Удо (граф Лангау)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Удо
нем. Udo
Граф в Лангау
879 — ?
Предшественник: Гебхард I
Преемник: Конрад Старший и Эбергард
Маркиз Нормандской
Нейстрийской марки
861 — 865
(под именем Удо)
Соправители: Адалард Сенешаль (861 — 865),
Беренгер I (861 — 865)
Предшественник: Новообразование
Преемник: Гозфрид дю Мэн
 
Смерть: после 879
Род: Конрадины
Отец: Гебхард I
Дети: сыновья: Конрад Старший, Эбергард, Гебхард II и Рудольф

Удо (нем. Udo, ок. 805/830 — после 879) — граф в Лангау, маркиз Нормандской Нейстрийской марки 861865, старший сын Гебхарда I, графа в Лангау, и сестры Эрнста I, графа Баварского Нордгау.





Биография

Впервые в исторических источниках Удо упомянут в 861 году вместе с младшими братьями Вальдо Аббатом и Беренгаром, когда они попали в немилость у короля Восточно-Франкского королевства Людовика II Немецкого. Точные причины этого не известны. Некоторые историки полагают, что они оказались замешаны в восстании Карломана, одного из сыновей короля Людовика, против отца. Братья по своей матери, сестре Эрнста I, графа Нордгау, находились в свойстве с Карломаном, женатым на дочери Эрнста, и вполне могли принять участие в восстании. Однако существует и другая точка зрения, по которой немилость связана с агрессивной западной политикой короля Людовика, которая вызвала его конфликт со многими знатными родами. В итоге братья вместе на рейхстаге в Регенсбурге в апреле 861 года были лишены своих владений.

Первоначально братья попытались найти убежище в Лотарингии у своего родственника Адаларда, бывшим сенешалем императора Людовика Благочестивого, служившего королю Лотарю II. Однако вскоре они вместе с Адалардом были вынуждены бежать в Западно-Франкское королевство, где были приняты при дворе короля Карла II Лысого[1].

В том же 861 году году Карл для защиты Нейстрии от викингов образовал две Нейстрийские марки. Правителями одной из них, Нормандской марки, были назначены Удо, Беренгар и Адалард. Однако это назначение вызвало зависть представителей могущественного рода Роргонидов, которые занимали главенствующее положение в этих местах[2] и считали эту область своей. В результате граф Мэна Роргон II вместе с братом Гозфридом объединились с королём Бретани Саломоном и напали на марку. Для того, чтобы достигнуть мира, Карл был вынужден передать Нормандскую марку Гозфриду.

Дальнейших сведений об Удо очень мало. В 866 году ещё один сын Людовика Немецкого, Людовик III Младший, который также восставал против отца, обещал братьям вернуть их владения за поддержку против отца. В итоге после смерти Людовика Немецкого в 876 году братья смогли вернуться в Восточно-Франкское королевство. В 879 году он вместе с братьями упомянут в акте об основании монастыря Гемюнден. После этого упоминаний об Удо нет. При сыновьях Удо Лангау было разделено на две части - Верхнее Лангау и Нижнее Лангау.

Брак и дети

Имя жены Удо и её происхождение ни в каких документах не упоминаются. Исходя из данных ономастики, историк Дональд Джекман выдвинул гипотезу, что жена Удо происходила из дома Вельфов[3]. Он называет её имя Юдит и считает, что она была дочерью Конрада I Старого, графа в Аргенгау[4]. Дети:

Напишите отзыв о статье "Удо (граф Лангау)"

Примечания

  1. Возможно, что жена Карла Лысого, Ирментруда, была теткой Удо и его братьев.
  2. Роргониды правили в графстве Мэн, граничащем с маркой.
  3. Среди сыновей Удо появляются имена Конрад и Рудольф, которые часто встречаются у Вельфов.
  4. Jackman D.C. Criticism and Critique, sidelights on the Konradiner. — Oxford Unit for Prosopographical Research, 1997. — P. 72.

Литература

  • Guillotel, Hubert. Une autre marche de Neustrie // Settipani C. (англ.); Keats-Rohan, Katharine S. B. Onomastique et Parenté dans l’Occident médiéval. — Oxford: Linacre College, Unit for Prosopographical Research, 2000. — ISBN 1-900934-01-9.

Ссылки

  • [www.manfred-hiebl.de/mittelalter-genealogie/konradiner_aeltere/udo_graf_im_lahngau_nach_879.html Udo Graf im Lahngau] (нем.). Mittelalterliche Genealogie im Deutschen Reich bis zum Ende der Staufer. Проверено 29 декабря 2011. [www.webcitation.org/67L6TwHBj Архивировано из первоисточника 1 мая 2012].
  • [fmg.ac/Projects/MedLands/FRANCONIA.htm#_Toc259609515 GRAFEN im LAHNGAU (KONRADINER)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 29 декабря 2011.

Отрывок, характеризующий Удо (граф Лангау)

«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.