Ужасные родители
| Ужасные родители | |
| Les parents terribles | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария |
Жан Кокто |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Les Films Ariane |
| Длительность |
105 мин. |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
«Ужасные родители» (фр. Les parents terribles) — кинофильм режиссёра Жана Кокто, вышедший на экраны в 1948 году. Экранизация одноимённой пьесы Кокто; в фильме задействованы те же актёры, что и в сценической постановке произведения.
Сюжет
Немолодая семейная пара — Ивонн и Жорж — живут в больших запущенных апартаментах вместе со своим 22-летним сыном и близкой родственницей Леони, сестрой Ивонн. Мишель прошлую ночь провёл не дома, и мать, привыкшая контролировать его поступки, не находит себе места от беспокойства. Появившийся, наконец, сын наносит следующий удар: он заявляет, что встретил девушку по имени Мадлен, полюбил её и намерен на ней жениться. По его словам, Мадлен находится на содержании у какого-то состоятельного старика, но теперь твёрдо намерена завершить этот этап своей жизни. Жорж с ужасом узнаёт в этом старике себя. Что же делать? Рассудительная Леони, в молодости любившая Жоржа, предлагает выход из ситуации...
В ролях
- Жан Маре — Мишель
- Жозетт Дэй — Мадлен
- Ивонн де Бре — Ивонн («Софи»), мать Мишеля
- Марсель Андре — Жорж, отец Мишеля
- Габриэль Дорзиа — Леони, сестра Ивонн
- Жан Кокто — голос за кадром
Напишите отзыв о статье "Ужасные родители"
Ссылки
- «Ужасные родители» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v99362 «Ужасные родители»] (англ.) на сайте allmovie
Отрывок, характеризующий Ужасные родители
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.
Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
