Удовиченко, Александр Иванович

Александр Иванович Удовиченко (укр. Олександр Iванович Удовиченко; 20 февраля 1887, Харьков — 19 апреля 1975, близ Ментона, Франция) — генерал-полковник армии Украинской Народной Республики (УНР).

Семья

Происходил из крестьянской семьи Черкасской волости Ливенского уезда Орловской губернии. До 1917 имел фамилию Удовидченко. Отец служил в армии, дослужился до подполковника, личный дворянин. Старший брат — Николай Иванович Удовиченко (1885—1937), капитан русской армии, генерал-хорунжий армии УНР.

Служба в русской армии

Воспитывался в детском приюте принца Ольденбургского. Окончил Военно-топографическое училище (1908), служил в корпусе топографов российской армии. В начале Первой мировой войны переведён в 129-й Бессарабский полк, в составе которого участвовал в боевых действиях, был ранен. В 1917 окончил первый ускоренный курс Николаевской военной академии. В 1917 — старший адъютант штаба 21-й пехотной дивизии и старший адъютант штаба 3-го Кавказского корпуса, штабс-капитан. Награждён Георгиевским оружием.

После Февральской революции активно участвовал в украинском национальном движении, в том числе в съезде воинов-украинцев 3-й армии в городе Несвиже и в I и II Всеукраинских войсковых съездах. В августе-сентябре 1917 — глава украинской рады 3-го Кавказского корпуса. После угроз со стороны большевиков был вынужден уехать в Киев.

Служба в украинской армии

С 16 декабря 1917 — помощник начальника оперативного отдела Украинского Генерального штаба. В январе 1918 — начальник штаба Гайдамацкого коша Слободской Украины, созданного под руководством Симона Петлюры, участвовал в подавлении большевистского восстания в Киеве на заводе «Арсенал». С 12 марта по 1 апреля 1918 — командир 3-го Гайдамацкого полка армии УНР. Затем — помощник начальника разведывательной части (Василия Тютюнника) оперативного отдела Украинской державы (при гетмане Павле Скоропадском). С 31 октября 1918 — глава отдела по формированию Особой армии при Главном управлении Генерального штаба Украинской державы.

С конца 1918 — в армии украинской Директории (УНР). С 26 декабря 1918 — генерал-квартирмейстер Холмско-Галицкого фронта войск Директории, затем — Правобережного фронта Действующей армии УНР. С марта 1919 — начальник штаба Гуцульского коша Действующей армии УНР. С 6 июня 1919 — начальник 16-го пехотного отряда Украинской Галицкой армии (УГА), сформированного из надднепрянских частей. 17 июня 1919 отряд был переименован в 3-ю Отдельную стрелковую дивизию (затем 3-я Железная пехотная дивизия — одна из наиболее боеспособных частей армии УНР). Отличился в боях против красных войск Ионы Якира под Вапняркой.

В октябре 1919 года заболел тифом, был взят в плен белыми войсками. Содержался в Одессе. В ноябре 1919 года УГА стала союзницей Вооружённых сил Юга России. В конце января — начале февраля 1920 года Удовиченко входил в состав делегации УГА, принимавшей участие в переговорах с одесскими представителями Антанты, на которых обсуждалась возможность УГА, заручившись поддержкой английского военного флота, организовать оборону Одессы в обмен на передачу власти в регионе от ВСЮР к украинцам. Оборона Одессы и вся власть в регионе были переданы УГА, но Одесса спустя двое суток была сдана Красной армии.

В феврале 1920 года с группой офицеров добрался до Могилёва-Подольского, где возглавил формирование 5-й Украинской бригады, которая затем была объединена с 4-й бригадой для создания 2-й стрелковой дивизии УНР. Возглавил эту дивизию, переименованную 29 мая 1920 года в 3-ю Железную дивизию (возобновив, таким образом, её существование), командовал ею до отступления армии УНР за Збруч в ноябре 1920 года. С 5 октября 1920 года — генерал-хорунжий. С декабря 1920 года — генеральный инспектор армии УНР. Во время конфликта между главным атаманом Петлюрой и частью генералитета поддерживал первого. С весны 1921 — член Высшего войскового совета УНР.

Эмигрант

С 1924 был рабочим на шахтах во Франции. Через год, после окончания контракта, остался там жить. В 1927 году, один из создателей Украинской библиотеки имени Симона Петлюры. Возглавлял Товарищество воинов УНР в эмиграции, с 1953 — глава Европейской федерации украинских войсковых организаций. В эмиграции — генерал-полковник УНР, министр военных дел исполнительного органа Украинской национальной рады. В 1954—1961 — вице-президент УНР в изгнании. Умер на хуторе близ Ментона под Парижем. Автор военно-исторических работ: «Україна в вiйнi за Державнiсть» (Виннипег, 1954), «Третя Залiзна дивiзiя» (Нью-Йорк, Т. 1, 1971; Т. 2, 1982).

Библиография

Тинченко Я. Офiцерський корпус Армiї Української Народної Республiки (1917—1921). Кн. 1. — Киев, 2007. — С. 449—450.

Ссылки

• [timeua.info/index_old.php?page_name=article&id=1288 Биографические данные]
• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=1882 Удовиченко, Александр Иванович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»

Отрывок, характеризующий Удовиченко, Александр Иванович

– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.