Удлер, Рубин Яковлевич

Ру́бин Я́ковлевич У́длер
рум. Rubin Udler
Дата рождения:	27 сентября 1925(1925-09-27)
Место рождения:	Брэила (Румыния)
Дата смерти:	20 февраля 2012(2012-02-20) (86 лет)
Место смерти:	Питтсбург (США)
Страна:	Молдавия
Научная сфера:	лингвист, диалектолог-романист

Ру́бин Я́ковлевич У́длер (рум. Rubin Udler; 27 сентября 1925, Брэила, Румыния— 20 февраля 2012, Питтсбург, США) — молдавский лингвист, диалектолог-романист (фонетист, семасиолог, лексиколог), видный специалист в области лингвистической географии (ареальной лингвистики) молдавского (румынского) языка. Доктор филологических наук, член-корреспондент Академии Наук Молдовы (1989), соавтор и редактор четырёхтомного диалектологического атласа молдавского языка («Молдавский лингвистический атлас», 1968—1973).

Биография

Ранние годы в Румынии

Рубин Удлер родился в портовом валашском городе Брэила в правобережье Дуная в 1925 году. Его родители, выходцы из Арциза и Аккермана (тогда Четатя Албэ) Яков Аронович Удлер и Дина Владимировна Глейзер переселились в Брэилу из Бессарабии после бракосочетания в начале 1920-х годов. Вскоре Яков Аронович основал фирму «Янку Басарабяну», которая вобрала в себя кожевенный магазин, дубильню и шорную мастерскую, и уже через несколько лет превратилась в доходное предприятие.

Будущий языковед учился в румынском лицее имени Николае Бэлческу (Nicolae Bălcescu) и к 1940 году успел окончить 5 классов. Усиливавшиеся, однако, в конце 1930-х годов в Румынии антисемитские настроения кульминировали в 1940 году рядом антиеврейских законов, которые привели к массовому возвращению бессарабских евреев в родные края сразу же после аннексии территории Советским Союзом. Бросив прибыльное дело, вернулась в ставшую советской Бессарабию и семья Удлер.

В гетто Транснистрии

В Аккермане Рубин Удлер продолжил учёбу теперь уже в русской школе, но меньше чем через год началась Великая Отечественная война и с потоком беженцев семья Удлер оказалась в Одессе. Здесь с помощью знакомого по Брэиле румынского офицера Раду М. Бадиу Удлерам удалось пережить массовый погром, учинённый над евреями оккупационной румынской армией. Но вскоре они были депортированы в пересыльное гетто на Слободке, а оттуда в феврале 1942 года так называемым «маршем смерти» (в товарном вагоне и пешим шествием, по ходу которого расстреливались немощные и отстающие) в небольшое гетто на хуторе Виноградный Сад Богдановского сельсовета в 7 километрах к югу от печально известного гетто Богдановки — одного из самых крупных в Транснистрии.

Здесь, на правом берегу реки Южный Буг семья Удлер находилась на принудительных работах до конца 1943 года, все члены семьи переболели сыпным тифом, а в декабре 1943 года были переведены в гетто хутора Граждановка Врадиевского района уезда Голта. Двенадцать членов семьи были убиты в Транснистрии, но сам Рубин Удлер с родителями и сестрой дожили до наступления Красной Армии в 1944 году и после освобождения Одессы вернулись в этот город.

В Одессе Р. Я. Удлер записался добровольцем для отправки на фронт и был направлен в артиллерийское училище, где находился 188-й Запасной стрелковый полк (ЗСП). Но вместо действующей армии как неблагонадёжный узник нацистских лагерей был откомандирован в 8-ю трудколонну Микуньского стройучастка Севжелдорстроя НКВД, в Коми АССР, где находился до конца сентября 1945 года, когда получил вызов на учёбу в Московский строительный техникум, а оттуда возвратился к семье в Белгород-Днестровский и поступил на подготовительный курс местного Учительского института. С 1946 года учился на французском отделении филологического факультета Черновицкого университета.

Научная работа

После окончания Черновицкого университета в 1951 году работал преподавателем, затем заместителем заведующего кафедрой иностранных языков Черновицкого педагогического института. В 1956 году был принят по конкурсу на должность младшего научного сотрудника Института истории, языка и литературы Молдавского филиала Академии наук СССР. С тех пор целиком посвятил свою научную деятельность диалектологии молдавского языка, что к концу 1960-х годов завершилось публикацией монументального четырёхтомного диалектологического атласа молдавского языка и серии последующих статей и монографий по этой тематике.

Защитил кандидатскую диссертацию в 1961 году в Институте языкознания Академии наук СССР, докторскую диссертацию — в 1974 году в Ленинградском отделении Института языкознания Академии наук СССР. С 1961 по 1992 год заведовал отделом диалектологии и лингвистической географии Института языка и литературы Академии наук Молдовы. С 1989 по 1992 год был заместителем академика-секретаря Отделения гуманитарных наук Академии Наук Молдовы.

Рубин Удлер был ответственным редактором первого тома «Общекарпатского диалектологического атласа» (ОКДА, см. Р. Я. Удлер и С. Б. Бернштейн, «Общекарпатский диалектологический атлас» и его восточно-романский аспект. Лимба ши литература молдовеняскэ. Кишинёв, № 2, 1976, с. 49—56) — объединённого проекта академий наук Молдовы, Украины, Польши, Словакии, Венгрии, СССР и Югославии. Совместно с видным советским диалектологом-балканистом С. Б. Бернштейном (1910—1997) издал сборники вводных статей и материалов ОКДА. С 1989 по 2005 год под редакцией Рубина Удлера, Самуила Бернштейна, Лайоша Балога, Я. Закревской, Я. Ригера, И. Рипки, Др. Петровича были изданы 7 выпусков «Общекарпатского диалектологического атласа» в разных странах Карпатского региона.

Помимо собственно романской филологии, Р. Я. Удлер занимался также изучением молдавско-славянских и молдавско-гагаузских языковых контактов (последних совместно с молдавским тюркологом-гагаузоведом Б. П. Туканом). С 2001 года принимал участие в работе над Румынским лингвистическим атласом по регионам: Бессарабия (Atlasul linguistic român pe regiuni: Basarabia).

С 1992 года жил в Питтсбурге (штат Пенсильвания), где подготовил изданные в 2003—2006 годах на русском, английском и румынском языках воспоминания о пережитых годах в гетто Транснистрии, основанные на дневниковых записях и дополненные обширными архивными материалами и документами.

Монографии

• Молдавские говоры Черновицкой области в сравнении с говорами Молдавской ССР, Закарпатской области УССР и других смежных областей Дако-Романского массива. Консонантизм. Институт языка и литературы АН МССР. Кишинёв: Картя молдовеняскэ, 1964.
• L’Atlas linguistique moldave (ALM) régional. Les tâches et les particularités de l’Atlas linguistique regional (методологический аппарат). Revue de Linguistique Romane 30, Louvain, 1966.
• Атласул лингвистик молдовенеск (Молдавский лингвистический атлас). В 4-х частях. Под редакцией Р. Я. Удлера и В. Комарницкого. Институт языка и литературы АН МССР. Кишинёв: Картя молдовеняскэ, 1968—1973.

Часть 1: Фонетика (1968). Часть 2: Фонетика. Морфология (1968). Часть 3: Лексика (1972). Часть 4: Лексика (1973).

• Тексте диалектале (диалектные тексты). Совместно с В. Ф. Мельник, В. Н. Страти, А. Н. Думбрэвяну и др.. Институт языкознания АН Молдавской ССР. Кишинёв: Штиинца, 1969 и 1971.
• Диалектное членение молдавского языка (автореферат докторской диссертации). Ленинградское отделение АН СССР. Институт языкознания, 1974.
• Диалектолоӂия молдовеняскэ (молдавская диалектология), под редакцией и в соавторстве с В. А. Комарницким. Кишинёв: Лумина, 1976.
• Диалектное членение молдавского языка. В 2-х тт. Институт языка и литературы АН МССР. Кишинёв: Штиинца, 1976.
• Грамматическое варьирование в молдавском языке. М. А. Габинский, под редакцией Р. Я. Удлера. Кишинёв: Штиинца, 1980.
• Атласул лингвистик молдовенеск (лингвистический атлас молдавского языка). Картя молдовеняскэ: Кишинёв, 1986.
• Контактеле романичилор рэсэритень ку славий: пе базе де дате лингвистиче (контакты восточных румын со славянами: на основе лингвистических данных, совместно с Н. Д. Раевским). Кишинёв: Штиинца, 1988.
• Молдавская пастушеская терминология: ареалогическое и онома-семасиологическое исследование (совместно с В. В. Корчмарь). Кишинёв: Штиинца, 1989.
• Общекарпатский диалектологический атлас (под редакцией Р. Я. Удлера, С. Б. Бернштейна и Л. Балога). Штиинца: Кишинёв, 1989 (I выпуск, ответственный редактор Р. Я. Удлер); Варшава, 1991 (III выпуск); Киев-Львов, 1993 (IV выпуск); Москва, 1994 (II выпуск); Братислава, 1997 (V выпуск); Штиинца: Кишинёв, 2001 (VI выпуск, ответственный редактор Р. Я. Удлер); Будапешт, 2002 (VII выпуск).
• Вопросы румынской грамматики и словообразования. М. А. Габинский, под редакцией Р. Я. Удлера. Институт лингвистики АН Республики Молдова. Кишинёв: Штиинца, 1991.
• Сефардский (еврейско-испанский) язык: Балканское наречие. М. А. Габинский, под редакцией Р. Я. Удлера. Кишинёв: Штиинца, 1992.
• Shattered! 50 Years of Silence: Voices from Romania and Transnistria (Осколки! 50 лет молчания: голоса из Румынии и Транснистрии, с соавторами). Скарборо (Канада): Abbeyfield Publishers, 1997.
• Flares of Memory: Stories of Childhood during the Holocaust (Вспышки памяти: истории детства в период Холокоста, с соавторами). Оксфорд—Нью-Йорк: Oxford University Press, 2001.
• Годы бедствий: Воспоминания узника гетто. Питтсбург—Кишинёв: Центральная типография, 2003.
• The Cursed Years: Reminiscences of a Holocaust Survivor (Проклятые годы: Воспоминания пережившего Холокост, на английском языке в переводе Gerald McCausland). Питтсбург, 2005.
• Ani de urgie (Годы бедствий, на румынском языке). Питтсбург—Кишинёв: Tipografia Centrală, 2006.

Ссылки

• [www.dorledor.info/magazin/index.php?mag_id=125&art_id=1554&pg_no=23 Интервью с Р. Я. Удлером]
• [www.dorledor.info/magazin/index.php?mag_id=427&art_id=4410&pg_no=1 Некролог в «Еврейском местечке» (Кишинёв)]

Отрывок, характеризующий Удлер, Рубин Яковлевич

Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».