системы, от вообще неразличающих тонов до различающих пять тонов (три чакавских тона + долгая восходящая и краткая нисходящая интонации, как в штокавском диалекте)[73].

Восточнославянские языки

Восточнославянские языки сохраняют противопоставление акута и циркумфлекса в слогах с полногласием. На месте бывшего циркумфлекса ударение падает на первый слог полногласного сочетания, на месте бывшего акута — на второй: рус. го́род при сербохорв. грâд, но рус. коро́ва при сербохорв. крȁва, рус. соло́ма при сербохорв. слȁма[74][75].

Разницу между акутом и новым акутом восточнославянские языки полностью утратили. Иногда новоакутовый генезис приписывают закрытому ô в севернорусских говорах, а также рефлексам орі́, олі́, ері́ в слогах с метатезой плавных в украинском языке. Однако детальный разбор обоих случаев показывает, что такое предположение безосновательно[76].

Западнославянские языки

В чешском гласные под акутом отразились как долгие (vrána «ворона», sláma «солома», kláda «колода», bříza < břieza «берёза», umřít < umřieti «умереть»), а под циркумфлексом как краткие (břeh «берег», hrad «за́мок»)[20][77]. Музыкальное ударение сменилось экспираторным, подвижность также была утрачена, в XII—XIII веках в чешском ударение закрепилось на первом слоге[78].

В словацком гласные под акутом и циркумфлексом отразились как краткие (krava «корова», dub «дуб», vlas «волос»), а под новым акутом как долгие (stôl «стол», rúčka «ручка», hláv «голов», rúk «рук»). Как и в чешском, ударение зафиксировалось на первом слоге[79].

В польском в XIV—XV веках ударение закрепляется на первом слоге, а к началу XVIII века сменяется парокситоническим[80]. Однако кое-какие следы праславянского ударения в польском сохранились: новый акут отразился как долгота гласных. Впоследствии количественное противопоставление сменилось качественным: долгие гласные отразились как ą, ó (в диалектах также å и é), а краткие как ę, ó, a и e[81].

В верхнелужицком противопоставление интонаций отразилось в слогах, переживших метатезу плавных (*TorT, *TolT, *TerT *TelT > TroT, TloT, TreT, TleT, где T — любой согласный). В слогах с бывшим акутом обнаруживаются гласные ó и ě, а в слогах с бывшим циркумфлексом — o и e: błóto «болото», wróna «ворона», črjóda «стадо», brěza «берёза», krówa «корова», dróga «дорога», но złoto «золото», drjewo «дерево», črjewo «живот»[74]. Начальные группы *orT, *olT под акутовой интонацией изменились в raT, laT, а под циркумфлексной и новоакутовой в roT, loT[82][83]. Как и в чешском, ударение в верхнелужицком закрепилось на первом слоге[84].

Отражение праславянских интонаций в языках-потомках[85]:

Интонация русский чешский словацкий польский сербохорватский (штокавский) сербохорватский (чакавский) сербохорватский (кайкавский) словенский
Акут воро́на vrána vrana wrona врȁна vrȁna vrȕno vrána
горо́х hrách hrach groch грȁх grȁh grȍh gràh
Новый акут коро́ль král kráľ król крâљ králj krõlj
Циркумфлекс во́рон havran «грач» врâн vrân
во́лос vlas vlas włos vlâs lâos lâs

История изучения

Поворотным моментом считается выход в 1957 году монографии Хр. Станга Slavonic Accentuation, где доказывалось существование в праславянском трёх акцентных парадигм, происхождение нового акута в результате оттяжки ударения, а также тот факт, что новый циркумфлекс является локальной словенско-кайкавской инновацией. Кроме того Станг показал тождество литовской акцентной парадигмы 3 и славянской парадигмы c, из чего вытекала неправомерность закона Фортунатова — де Соссюра, признаваемого ранее всеми акцентологами[86][87].

Напишите отзыв о статье "Ударение в праславянском языке"

Примечания

  1. Гуйер О. Введение в историю чешского языка. — УРСС, 2004. — С. 71. — 136 с. — ISBN 5-354-00564-7.
  2. Мейе А. Общеславянский язык. — М.: Издательство иностранной литературы, 1951. — С. 126-127.
  3. Beekes R. S. P. Comparative Indo-European linguistics: an introduction. — Amsterdam — Philadelphia: John Benjamin’s Publishing Company, 2011. — P. 158.
  4. Иллич-Свитыч В. М. Именная акцентуация в балтийском и славянском. — М.: Издательство АН СССР, 1963. — С. 4—5.
  5. Мейе А. Общеславянский язык. — М.: Издательство иностранной литературы, 1951. — С. 127.
  6. Beekes R. S. P. Comparative Indo-European linguistics: an introduction. — Amsterdam — Philadelphia: John Benjamin’s Publishing Company, 2011. — P. 159.
  7. Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы: Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры: В 2-х книгах. — Тбилиси: Издательство Тбилисского университета, 1984. — С. 194—195.
  8. Języki indoeuropejskie. — Warszawa: PWN, 1986. — С. 24—25.
  9. 1 2 J. P. Mallory, Douglas Q. Adams. Encyclopedia of Indo-European culture. — London: Fitzroy Dearborn Publishers, 1997. — P. 462. — ISBN 9781884964985.
  10. Савченко А. Н. Сравнительная грамматика индоевропейских языков. — 2-е изд.. — М.: УРСС, 2003. — С. 154. — ISBN 5-354-00503-5.
  11. Скляренко В. Г. Праслов’янська акцентологія. — Київ, 1998. — С. 9. — ISBN 966-02-0542-2.
  12. Olander Th. Balto-Slavic Accentual Mobility. — Berlin-New York: Mouton de Gruyter, 2009. — P. 84. — ISBN 978-3-11-020397-4.
  13. Kuryłowicz J. L’accentuation des langues indo-européennes. — Wrocław-Kraków: Zakład imienia Ossolińskich — Wydawnictwo PAN, 1958. — P. 411—412.
  14. Семереньи О. Введение в сравнительное языкознание. — М.: УРСС, 2002. — С. 92.
  15. Erhart A. Indoevropské jazyky. — Praha: Academia, 1982. — S. 63.
  16. Савченко А. Н. Сравнительная грамматика индоевропейских языков. — 2-е изд.. — М.: УРСС, 2003. — С. 156. — ISBN 5-354-00503-5.
  17. Герценберг Л. Г. Вопросы реконструкции индоевропейской просодии. — Л.: Наука, 1981. — С. 157—163.
  18. Селищев А. М. Старославянский язык. — Издательство Московского университета, Наука. — М., 2006. — С. 210. — ISBN 5-211-06129-2.
  19. Stieber Z. Zarys gramatyki porównawczej języków słowiańskich. — Państwowe Wydawnictwo Naukowe. — Warszawa, 2005. — С. 62-63.
  20. 1 2 3 Lamprecht A. Praslovanština. — Brno: Univerzita J. E. Purkyně v Brně, 1987. — С. 78.
  21. Фортунатов Ф. Ф. Сравнительная фонетика индоевропейских языков // Избранные труды. — М.: Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства просвещения РСФСР, 1956. — Т. I. — С. 208.
  22. Бернштейн С. Б. Сравнительная грамматика славянских языков. — Издательство Московского университета, Издательство «Наука». — М., 2005. — С. 141.
  23. Дыбо В. А. Морфонологизированные парадигматические акцентные системы. — М.: Языки славянской культуры, 2000. — С. 17. — ISBN 5-7859-0140-4.
  24. Shevelov G. Y. A Prehistory of Slavic. — Carl Winter Universitätsverlag. — Heidelberg, 1964. — P. 39.
  25. Schenker A. Proto-Slavic // The Slavonic Languages / Comrie B., Corbett G. — London, New York: Routledge, 1993. — P. 78. — ISBN 0-415-04755-2, ISBN 978-0-415-04755-5.
  26. 1 2 Shevelov G. Y. A Prehistory of Slavic. — Carl Winter Universitätsverlag. — Heidelberg, 1964. — P. 38.
  27. Matasović R. Podrebenopovijesna gramatika hrvatskoga jezika. — Zagreb: Matica hrvatska, 2008. — С. 137. — ISBN 978-953-150-840-7.
  28. Derksen R. Etymological dictionary of the Slavic inherited lexicon. — Leiden — Boston: Brill, 2008. — P. 524—525.
  29. Derksen R. Etymological dictionary of the Slavic inherited lexicon. — Leiden — Boston: Brill, 2008. — P. 289.
  30. Pronk Tijmen, On Indo-European tones, accentuation and ablaut // Gotz Keydana, Paul Widmer, Thomas Olander (eds.), Indo-European Accent and Ablaut, University of Copenhagen, Museum Tusculanum Press, 2013, стр. 151—153
  31. Pronk Tijmen, On Indo-European tones, accentuation and ablaut // Gotz Keydana, Paul Widmer, Thomas Olander (eds.), Indo-European Accent and Ablaut, University of Copenhagen, Museum Tusculanum Press, 2013, стр. 154—155
  32. Скляренко В. Г. К истории славянской подвижной акцентной парадигмы // Вопросы языкознания, 1991, №6, стр. 72
  33. Stang Ch. S. Vergleichende Grammatik der Baltischen Sprachen. Oslo, Bergen, Tromso, 1966, стр. 125
  34. Stieber Z. Zarys gramatyki porównawczej języków słowiańskich. — Państwowe Wydawnictwo Naukowe. — Warszawa, 2005. — С. 62-63. — ISBN 83-01-14542-0.
  35. Lamprecht A. Praslovanština. — Brno: Univerzita J. E. Purkyně v Brně, 1987. — С. 26.
  36. Kapović M. [hrcak.srce.hr/index.php?show=clanak&id_clanak_jezik=53756 Razvoj hrvatske akcentuacije] // Filologija. — Zagreb, 2009. — № 51. — С. 2-3.
  37. Shevelov G. Y. A Prehistory of Slavic. — Carl Winter Universitätsverlag. — Heidelberg, 1964. — P. 46—47.
  38. Kortlandt F. [openaccess.leidenuniv.nl/bitstream/handle/1887/1887/344_056.pdf?sequence=1 Proto-Indo-European tones?] // Journal of Indo-European Studies. — 1986. — № 14. — С. 154-155.
  39. Jasanoff J. [www.people.fas.harvard.edu/~jasanoff/pdf/Acute%20vs.%20circumflex.pdf Acute v.s. circumflex: Some Notes on PIE and Post-PIE Prosodic Phonology] // Harvard Working Papers in Linguistics. — 2003. — Т. 8. — P. 249-252.
  40. 1 2 3 Stieber Z. Zarys gramatyki porównawczej języków słowiańskich. — Państwowe Wydawnictwo Naukowe. — Warszawa, 2005. — С. 63. — ISBN 83-01-14542-0.
  41. Селищев А. М. Старославянский язык. — Издательство Московского университета, Наука. — М., 2006. — С. 211. — ISBN 5-211-06129-2.
  42. Shevelov G. Y. A Prehistory of Slavic. — Carl Winter Universitätsverlag. — Heidelberg, 1964. — P. 534—536.
  43. Kapović M. [hrcak.srce.hr/index.php?show=clanak&id_clanak_jezik=53756 Razvoj hrvatske akcentuacije] // Filologija. — Zagreb, 2009. — № 51. — С. 3.
  44. Селищев А. М. Старославянский язык. — Издательство Московского университета, Наука. — М., 2006. — С. 211-212. — ISBN 5-211-06129-2.
  45. Зализняк А. А. От праславянской акцентуации к русской. — М.: Наука, 1985. — С. 160.
  46. Derksen R. Etymological dictionary of the Slavic inherited lexicon. — Leiden — Boston: Brill, 2008. — P. 8—9.
  47. 1 2 Shevelov G. Y. A Prehistory of Slavic. — Carl Winter Universitätsverlag. — Heidelberg, 1964. — P. 46.
  48. Хазагеров Т. Г. [www.baltistica.lt/index.php/baltistica/article/view/1467/1381 Второй закон Ф. де Соссюра и проблемы балто-славянской языковой общности] // Baltistica. — 1980. — Т. 16, № 2. — P. 136.
  49. Скляренко В. Г. К истории славянской подвижной акцентной парадигмы // Вопросы языкознания, 1991, №6, стр. 74—75
  50. Булаховский Л. А. Дискуссии и обсуждения. Материалы к IV Международному съезду славистов // ВЯ, 1958, № 1, с. 42-43.
  51. И. К. Можаева. Библиография советских работ по славянской акцентологии за 1958—1962 гг. // Краткие сообщения Института славяноведения, вып. 41. Славянская и балтийская акцентология. М., 1964. с. — 70
  52. Дыбо В. А. Сравнительно-историческая акцентология, новый взгляд: по поводу книги В. Лефельдта "Введение в морфологическую концепцию славянской акцентологии" // Вопросы языкознания. М., 2006. № 2, стр. 6
  53. Kortlandt, F. Balto-Slavic accentuation revisited. // Studies in Germanic, Indo-European and Indo-Uralic (Leiden Studies in Indo-European 17), Amsterdam & New York: Rodopi, 2009, стр. 345
  54. Derksen R. Introduction to the History of Lithuanian accentuation // Studies in Slavic and General Linguistics. — 1991. — Т. 16. — P. 56.
  55. Скляренко В. Г. К истории славянской подвижной акцентной парадигмы // Вопросы языкознания, 1991, №6, стр. 75
  56. Дыбо В. А. Сравнительно-историческая акцентология, новый взгляд: по поводу книги В. Лефельдта "Введение в морфологическую концепцию славянской акцентологии" // Вопросы языкознания. М., 2006. № 2, стр. 15
  57. Pronk Tijmen, On Indo-European tones, accentuation and ablaut // Gotz Keydana, Paul Widmer, Thomas Olander (eds.), Indo-European Accent and Ablaut, University of Copenhagen, Museum Tusculanum Press, 2013, стр. 155, 159
  58. Бурлак С. А., Старостин С. А. Сравнительно-историческое языкознание. — М.: Академия, 2005. — С. 225. — 432 с. — ISBN 5-7695-1445-0.
  59. Kapović M. [hrcak.srce.hr/index.php?show=clanak&id_clanak_jezik=53756 Razvoj hrvatske akcentuacije] // Filologija. — Zagreb, 2009. — № 51. — С. 3-4.
  60. Kapović M. [hrcak.srce.hr/index.php?show=clanak&id_clanak_jezik=53756 Razvoj hrvatske akcentuacije] // Filologija. — Zagreb, 2009. — № 51. — С. 7.
  61. Николаев С. Л. Восточнославянские рефлексы акцентной парадигмы d и индоевропейские соответствия славянским акцентным типам существительных мужского рода с o- и u-основами // Карпато-балканский диалектный ландшафт: Язык и культура. 2009–2011. Вып. 2. Москва, 2012, стр. 40
  62. Светозар Лашин. Акцентуация глаголов на -iti, производных от существительных праславянской а. п. d: пробный шар. // Балто-славянская акцентология. IWoBA VII: Материалы VII международного семинара. Отв. ред. М. В. Ослон, М.: Языки славянской культуры, 2016, стр. 70
  63. Дыбо В. А., Замятина Г. И., Николаев С. Л. Основы славянской акцентологии. — М., 1990. — С. 8-9. — ISBN 5-02-011-011-6.
  64. Matasović R. Podrebenopovijesna gramatika hrvatskoga jezika. — Zagreb: Matica hrvatska, 2008. — С. 210. — ISBN 978-953-150-840-7.
  65. 1 2 3 Derksen R. Introduction to the History of Lithuanian accentuation // Studies in Slavic and General Linguistics. — 1991. — Т. 16. — P. 54.
  66. Matasović R. Podrebenopovijesna gramatika hrvatskoga jezika. — Zagreb: Matica hrvatska, 2008. — С. 212-213. — ISBN 978-953-150-840-7.
  67. Гуйер О. Введение в историю чешского языка. — УРСС, 2004. — С. 72. — 136 с. — ISBN 5-354-00564-7.
  68. Shevelov G. Y. A Prehistory of Slavic. — Carl Winter Universitätsverlag. — Heidelberg, 1964. — P. 42.
  69. Lencek R. The structure and history of the Slovene language. — Columbus: Slavica, 1982. — P. 83. — ISBN 0-89357-099-0.
  70. Matasović R. Podrebenopovijesna gramatika hrvatskoga jezika. — Zagreb: Matica hrvatska, 2008. — С. 169. — ISBN 978-953-150-840-7.
  71. Shevelov G. Y. A Prehistory of Slavic. — Carl Winter Universitätsverlag. — Heidelberg, 1964. — P. 41.
  72. Matasović R. Podrebenopovijesna gramatika hrvatskoga jezika. — Zagreb: Matica hrvatska, 2008. — С. 169—170. — ISBN 978-953-150-840-7.
  73. Lisac J. Hrvatska dijalektologija 2. Čakavsko narječje. — Zagreb: Golden marketing - Tehnička knjiga, 2009. — С. 23—26. — ISBN 978-953-212-169-8.
  74. 1 2 Shevelov G. Y. A Prehistory of Slavic. — Carl Winter Universitätsverlag. — Heidelberg, 1964. — P. 43.
  75. Matasović R. Podrebenopovijesna gramatika hrvatskoga jezika. — Zagreb: Matica hrvatska, 2008. — С. 139. — ISBN 978-953-150-840-7.
  76. Зализняк А. А. От праславянской акцентуации к русской. — М.: Наука, 1985. — С. 160-163.
  77. Shevelov G. Y. A Prehistory of Slavic. — Carl Winter Universitätsverlag. — Heidelberg, 1964. — P. 42—43.
  78. Гуйер О. Введение в историю чешского языка. — УРСС, 2004. — С. 72. — 117 с. — ISBN 5-354-00564-7.
  79. Short D. Slovak // The Slavonic Languages / Comrie B., Corbett G.. — London, New York: Routledge, 1993. — P. 533. — ISBN 0-415-04755-2.
  80. Długosz Kurczabowa K., Dubisz S. Gramatyka historyczna języka polskiego. — Wydawnictwo Uniwersytetu Warszawskiego. — Warszawa, 2006. — С. 133—134.
  81. Дыбо В. А., Замятина Г. И., Николаев С. Л. Основы славянской акцентологии. — М., 1990. — С. 13-14. — ISBN 5-02-011-011-6.
  82. Stone G. Sorbian // The Slavonic Languages / Comrie B., Corbett G. — London, New York: Routledge, 1993. — P. 609—610.
  83. Schaarschmidt G. A historical phonology of the upper and lower Sorbian languages. — Heidelberg: Universitätsverlag C. Winter, 1997. — P. 45. — ISBN 3-8253-0417-5.
  84. Schaarschmidt G. A historical phonology of the upper and lower Sorbian languages. — Heidelberg: Universitätsverlag C. Winter, 1997. — P. 87—88. — ISBN 3-8253-0417-5.
  85. Дыбо В. А., Замятина Г. И., Николаев С. Л. Основы славянской акцентологии. — М.: Наука, 1990. — С. 14-15. — 284 с. — ISBN 5-02-011-011-6.
  86. Derksen R. Etymological dictionary of the Slavic inherited lexicon. — Leiden — Boston: Brill, 2008. — P. 8-9.
  87. Ослон М. В. Научный путь В. А. Дыбо // Балто-славянская акцентология: Материалы VII международного семинара. — 2016. — С. 9.

Литература

  • Дыбо В. А., Замятина Г. И., Николаев С. Л. Основы славянской акцентологии. — Институт славяноведения и балканистики АН СССР; Отв. ред. Р. В. Булатова. М.: Наука, 1990. — ISBN 5-02-011-011-6.
  • Селищев А. М. Старославянский язык. — М.: Издательство Московского университета, Издательство «Наука» — С. 210—216
  • Скляренко В. Г. Праслов’янська акцентологія. — Київ, 1998. — ISBN 966-02-0542-2.
  • Lehr-Spławiński T. O prasłowiańskiej metatonii. // Studia i szkice wybrane z językoznawstwa słowiańskiego. — Warszawa: Państwowe Wydawnictwo Naukowe, 1957. — S. 52-92
  • Lehr-Spławiński T. O jakości intonacji prasłowiańskich. // Studia i szkice wybrane z językoznawstwa słowiańskiego. — Warszawa: Państwowe Wydawnictwo Naukowe, 1957. — S. 93-124
  • Matasović R. Podrebenopovijesna gramatika hrvatskoga jezika. — Zagreb: Matica hrvatska, 2008. — s. 137-139, 167-170, 208-214. — ISBN 978-953-150-840-7.
  • Olander Th. Balto-Slavic Accentual Mobility. — Berlin-New York: Mouton de Gruyter, 2009. — ISBN 978-3-11-020397-4.
  • Shevelov G. Y. A Prehistory of Slavic. — Heidelberg: Carl Winter Universitätsverlag, 1964. — P. 38—80, 532—581.
  • Stieber Z. Zarys gramatyki porównawczej języków słowiańskich. — Państwowe Wydawnictwo Naukowe. — Warszawa, 2005. — S. 62-65. — ISBN 83-01-14542-0.

Отрывок, характеризующий Ударение в праславянском языке



На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий: