Ужгородская уния

У́жгородская у́ния — церковная уния, принятая 24 апреля 1646 года в Ужгороде, состоявшая в присоединении 63 православных священников Мукачевской епархии к Римско-католической церкви на условиях Брестской унии 1596 года.

Первая попытка заключить унию в Венгерском королевстве состоялась в 1614 году в монастыре Красный Брод неподалёку Медзилаборец в Словакии.

Главным инициатором Ужгородской унии был иеромонах Петр Парфений. Возможно, он действовал с ведома Мукачевского епископа, галичанина Василия Тарасовича, который довольно открыто симпатизировал идее унии и вел переговоры о ней с эгерским епископом. Попытка заключить унию была предпринята ещё в 1640 г., однако, и она закончилась неудачно.

Вскоре после этого, епископ Тарасович был арестован князем Ракоци. Также, как и влиятельное семейство католиков Баториев, княжеский род протестантов Ракоци был наиболее влиятельным в крае. Почти весь XVII в. Ракоци проявляли склонность к защите православных от католического давления. Но позднее, вняв просьбе из Рима, Ракоци отпустил епископа Тарасовича, который в 1642 г. принял в Риме католичество.

Центром католической экспансии, активно направляемой и поддерживаемой магнатами Другетами, постепенно становился Ужгород, в котором Ракоци не имели влияния. Ещё с 1640 г. в Ужгороде обосновались иезуиты. Но утверждение униатства шло долго и сложно. В отличие от Брестской унии, Ужгородская уния стала делом рук православных приходских священников. В целом, их толкало на этот шаг тяжелое социальное, материальное и правовое положение православного духовенства. Главной их целью при этом было достижение уравнения в правах с католическими священниками. Однако, этого так и не произошло (также, как и в результате Брестской унии в Речи Посполитой).

Через несколько лет Тарасович вернулся в Закарпатье и его позиция оказала значительное влияние на заключение Ужгородской унии. Инициаторами заключения унии были базилиане под руководством Петра Парфения.

В 1646 г. 63 священника Мукачевской епархии (а всего в епархии было, по разным оценкам, от 600 до 800 священников) в католической часовне Ужгородского замка под руководством эгерского католического епископа Георгия Якушича приняли унию с Римом, названную по месту заключения Ужгородской.

Уния была заключена на условиях сохранения византийского обряда богослужения, права выбора униатами епископа, только утверждавшегося Римом, и распространения на присоединившихся православных священников привилегий римско-католического клира.

Однако, при этом не был составлен акт унии. Отсутствовал (или не сохранился) также протокол заседания от 24 апреля. Условия унии, были изложены позднее — в переписке с Римом. Эстергомский архиепископ Георгий Липпай, в непосредственное подчинение которого входили теперь закарпатские униатские священники, давал им дополнительные обещания по улучшению правового статуса священников, что также свидетельствует о том, что условия унии при её заключении зафиксированы не были.

По-видимому, в 1648 г. Тарасович вернулся в Мукачево, где и скончался через несколько месяцев. Умирая, епископ Василий, назначил своим преемником, как раз, Петра Парфения. Однако, утверждение нового, теперь уже униатского епископа надолго затянулось. Несмотря на то, что уния была утверждена синодом в Тырнове в 1648 году, но Святой Престол не стал подтверждать условия, так как в то время Парфений был православным епископом. В 1651 г. был избран новый православный епископ Иоанникий Зейкан. Лишь в конце 1663 г. Петр Парфений смог занять униатскую епископскую кафедру в Мукачево, а овдовевшая, к тому времени, София Батори (по мужу Дьердю II Ракоци), которая вернулась в католицизм, изгнала православного еп. Иоанникия из Мукачева. Только в 1655 году Парфений был назначен Римом греко-католическим епископом мукачевским.

Однако, процесс принятия церковной унии в Венгерском королевстве, шел ещё довольно длительное время.

В 1664 году была заключена уния в Мукачево, присоединившая к греко-католической церкви православное население Закарпатья и венгерской епархии Хайдудорог.

Православный епископ Иоанникий (ум. около 1686 г.) уехал в село Имстичев, где ему удалось построить монастырь. Постепенно центром православной жизни Закарпатья стал регион Мараморош (Марамуреш) на юго-востоке Закарпатья. Уния там была заключена лишь в 1721 г. Но и после этого православие ещё долго сохранялось в местных монастырях. Молдавские и сербские епископы оказывали значительную поддержку православию, однако противостоять давлению светских и католических властей было весьма сложно. Особенно активно стала распространяться уния при греко-католическом епископе Иосифе де Камелисе (1690—1706).

Серьёзным ударом для православия стало поражение восстания во главе с князем Ференцем II Ракоци (1703—1711). В результате, в 1713 году была заключена уния в Марамуреше (ныне Румыния). К 1721 году унию признали почти все православные священники Закарпатья. Однако, с православной иерархией в крае было покончено лишь после того, как в 1735 г. в Хустском замке был замучен до смерти последний православный епископ Досифей Феодорович.

В 1949 году под давлением советской власти уния была разорвана и сохранялась только в подполье. Была образована православная Мукачевская и Ужгородская епархия Московского патриархата. В конце 1980 годов уния была восстановлена в Закарпатье.

Литература

• Magocsi Paul R., Pop Ivan. Encyclopedia of Rusyn History and Culture. — Toronto: University of Toronto Press, 2005. — ISBN 0-8020-3566-3.
• Warzeski Walter C. Byzantine Rite Rusins in Carpatho-Ruthenia and America. — Pittsburgh: Byzantine Seminary Press, 1971.
• Nemec Ludvik. [www.jstor.org/pss/3162256 The Ruthenian Uniate Church in Its Historical Perspective] // Church History. — Vol. 37. — No. 4. (Dec., 1968). — P. 365—388.

См. также

• Русинская грекокатолическая церковь

Отрывок, характеризующий Ужгородская уния

– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.