Удмуртское имя
Поделись знанием:
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
Удмуртское имя (удм. Удмурт нимъёс) — национальная модель антропонимии у удмуртов — народа пермской группы финно-угорской языковой семьи.
В настоящее время удмурты используют в основном русские христианские имена, переиначивая их произношение на свой манер. Ударение при этом практически всегда ставится на последний слог, вне зависимости от того, где оно стояло в оригинале. Однако при этом в официальных документах используются русские «прообразы».
Кроме того, продолжают использоваться и дохристианские имена, зачастую обозначающие на удмуртском языке животных и птиц (например, Атас — «петух», Балян — «рысь», Гондыр — «медведь», Койык — «лось», Пислэг — «синица», Сяла — «рябчик», Туливить — «кулик», Чучыбей — «лазоревка», Юбер — «дрозд-рябинник», Шырчик - «скворец», Паля — «ягнёнок», Тутыгыш — «павлин», Какся — «цапля», Дыдык — «голубь», Сэдык — «пигалица», Жакы — «сойка», Куажы — «коростель», «дергач», Кайсы — «клёст»).
Содержание
Исконные имена
Мужские имена: Дзянкей, Камай, Курбанай, Апас, Есекей, Едей, Будя, Бекельдей, Тукташ, Дзюйка, (И)Зянхват, Бегеней, Келдык, Туктар, Падек, Зяндерыш, Датугым, Бекта, Дзямемет, Абыл, Абей, Агым, Адай, Аданаш, Адыр, Азиян, Азмак, Азьмакет, Айсулы, Айтэмыш, Aкбай, Акзян, Акки, Акман, Акмая, Аксабей, Аксябей, Акчубей, Ядыгар, Яги, Язбике, Янчабей, Ярхей, Яркипей, Кайсы, Сезяй, Сяськан, Сяськабей, Кокон, Койык, Сэдык, Донды, Юбер.
Женские имена: Чима, Сетым, Дзусван, Узан, Зянсула, Шады, Бисултан, Нылка, Бегичань, Алмас, Чана, Италмас, Эвика, Чачабей, Зангари.
Вариации русских христианских имён
Женские имена
- Авдотья — Одоттья, Одоть
- Аграфена — Гуринка, Руфа
- Аксинья — Оскиннья, Оксинь
- Акулина — Окыль, Окыльна
- Александра — Сандӥ, Сандра, Саня, Сандыр
- Анастасия — Насьта, Насьток
- Анисия — Онись, Онисся
- Анна — Аннок, Аннӥ
- Афанасия — Опочь
- Валентина — Валя, Валька
- Галина — Гала, Галя
- Домна — Доми
- Евгения — Жени, Женя
- Евдокия — Одока, Дуня, Одок
- Екатерина — Катя, Катьырна, Катяр
- Елена — Лена, Ленка
- Зинаида — Зина, Ӟиной, Ӟина
- Зоя — Зоя, Зойка
- Ирина — Орина, Оринка, Орин
- Ксения — Очинь
- Лидия — Лидёк
- Мария — Маня, Марья, Маша
- Матрена — Матӥ, Матрон
- Марфа — Марпа, Марпок
- Наталья — Натӥ, Наталля, Наталь
- Надежда — Надеж
- Оксана — Окси, Оксиннья, Оксинь
- Ольга — Олька, Оля
- Пелагея — Паладдя, Паладь, Палаг
- Татьяна — Такъян
- Ульяна — Уляна, Уля, Улян
- Устинья — Устиня
- Федора — Педора
- Фекла — Пекла
Мужские имена
- Аверьян — Оверъян
- Адольф — Одольф
- Александр — Сандыр, Сашка, Сашик, Санко, Олексан, Очан
- Алексей — Очей, Олёш, Лепщей, Олексей
- Андрей — Ондӥ, Ондриян, Ондрей
- Анисим — Онсин, Оксинь
- Антон — Онтон
- Аркадий — Аркаш
- Артем — Оркемей, Эркемей
- Афанасий — Офонька, Офоня, Офонь
- Валерий — Валера, Валер
- Василий — Вася, Васьлей, Васька
- Вениамин — Венька, Веня
- Виктор — Витя, Виктор
- Владимир — Лади, Вова, Вовик, Ладьмер
- Геннадий — Геня, Генко, Гендос
- Георгий — Ёрги
- Григорий — Гриша, Гирыш, Гири, Гирей
- Денис — Генис
- Дмитрий — Дима, Митрей
- Евгений — Женя
- Егор — Лёгор, Лёгорко, Ёгор
- Еким — Леким
- Емеля — Омель
- Емельян — Омеллян
- Ермил — Ерми
- Ермолай — Ярмалай
- Захар — Закар
- Иван — Иви, Ванька, Ванюшка
- Илья — Илля, Иллюк
- Иосиф — Осип
- Иуда — Юдай
- Кирилл — Кирло, Кири
- Кондратий — Конда, Гонда(?)
- Константин - Косьтэй, Костья
- Лаврентий — Лефыр, Лавыр
- Леонид — Лёня, Лёнька
- Максим — Маки
- Митрофан — Митрок
- Михаил — Михайло (Микайло), Миша
- Николай — Коля, Миколай, Микаля, Микол
- Никита — Микта
- Никифор — Миквор
- Павел — Павол
- Панфил — Пани
- Парамон — Парам
- Пётр — Петыр, Петька
- Рафаил — Рафа
- Семён — Семи, Семон
- Сергей — Серга, Сергей
- Степан — Исьтопка, Исьток, Исьтепан, Тёпан
- Трофим — Трошка
- Фёдор — Педор, Педя
- Федот — Педот
- Филипп — Пилип
- Фома — Пома
- Яков — Яша, Яко
Напишите отзыв о статье "Удмуртское имя"
Ссылки
- [home.udmnet.ru/udmurt_kyl/nim.htm Удмурт кыл. Имена]
- С. В. Соколов. О древних именах удмуртов. «Ономастика», сборник статей, Академия наук СССР, Институт языкознания, издательство «Наука», М., 1969, стр. 109—111.
- М. Г. Атаманов. "Удмурт нимбугор. Словарь личных имён удмуртов", 1990 год.
- [www.kazak-of-sky.ru/italmas.html Удмуртские имена — пример молодым удмуртским семьям]
См. также
Отрывок, характеризующий Удмуртское имя
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
