Удугов, Мовлади Саидарбиевич

Мовлади Удугов
Имя при рождении:	Мовлади Саидарбиевич Темишев
Место рождения:	Грозный, ЧИАССР, РСФСР, СССР
Награды и премии:

Мовла́ди Саидарби́евич Уду́гов (урождённый Темишев; 9 февраля 1962 года, Грозный (по др. данным — с. Герменчук)) — чеченский политический деятель, глава службы информации «Имарата Кавказ». Занимал должности министра информации и печати самопровозглашённой Чеченской Республики Ичкерия (ЧРИ), первого вице-премьера ЧРИ, министра иностранных дел ЧРИ, директора Национальной службы информации ЧРИ. Был пресс-секретарём президента ЧРИ Джохара Дудаева. Был одним из создателей и руководителей террористической организации Конгресс народов Ичкерии и Дагестана. Один из главных идеологов ваххабизма в ЧРИ. В России за ним закрепилось прозвище «Чеченский Геббельс».

Биография

В 1979 году пытался поступить на журфак МГУ, но не прошёл по конкурсу.

Заочно окончил экономический факультет Чечено-Ингушского государственного университета по специальности «Бухучёт в промышленности», учился в 1983—1988 годах. По другим данным, обучался на факультете журналистики Санкт-Петербургского государственного университета. Являлся кандидатом в члены КПСС, но за высказываемые националистические взгляды не был принят в партию.

В студенческие годы находился под следствием по обвинению в мошенничестве, в связи с чем был вынужден сменить фамилию отца — Темишев на фамилию матери — Удугов. В 1988 году являлся главным редактором газеты «Ориентир», запрещённой обкомом год спустя.

В декабре 1991 года назначен министром информации и печати ЧРИ. В феврале 1994 года приказом Джохара Дудаева ему было присвоено звание бригадного генерала ЧРИ. Во время Первой чеченской войны выступал с заявлениями от имени чеченцев в прессе и по радио, вёл антисемитскую пропаганду. С февраля 1995 года фактически пресс-секретарь Джохара Дудаева.

Герой России, генерал-полковник Геннадий Трошев в своих воспоминаниях «Моя война. Чеченский дневник окопного генерала» так оценивал его деятельность:

Этот человек занимает особое место в галерее известнейших чеченских сепаратистов, его называют непревзойдённым пропагандистом «чеченской национальной революции». Стало расхожим утверждение, что ему удалось в одиночку выиграть информационную войну в 1994—1996 годах у целого полка российских военных идеологических бойцов. Последнее, замечу, не так уж далеко от истины. Хотя вернее было бы сказать, не столько он выиграл информационные бои, сколько мы их проиграли, особенно в начале первой чеченской кампании. <…> В первые дни боёв в декабре 1994 года у ворот КПП вблизи Моздока, где расположился штаб Объединённой группировки войск, толпились журналисты в ожидании информации, но московские идеологические чиновники всячески избегали таких встреч. И неудивительно, что вся пишущая и снимающая братия бросилась искать новые источники новостей. Так, многие из них оказались в кабинете Удугова. К встречам со своими «дорогими коллегами» он готовился основательно. К их услугам всегда были «свежие свидетели» зверств наших солдат, сомнительного вида «солдатские матери» с жуткими историями службы своих сыновей, повергавшими в шок тысячи российских матерей.

— Геннадий Трошев. «Моя война. Чеченский дневник окопного генерала», воспоминания, книга

По мнению А. И. Угланова, «во многом благодаря ему чеченская кампания 1994—1996 годов закончилась для федеральной власти поражением».

В январе 1997 года баллотировался на пост президента ЧРИ, кандидатом в вице-президенты являлся полевой командир Зияуди Белоев. Получил 1 % голосов избирателей.

В межвоенный период основал и содержал телевидение «Кавказ» в Грозном.

В августе-сентябре 1999 года активно поддержал вторжение боевиков в Дагестан, закончившееся провалом. Серьёзными просчётами, по мнению Трошева, изобиловала и пропагандистская кампания Удугова, таким, как видеозапись, на которой боевик объясняет телезрителям, что они сами не забирают скот у местных жителей себе на пропитание, а питаются только теми животными, которых уже убили российские солдаты, то есть едят падаль, хотя это, по словам генерала, запрещено в исламе. Осенью 1999 года покинул Чечню. Один из основателей сайта «Кавказ-Центр», осуществляющего пропагандистскую поддержку чеченских боевиков.

20 марта 2000 года был объявлен в федеральный и международный розыск по обвинению в организации и участии в нападении боевиков на Новолакский район Дагестана в сентябре 1999 года (ст. 279 УК РФ (вооружённый мятеж)).

В 2005 году рабочая группа по контртерроризму ООН, рассматривавшая запрос России по включению Мовлади в список ООН № 1267, куда вносятся лица связанные с «Аль-Кайдой», отклонила этот запрос, так как МИД и спецслужбы стран-участниц группы не нашли никаких свидетельств указывающих на связь Мовлади Удугова с «Аль-Кайдой».

23 апреля 2006 года заявил о намерении объявить России «тотальную войну», посылая террористов во все её уголки. Докку Абу Усман в 2012 году вспоминал, что «в провозглашении Имарата Кавказ Удугов не принимал участия».

Приказом № 2 от 4 февраля 2008 года, генеральный представитель Имарата Кавказ за рубежом Шамсуддин Батукаев утвердил Мовлади директором Информационно-аналитического центра (ИАЦ) Векалата Имарата Кавказ за рубежом. Летом 2010 года Доку Умаров отстранил Мовлади Удугова от обязанностей «главы информационно-аналитической службы».

В 2009 году т. н. правительство Ичкерии приняло решение о привлечении Удугова к шариатскому суду.

Удугов предположительно скрывается в одной из мусульманских стран, среди возможных мест его нахождения назывались Турция, Бахрейн и др. В марте 2011 года обозреватель газеты «Московский комсомолец» Вадим Речкалов сообщил, что в настоящее время Мовлади Удугов проживает в Чехии, «где серьёзно злоупотребляет красивой жизнью»; в мае того же года «Аргументы.ру» также заявили, что Удугов «живёт под Прагой». Между тем, по заявлениям Рамзана Кадырова, сделанным в апреле и мае 2010 года, Удугов находится в Турции.

Является директором информационно-аналитической службы Имарата Кавказ, отвечая, в частности, за работу сайта Кавказ-Центр.

Амир Имарата Кавказ Докку Абу Усман в интервью в апреле 2012 года упоминает, что по достоверным данным, полученным им от «своих моджахедов, которые были в плену у ФСБ, в застенках у кафиров», с получением их согласия на сотрудничество с врагами сопротивления, «когда получали от них своё задание, то в первую очередь им ставилась задача уничтожить Удугова». Голову Удугова ФСБ, по утверждению Умарова, оценило в 500 тыс. долл.

Взгляды

Во время Первой чеченской войны выступал с заявлениями от имени боевиков в прессе и по радио, вёл антисемитскую пропаганду. Как отмечал в своей книге представитель российского отделения Антидиффамационной лиги Василий Лихачёв:

Информационное обеспечение чеченским сепаратистам осуществлял Мовлади Удугов, известный своими антисемитскими взглядами. В результате после временной победы сепаратистов в 1996—1999 годах Чечня стала регионом победившего антисемитизма (что прекрасно иллюстрирует тезис о возможности антисемитизма без евреев — ведь речь идёт о мифологии, а не о реальном противостоянии с реальным врагом). Журналисты с удивлением констатировали, что «до войны чеченцы относились к этому народу достаточно доброжелательно, сегодня же ситуация резко изменилась». Чеченские боевики в интервью журналистам утверждали, что «чеченцы стали жертвой мирового сионистского заговора», или что «евреи руками глупых русских убивают мусульман».

Кандидат исторических наук Лема Вахаев в своей работе 1999 года указывает, что «для М. Удугова Россия вообще просто пешка в западной антиисламской игре. „Те, у кого сегодня в руках деньги, мне кажется, четко разработали стратегию… чтобы сделать из России враждебную страну для исламского мира… Подобная стратегия привела к войне в Чечне“. При этом в интервью Удугова, обращённом к российскому читателю, содержится не очень прикрытый призыв к России — обратиться против Запада в союзе с исламским миром и прежде всего с Ичкерией».

В своём интервью «Umma News» в марте 2013 года призывает русских и другие народы «осмыслить происходящее, отказаться от ложных идей», принять ислам. Удугов заявляет: «Рушится так называемый „мировой порядок“, не успев толком утвердиться… рушится потому, что изначально был построен на оголтелом безбожии. Либерализм, который он утвердил как господствующую идеологию, принимает все более уродливые сатанинские формы. Достаточно указать на воинствующую содомию как признак крайнего вырождения этого общества». По его мнению: «Пришло время, когда карта мира будет перекраиваться под религиозным флагом». При этом православие, по его мнению, это «христианство, которое РПЦ, в своё время, адаптировала для русской крепостной массы».

Ссылки

• [perevodika.ru/articles/9711.html Не за горами начало военной операции по вытеснению русских оккупантов с Кавказа] (от 30 декабря 2009)  (рус.)

Отрывок, характеризующий Удугов, Мовлади Саидарбиевич

Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.