Ужасный доктор Файбс

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ужасный доктор Файбс (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Ужасный доктор Файбс
Abominable Dr. Phibes
Жанр

фильмы ужасов

Режиссёр

Роберт Фуэст

Продюсер

Луис Хейуорд
Роналд Дьюнэс

Автор
сценария

Джеймс Уитон
Уильям Голдстайн

В главных
ролях

Винсент Прайс
Джозеф Коттен
Вирджиния Норт

Оператор

Норман Уовик

Композитор

Бэйзил Керчин

Кинокомпания

American International Pictures (UK)

Длительность

93 мин

Страна

США США
Великобритания Великобритания

Год

1971

IMDb

ID 0066740

К:Фильмы 1971 года

«Ужасный доктор Файбс» (англ. The Abominable Dr. Phibes; иногда: «Отвратительный доктор Файбс», «Проклятие доктора Файбса») — фильм ужасов 1971 года с участием актёра Винсента Прайса. В некоторых рецензиях критики определяют фильм как образец жанра джалло. Год спустя было выпущено продолжение «Возвращение доктора Файбса» (англ. Dr. Phibes Rises Again). Поклонниками и рядом критиков относится к числу классических культовых фильмов.





Сюжет

1925 год. Герой Винсента Прайса — изуродованный в катастрофе музыкант и теолог Антон Файбс мстит эскулапам за гибель своей жены. Те, по его мнению, допустили во время операции грубейшую ошибку, что стало причиной смерти горячо и нежно любимой супруги Виктории (зритель видит лишь фотографию покойной).

И теперь неудачливым служителям Гиппократа придётся выбирать между смертью мучительной и очень мучительной… Следуя тексту Библии, Файбс подобно пророку Моисею насылает на них жестокие виды смерти, в точности воспроизводящие «казни Египетские» из Второзакония: саранчу-убийцу, летучие мыши, жабы, проклятие крови, крысы, дикие звери, и тому подобное. Чтобы подытожить всё это Тьмой.

Художественные особенности

В фильме две параллели: в одной вершит свою месть Антон Файбс, в другой — инспектор Троут ищет преступника. Оба антипода имеют помощников. У мстителя — немая органщица Вульнавия. И сам Антон Файбс немногословен, первые слова он произносит на 32-й минуте фильме — жутковатый, но полный нежности монолог любви к жене, а свою помощницу называет по имени всего за 10 минут до финальных титров. Любопытно также, что фактический Файбс не шевелит губами — его речь передается через специальный аппарат.

Иначе обстоит дело со слугами закона. Полицейскому Троуту достался говорливый сержант Шенли и непростой шеф Вейверли, консультантом по библейским сюжетам выступит раввин. Сюжетная линия поисков преступника выстроена на блестящих остроумных диалогах (в основном, между Троутом и Вейверли, который плохо улавливает имена), смягчающих шок от изощренных сцен убийств.

Роль Антона Файбса, по мнению критиков Кристофера Нулла и Брюса Халленбека, — одна из самых ярких и характерных ролей Винсента Прайса.

Фильм так же включен Стивеном Кингом в список 100 наиболее значительных картин жанра ужасов с 1950 по 1980 год.

Критика по разному оценивает фильм — от восторженных отзывов (Нулл и Халленбек), называвшими фильм «сочным ужастиком» и достойным встать в ряд классики своего жанра, до строгих конструктивных возражений (Дэвид Пири) по поводу тавтологичности «Призраку Оперы», пустой атмосферности и относительной предсказуемости сюжета и не совсем правильного построения сценария. В целом же фильм имеет положительный баланс по мнению пользователей сайтов IMD и Кинопоиск, а в кругах поклонников жанра и игры Винсента Прайса пользуется поистине культовым почитанием, отмеченным среди прочего в мультипликационном сериале «Симпсоны».

Издания для национальных рынков

Россия

На лицензионном рынке картина была выпущена компанией «DVD-classic» в блоке с другим классическим фильмом ужасов «13 призраков». Помимо существующего наименования фильма, можно также встретить следующие названия картины «Отвратительный доктор Файбс» и «Проклятие доктора Файбса».

В ролях

Съёмочная группа

Награды и номинации

Интересные факты

  • На роль Веселиуса приглашался британец Питер Кушинг, знакомый Прайсу по другим совместным работам (Кричи, и снова кричи, 1970 и позднее Психушка, 1974), однако в связи с болезнью горячо любимой жены, он не рискнул тратить время на съёмки, предпочтя сидеть с тяжелобольной супругой. И все же создатели фильма все же уговорили его сняться в продолжении — в маленькой роли капитана парохода.
  • Музыка к отдельным эпизодам подбиралась с глубоким и леденящим смыслом: так например доктор Лонгстрит погибает под звуки органной мелодии «Закрой свои глаза», которую наигрывала Вульнавия.
  • Здание, "сыгравшее" роскошную виллу Файбса - Caldecote Towers - в действительности находится недалеко на северо-западе от Лондона в городе Буши, который благодаря расположению рядом со студиями Elstree и Borehamwood является местом довольно частого проведения натурных съемок. В частности, здесь снимались сцены Гарри Поттера, а также телевизионного шоу Летающий цирк Монти Пайтона.
  • Вместо настоящих летучих мышей в фильме использовали более крупных и эффектно смотрящихся на экране летучих лисиц. Ирония в том, что эти жутковатого вида рукокрылые зверьки травоядные - питаются соком и мякотью плодов и цветками.
  • Для 60-летнего актёра Винсента Прайса это был юбилейный 100-й фильм в карьере.
  • Джозеф Коттен и Шон Берри действительно очень нервничали в сцене операции, и чтобы подбодрить их, Винсент Прайс за кадром корчил им смешные гримасы. Это было довольно накладно, поскольку обильный подчеркнуто-насыщенный грим на лице Прайса лопался, шел «сеточкой» и осыпался на щеках и подбородке, требуя нанесения заново. В некоторых кадрах видно, что у него «растрескалась» нижняя челюсть.
  • Для того, чтобы Джозеф Коттен мог играть, в диалогах Везалиуса с Файбсом текст от Прайса ему читал вслух член съемочной бригады, часть сцен (в частности кульминационная беседа во время операции) была решена так, чтобы лицо Прайса в кадр попадало не постоянно, и он мог говорить часть текста. Коттен ворчал, что он должен был помнить и честно отыгрывать все свои реплики, в то время как Прайс их позже "просто" продублирует. На это Прайс ответил: "Да, но я все равно знаю свой текст, Джо." (На самом деле, Прайс был хорошо известен в Голливуде за отличную память и способность запоминать весь сценарий целиком).
  • Современный фильм Пила (Saw) содержит в себе элементы механических пыток, прямо позаимствованных из картины Ужасный доктор Файбс — а именно механическую дробилку головы и рентгеновский снимок с зашитым в тело ключом.
  • Прием с «маской» не был для Прайса новинкой — он уже использовался в фильме «Дом Восковых фигур» (1953).
  • За все время фильма персонаж Винсента Прайса не двигает губами в момент речи (хотя временами улыбается и глотательно двигает гортанью) и вообще общается при помощи хитроумного устройства. Словно иронизируя над этим, создатели фильма выпустили к фильму официальный трейлер, в котором текст читал сам Винсент Прайс.
  • Сценаристы фильма Джеймс Уитон и Уильям Голдстайн планировали сделать ни много ни мало ещё 7(!) сиквелов, самыми проработанными сценариями были «Невеста доктора Файбса» и «Сын доктора Файбса». Однако сдержанный успех второй части, нежелание порядком подуставшего от «роли без слов» Винсента Прайса и других актеров замыливать персонажи (в том числе прогрессирующая болезнь Терри-Томаса) заставили отказаться от этих планов.
  • Изначально по сценарию Файбс убивал свою помощницу Вульнавию. Точный способ не ясен, поскольку эта часть сценария дописывалась по ходу съемок, по некоторым данным, закалывал ножом в позе неконтактного поцелуя со знаменитого промофото , использованного для афиши фильма, однако было решено придать персонажу Винсента Прайса большей импозантности и чуть более сместить акцент с чувств Вульнавии и доктора к чувствам доктора к своей жене, поэтому от этой задумки отказались.
  • Режиссёр фильма Роберт Фуэст отклонил и другую "эффектную" задумку сценаристов относительно судьбы Вульнавии - сделать её одним из роботов-марионеток, что и должно было открыться после пролития на неё кислоты - как слишком банальную и нарочитую, настояв на том чтобы оставить её судьбу неясной вообще, отдав на откуп фантазии зрителя. Визуально сцена гибели Вульнавии решена так, что вопрос о её конечной судьбе и идентичности остается открытым.
  • Хью Гриффит и Терри-Томас (несмотря на проступавшую у последнего болезнь Паркинсона) сыграли в продолжении, «Возвращение доктора Файбса», причем, ситуация с их персонажами инверсировалась с точностью наоборот — если в первом фильме консультантом, помогающим полиции, выступал раввин в исполнении Гриффита, а доктор Лонгстрит Томаса был одной из жертв Файбса, то во втором фильме убивали персонажа Гриффита археолога Гарри Эмброуза, а Терри-Томас сыграл агента пароходства Ломбардо, сообщавшего инспектору Троуту о «подозрительном пассажире с немыслимой причудой — органом, установленным в каюте».
  • Довольно оригинальны по своей структуре финальные титры.
  • В фильме была также занята актриса Джоанна Ламли, однако все сцены с её участием были вырезаны при окончательном монтаже.
  • Имя Кэролайн Манро, сыгравшей свою первую роль в кино - Викторию Файбс - не вошло в титры, что не помешало ей сыграть в продолжении и впоследствии заключить выгодный контракт со студией «Hammer». Сама актриса не без юмора говорила в интервью, что сцена в гробу доставила больше всего хлопот - в прекрасном неглиже с перьевым воротником она мучилась от аллергии, и ей стоило огромных усилий чтобы не чихать и не сопеть во время съемки.
  • Отсылка к фильму есть в серии Симпсонов Sunday, Cruddy Sunday: Мардж и Лиза находят в шкафу комплект «Волшебное Яйцо» (отсылка к Яйцеголовому, запоминающемуся образу Прайса из телесериала Бэтмен). У них почти получилось собрать игрушку, но, к сожалению, в комплекте отсутствуют ноги Яйца (хотя в коробке есть надпись «Ноги прилагаются»). Несмотря на то, что комплект был выпущен в 1967 году, Мардж решает позвонить по телефону, указанному на коробке. К большому удивлению её приветствует голос Винсента Прайса, хозяина компании, выпустившей игрушку. Мардж восхищено говорит, что видела актера в фильме «Ужасный доктор» (её прерывает голос; имя Файбс было опущено), после чего признаётся Лизе в том, что думала, будто Винсент Прайс уже мёртв, голос из трубки отвечает: «в могиле я не задержусь», и добавляет, что его внук Джоди принесет недостающие ноги (в действительности Винсент Прайс умер в 1993 году).

Напишите отзыв о статье "Ужасный доктор Файбс"

Ссылки


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Ужасный доктор Файбс

Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.