Удэгейцы

Удэгейцы

Самоназвание	Удэғе
Численность и ареал
Всего: ▼ 1500 чел. Россия Россия: 1453 (Всероссийская перепись 2010 г.) Приморский край Приморский край: 784 (2010) Хабаровский край Хабаровский край: 609 (2010) Украина Украина:  42 (перепись 2001)
Язык	удэгейский, русский
Религия	шаманизм
Расовый тип	байкальский
Входит в	тунгусо-маньчжурская семья
Родственные народы	маньчжуры нанайцы ульчи эвенки эвены

Удэге́йцы, устар. удэге́ (до 1956 г. — удэхе́йцы, а также удэхе́) — один из коренных малочисленных народов Дальнего Востока, антропологически относятся к байкальскому типу монголоидов.

Язык — удэгейский, относящийся к амурской группе тунгусо-маньчжурских языков, наиболее схож с орочским, практически вытеснен русским языком.

Этнонимы

До конца XIX — начала ХХ века исследователи (российские и западные) не разделяли удэгейцев и орочей, считая их одним народом (нередко под названием «орочоны»). Первым, кто обосновал их этническую обособленность, был С. Н. Браиловский. Он же первым ввёл в обиход этноним удихе, удихейци (рус. удээ, удэхэ, удихэ), ставший официальным, включая автоэтноним уже в 30-е годы ХХ века. К этому времени общего самоназвания удэгейцы не имели. Каждая территориальная группа имела собственную самоназвание: хунгарийская — хунгаке, бикинская — бикинка, анюйская — унинка и т. п.

Также известен экзоним удэгейцев кекари (рус. кекары) — так называли удэгейцев соседние народы, преимущественно орочи и маньчжуры, и этот термин иногда встречается в западной и русской литературе.

Территория проживания и численность

На начало ХХ века удэгейцы занимали сплошную территорию по оба склона Сихотэ-Алиня. Её предел на востоке доходил до побережья Японского моря (в междуречье Ботчи и Такема), а на западе — достигал среднего течения правых притоков Уссури (реки Хор, Бикин, Большая Уссурка). На северо-востоке удэгейцы граничили с орочами Императорской гавани, на севере — с найхинскими нанайцами, на юге — с тазами. Удэгейцы проживали также на севере и северо-западе от своей основной территории — по притокам Амура: Анюю, Хунгари и Урми, в окружении найхинских и кур-урмийских нанайцев.

Однако в связи с коллективизацией и укрупнением поселений, от которого пострадали чуть ли не все северные российские народы, в 1930-е годы ассимиляцию испытали и поселения удэгейцев. В результате к началу 1940-х годов удэгейцы окончательно потеряли единство этнической территории и были сосредоточены в 9 укрупнённых посёлках (см. карту), которые «ничем не отличались от русских», и административно относятся к Приморскому и Хабаровскому краям Российской Федерации.

Изменения в численности российских удэгейцев по данным переписей, хотя ранние статистические данные численности удэгейцев, как и остальных народов Приамурья, страдают неточностями, приведены в Таблицах численности удэгейцев (1896—2002):

По данным переписи численности населения России 2002 года количество удэгейцев составило 1657 человек. На Украине по данным переписи населения 2001 года проживало 42 лица, которые самоидентифицировали себя как удэгейцы, из числа которых только 8 человек (19 %) указали удэгейский в качестве родного языка, тогда как украинский назвали 6 человек, остальные — другой, преимущественно русский.

Таким образом, общая численность удэгейцев в России и на Украине составляет 1,7 тыс. человек.

Численность удэгейцев в СССР / России

<timeline> ImageSize = width:400 height:300 PlotArea = left:40 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:2000 ScaleMajor = unit:year increment:250 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1926 color:gray1 width:1 
  from:0 till:1357 width:15  text:1357 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1939 color:gray1 width:1 
  from:0 till:1701 width:15  text:1701 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1959 color:gray1 width:1 
  from:0 till:1395 width:15  text:1395 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1970 color:gray1 width:1 
  from:0 till:1396 width:15  text:1396 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1979 color:gray1 width:1 
  from:0 till:1431 width:15  text:1431 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1989 color:gray1 width:1 
  from:0 till:1902 width:15  text:1902 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2002 color:gray1 width:1 
  from:0 till:1657 width:15  text:1657 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2010 color:gray1 width:1 
  from:0 till:1453 width:15  text:1453 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Численность удэгейцев в населённых пунктах в 2002 году

Приморский край:

• село Красный Яр 378
• село Агзу 120

Хабаровский край:

• село Гвасюги 146

Язык, субэтносы и религия

Удэгейцы говорят на удэгейском языке южной (амурской) подгруппы тунгусо-маньчжурской группы языков алтайской языковой семьи. Наибольшее родство удэгейского языка прослеживается с орочским языком.

В удэгейском языке выделяют три диалекта: хорско-анюйский, бикинско-иманский и самаргинско-хунгарийский, о степени родства и взаимопонятности между носителями которых единого мнения среди специалистов нет. Примечателен тот факт, что ещё в 1960-70-е годы среди удэгейцев сохранялось распределение на субэтнические группы, и, таким образом, окончательной этнической консолидации так и не произошло.

Численность носителей удэгейского языка постоянно уменьшается — так, в ходе переписи 2010 года лишь 82 удэгейца (5,64 %) назвали удэгейский язык родным; остальные назвали русский язык.

Удэгейский язык имеет письменность на основе кириллицы (первую письменность для удэгейцев создал Е. Р. Шнейдер в 1930-е годы на основе хорского диалекта, с использованием латиницы, орфография которой переведена на кириллицу, в 1980—1990-е годы для нужд точного отражения фонетической структуры удэгейского языка. Наконец, в январе 1989 года Хабаровским крайисполкомом официально утверждена новая удэгейская орфография, разработанная М. Д. Симоновым и В. Т. Кялундзюгой.

На удэгейском языке существует литература (зачинателем является Джанси́ Кимонко́) и относительно незначительная книжная продукция. Особый вклад в развитие и сохранение национальной идентичности, а также в изучение языка и фольклора удэгейцев делает удэгейский учёный Валентина Кялундзюга.

Этногенез

Учёные выделяют три основные составляющие, на базе которых сформировался удэгейский этнос: автохтонной палеоазиатской, представленной Янковской и близкими к ней по виду археологическими культурами Кореи и Приамурья; австронезийской в лице мигрантов с побережья Жёлтого и Восточно-Китайского морей (Кроуновская археологическая культура) и тунгусской, основу которого сперва составили пешие охотники илоу, пришедшие из Забайкалья (Ольгинская археологическая культура). В процессе взаимодействия илоу с местными племенами, в VII в. на юге Дальнего Востока сформировалась новое тунгусское сообщество мукри, основавшее в 698 году государство Бохай. Дальнейшее развитие мукри происходило в сложных этнополитических условиях и в неразрывной связи с историей и культурой соседних стран и народов — особенно значительное влияние на него оказали древнетюркские и дренемонгольские народы, что в конечном итоге привело к образованию современных этносов юго-тунгусской языковой группы, в том числе и удэгейцев. Вообще, на этногенез удэгейцев влияли многочисленные этнические контакты на протяжении всей их истории — особенно интенсивными они были с орочами, также нанайцами и эвенками, позднее — с маньчжурами и китайскими переселенцами, а уже в современности — с россиянами.

Этнические территории удэгейцев (иногда встречается такое название — страна удэге), то есть земли компактного проживания, издавна находились на северо-востоке Приморского края и юго-востоке Хабаровского края, преимущественно в горах и предгорьях Сихотэ-Алиня и вдоль правых притоков Уссури и Амура.

Общество и семья

Этнографический отдел в Хабаровском краевом музее
имени Н. И. Гродекова

Удэгеец строит бат

Удэгейский бат, на заднем плане — нанайская оморочка

Общественным традициям удэгейцев характерно немало архаических черт — так, ещё в сер. XIX в. господствующими у удэгейцев были родовые отношения. Каждый член рода знал свою родовую принадлежность, которая вместе с «законом» (традиционным правом) чаще всецело определяла (контролировала и ограничивала) не только его «компетенцию» (совокупность семейных и профессионально-промышленных отношений), но и личную свободу.

Во главе рода стоял старейшина (сагдимзи; иначе заньгиа — «князь»), избиравшийся из старейших и авторитетных мужчин рода. Именно он был наделён властными полномочиями, он же следил за соблюдением «закона» (кругу), то есть традиционного права, и вёл суд в случае его нарушения.

В случае возникновения межродового конфликта (например, убийства), на суд собирались старейшины всех родов, чтобы на основе традиционного же права решить совместно, на чьей стороне «закон».

Значительную роль в традиционном обществе играл также шаман — не только проводя культовые действия (камлания), но и нередко выступая посредником в улаживании социальных конфликтов.

Немало архаичных черт характерно именно для семейных и межличностных отношений в обществе удэгейцев. Так, действовало множество поведенческих, в том числе языковых табу (Сонда), например, жене нельзя было переступать через (существует мнение, что вообще крайне касаться) личные вещи мужчины; было запрещено класть нож в очаг, спрашивать имя покойника и тому подобное. Табуизированы были все сферы жизни человека, в том числе и хозяйственная — например, делать лодку из дерева, поваленного бурей, было нельзя.

Основой патриархального (в некоторых верованиях удэгейцев, в которых прослеживаются дошаманские пласты, как культы хозяйки домашнего очага Пудя и заместителя женщин Сагды Мамы, также ощутимы реликты матриархата) удэгейского общества была малая семья. В семье царили родительское право и чёткое распределение мужских и женских обязанностей и трудовой деятельности. Мужчина заботится о защите и обеспечении семьи пищей, изготовления основных орудий труда и т. д., на жену же возлагались обязанности домашней хозяйки, воспитания детей, подсобные, но часто остро необходимые хозяйственные функции (изготовление одежды и обуви, домашней утвари, сбора дикоросов и т. п.).

Весь воспитательный процесс в удэгейской семье был направлен на быстрое формирование из ребят настоящих охотников и рыболовов как будущих кормильцев семьи с чётким и последовательным созданием и развитием соответствующих знаний и навыков (в том числе и в игровой форме), девочку же фактически с рождения готовили к функции хранительницы семейного очага и продолжательницы рода.

Браки у удэгейцев были экзогамные — межродовые. По «закону» (традиционному праву) девочку с малых лет назначали в жёны мальчику из другого рода, взамен же из этого рода получали девочку в будущие жёны одного из своих мальчиков. Возраст, в котором девочка переходила в род своего будущего мужа, зависел от «сделки» между родителями, и мог варьироваться от 3-5 лет (тогда девушка сразу же начинала работать на родителей своего будущего мужа до брака) до 12 лет (обычный брачный возраст для девушек).

У удэгейцев практиковался покупной брак (как одна из ранних его форм) — калым (тьои) как выкуп за невесту. Обычно такой калым включал в себя шкурки животных (на ранних этапах), посуду (особенно покупную из металла), ткани (также покупные, китайский шёлк), позже — деньги

Рожали удэгейские женщины в старые времена, уходя в специальные «родильные палатки» ( йатау), находящиеся в отдалённом от стойбища месте (обычно в лесной глуши). Всё время роженица находилась там же, посещать её имела право только повивальная бабка. Нередко пуповину перерезала также сама роженица.

Погребальные традиции удэгейцев — сплав верований и практичности. В случае смерти покойника заворачивали в материю, делали гроб (огдие), выдолбленный из ствола тополя, реже кедра, бревно накрывалась сверху меньшим; иногда в форме лодки, ведь верили, что на пути в потустороннем мире душа покойника переплывает моря и реки), далее гроб забивали досками и заворачивали берестой. В старые времена гроб не закапывали в землю. Если покойник был взрослым или ребёнком старше 3 лет, то его гроб относили и оставляли посередине специально возведённой (часто в лесных чащах) палатки. Покойника снаряжали в «долгий путь» в потусторонний мир — оставляли немного еды (только крупы), одежду, копьё, топор и нож (всё с затупленными остриями), в более поздние времена — даже спички, махорку, немного металлических денег («для покупки в потустороннем мире невесты»). Если умирал ребёнок до 3 лет, его гробик помещали в ветви дерева, потому считалось, что душа ребёнка должена вернуться в гнездо (омие), охраняющий Великая Бабка.

История

Территория компактного проживания удэгейцев издавна находится на северо-востоке Приморского края и юго-востоке Хабаровского края, в основном в горах и предгорьях Сихотэ-Алиня или у правых притоков Уссури и Амура.

В IV—VI веках на побережье Японского моря обитало Уцзи состоявшее из 7 племен. В источниках XII столетия на этой же территории зафиксировано племя Удаха. В «Цзинь ши» («Истории империи Цзинь», составленной в 1345 году) говорится, что на крайнем северо-востоке империи Цзинь обитали «дикие люди удэгай». Это первое известное упоминание об удэге. Китайский документ XVII века отмечает, что на побережье Японского моря живёт и занимается рыболовством племя Удиха.

На протяжении своей истории удэге контактировали с нанайцами и эвенками, наиболее тесные связи были с орочами. До конца XIX века русские исследователи удэгейцев и орочей не разделяли, а считали одним народом.

До прихода русских удэгейцы не знали письменности, основной религией был шаманизм и анимизм, выраженные в вере в родство людей с медведем и уссурийским тигром, а главными занятиями — охота (главным образом на изюбра и лося), рыболовство (на крупных реках) и собирательство (в основном женьшеня). Также существовал обряд воздушного погребения.

Русские принесли письменность (русскую, первый алфавит на удэгейском языке был составлен лишь в 1930-е гг.), большое внимание уделялось обращению удэгейцев в христианство. Лишь в отдалённых районах сохранился шаманизм в чистом его виде. Однако большинство удэгейцев, за исключением вождей и шаманов, продолжало жить в бедности, работая на китайских (в южной части Уссурийского края) и русских (на севере) промышленников и кредиторов. В. К. Арсеньев в своих дневниках и произведениях многократно пишет о том, как китайские кредиторы за долги отнимали у удэгейцев жён, детей и самих должников продавали в рабство. За неповиновение или просто для того, чтобы узнать, сколько соболей добыл охотник-должник, избивали. Ситуация осложнялась тем, что большинство туземного населения не понимало настоящей ценности денег и считали их по числу купюр. Притом китайцы курили сами и продавали местному населению как табак, так и опиум, а также крепкие спиртные напитки, опасности которых местное население не понимало. После Октябрьской революции китайская часть населения Уссурийского края не была допущена к разделу земли и была изгнана из края. К тому же выдача кредитов частными лицами была запрещена.
В 1980-е годы было создано совместное советско-южнокорейское предприятие «Светлая» для вырубки леса в бассейне реки Бикин, но её деятельность встретила сопротивление: 8 августа 1992 года вооруженные удэгейцы пикетировали район вырубок. Действия удэгейцев получили поддержку местной администрации, а также казачества и привели к тому, что СП «Светлая» в 1992 году прекратило существование.

Настоящее время

На 2002 год насчитывалось 1657 человек, указавших национальность «удэгеец», однако, большое количество лиц удэгейского происхождения живут в городах и посёлках городского типа и полностью ассимилировались с русским большинством, что привело к резкому уменьшению носителей родного языка. Лишь около 400 человек в 2002 году признало удэгейский язык родным, преимущественно люди старшего поколения.

Одна из главных проблем удэгейцев в местах традиционного их проживания — алкоголизм, весьма распространённый среди жителей. Другая проблема — заготовка леса крупными компаниями на их территориях, что в 1990-е гг не раз приводило к конфликтам.

Некоторые факты

• Удэгейцы относятся к коренным народам Севера, Сибири и Дальнего Востока, хотя северная граница их традиционного проживания находится на широте Киева, а лето на большей части территории теплее московского.
• Удэгеец Пётр Батанеевич Суляндзига стал первым в истории коренных народов Севера учёным-математиком.
• Бат — удэгейская долблёная лодка, конструкция которой позволяет плавать по мелководным горным порожистым рекам.
• Джанси Кимонко (1905—1949) — русский и удэгейский писатель, зачинатель удэгейской литературы. Главное произведение Кимонко — повесть «Там, где бежит Сукпай».
• Агзу — самое северное село в Тернейском районе Приморского края, место компактного проживания удэгейцев. Село, как и район, приравнено к территориям Крайнего Севера.
• Та́зы — коренная малочисленная народность в Приморском крае, этнически близкая к удэгейцам. Язык — тазский диалект китайского языка.

Литература

• Народы Сибири. — М.—Л., 1956.
• Ларькин В. Г. Удэгейцы. — Владивосток, 1958.
• История и культура удэгейцев. — М., 1989.
• Джанси Кимонко. Там, где бежит Сукпай.
• Эскимосы // Сибирь. Атлас Азиатской России. — М.: Топ-книга, Феория, Дизайн. Информация. Картография, 2007. — 664 с. — ISBN 5-287-00413-3.
• Эскимосы // Народы России. Атлас культур и религий. — М.: Дизайн. Информация. Картография, 2010. — 320 с. — ISBN 978-5-287-00718-8.

Ссылки

• [udege.ru/udege.html История и традиции удэгейцев]
• [www.nsu.ru/ip/udeg.php?lng=en Жизнь удэгейцев]
• [www.fegi.ru/PRIMORYE/HISTORY/pop_cor.htm Страна Удэге]
• [raipon.grida.no/russian_site/library/ipw/number4/article10.html Лесные люди Удэгейцы]

Отрывок, характеризующий Удэгейцы

– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.