Ужевич, Иван Петрович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ужевич»)
Перейти к: навигация, поиск
Иван Петрович Ужевич

Ива́н Петро́вич Уже́вич (укр. Іван Ужевич, блр. Іван Ужэвіч, пол. Jan Użewicz; сам писал своё имя — Іωаннъ Ужевичъ Словянинъ, Ioannes Usevicius Sclavonus, Ioannes Ugevicius Sclavonus, Jan Użewic; в списке студентов Краковского университета — Ioannes Petri Uzewicz) (10-е гг. XVII в. — после 1645 г.) — западнорусский языковед.

Биография малоизвестна, кроме того, что с 1637 г. учился в Краковском университете, а в 1643 г. был студентом Парижского университета. Студентом в Кракове на польском языке написал панегирик на честь свадьбы Александра Пшиленцкого с Евой Рупнёвской (1641). В историю филологии Ужевич вошел как учёный, который написал первую грамматику западнорусского языка.





«Грамматыка словенская»

Ужевич написал латиноязычную рукопись «Грамматыка словенская», известную в двух версиях, парижской (1643) и аррасской (1645). Обе рукописи были изданы И. Белодедом и Е. Кудрицким в 1970 году в Киеве. Работа Ужевича, частично базирующая на грамматиках П. Статориюса (Стоенского) и Мелетия Смотрицкого, — первая грамматика «простой мовы» (а не церковнославянского языка), общего литературного языка украинцев и белорусов, который автор называет «lingua popularis», то есть «народным языком». Соответственно, Ужевич иногда параллельно употребляет «украинские» и «белорусские» варианты (напр., сегодня украинское що рядом с што, что сегодня является белорусским словом). А. Горбач (1967) допускает, что Ужевич приходил из области украинско-белорусской языковой границы.

Грамматика Ужевича ясно отражает сравнительный подход. Вероятно, в этом контексте стоит воспринимать её название «Grammatica sclavonica» (а не «ruthenica»). Многое, что Ужевич пишет о «простой мове», кажется, относится и к церковнославянскому, а там, где эти языки расходятся, он часто приводит и специфическую информацию о церковнославянском языке. Кроме того, в грамматике встречаются замечания о специфике польского, чешского, моравского и хорватского языков, а «Отче Наш» приводится в церковнославянском, «простомовном» и хорватском (в глаголице) вариантах.

Как во всех грамматиках этого времени, и в грамматике Ужевича отражаются проблемы адаптации латинской грамматической системы к другому языку. Так, с одной стороны, встречаются длинные списки конструированных форм глаголов без практического значения для «простой мовы», напр. оптатив плюсквамперфекта (желательное наклонение предпрошедшего времени) бодай бымъ былъ кова́лъ (Аррас, 452). С другой стороны, Ужевич не знает местного (предложного) падежа (которого нет в латинском языке), и поэтому старается объяснить его окончания, подобные то дательному, то творительному падежу («аблятиву»), как «casus vagabundi» («бродяжничающие падежи», Аррас, 332-341).

«Розмова · Бесѣда»

Как Х. Кайперт (2001) показал, автографом Ивана Ужевича является также анонимная рукопись «Розмова · Бесѣда» (до тех пор языковедами ошибочно датировавшаяся концом XVI в.), которая, как и первый из рукописей «Грамматыки», хранится во Французской национальной библиотеке в Париже. Это перевод известного разговорника Н. Берлемонта параллельно на «простую мову» и на церковнославянский язык. Над левым, «простомовным» столбцом («Розмовой») написано «Popularis», над правым, церковнославянским («Бесѣдой») — «Sacra». Может быть, этим разговорником автор хотел читателям своей грамматики показать на практике, как отличается «народный» от «священного» языка. Таким образом, разговорник дает нам богатый языковой материал для иллюстрации грамматики Ужевича, которого в самой грамматике, написанной на латыни, относительно мало. Кроме того, этот материал состоит из бытовых диалогов, которые написаны на очень живом языке.

Разговорник был издан в 2005 году вместе с латинским оригиналом этого перевода и с параллельным текстом на польском языке.

Сочинения

  • Obraz cnoty y sławy w przezacney fámiliey Ich MM. PP. Przyłęckich, wiecznemi czásy nieodmiennie trwájący. Ná wesoło fortunny akt małżeński przezacnych małżonkow Jego Mośći P. Alexandra z Przyłęka Przyłęckiego, y Jey Mośći Panny Ewy z Rupniowa Rupniowskiey, Aońskim piorem odrysowány y ná ućiechę nowemu Stadłu ofiarowány przez Jana Użewica sławney Akademiey Krákowskiey Studenta (Краков, 1641).
  • [litopys.org.ua/uzhgram/uz.htm Грамматыка словенская] (Париж, 1643; б.м.н. 1645).
  • [www.uni-bonn.de/~dbuncic/rozmova/ Розмова • Бесѣда] (б.м.н., сер. XVII в.; ISBN 3-87690-892-2).

Напишите отзыв о статье "Ужевич, Иван Петрович"

Литература

  • Белодед 1972 — Иван Константинович Белодед. «Славянская грамматика» Ивана Ужевича 1643 г. // Известия Академии Наук СССР. Серия литературы и языка. Т. 31.1, стор. 32-40.
  • Бунчич 2006 — Daniel Bunčić. Die ruthenische Schriftsprache bei Ivan Uževyč unter besonderer Berücksichtigung seines Gesprächsbuchs Rozmova/Besěda. Mit Wörterverzeichnis und Indizes zu seinem ruthenischen und kirchenslavischen Gesamtwerk. München 2006 (= Slavistische Beiträge, Hg. Peter Rehder, Bd. 447). ISBN 3-87690-932-5. [www.daniel.buncic.de/diss/abstr_ru.htm Резюме на русском языке.]
  • Горбач 1967 — Олекса Горбач. Рукописна «Граматыка словенская» Івана Ужевича з 1643 й 1645 років. // Наукові Записки Українського Технічно-Господарського Інституту (Мюнхен), 16 (17), стр. 3-22. — Перепечатано в: Olexa Horbatsch. Gesammelte Aufsätze. Т. IV. München 1993, стор. 59-77.
  • Дингли 1972 — James Dingley. The two versions of the Gramatyka Slovenskaja of Ivan Uževič. // The Journal of Byelorussian Studies, 2.4 (1972), стор. 369—384.
  • Жовтобрюх 1976 — Михайло Андрійович Жовтобрюх. «Граматика словенская» Івана Ужевича — пам’ятка староукраїнської літературної мови. // Слово і труд. До сімдесятиріччя академіка Івана Костянтиновича Білодіда. — Київ, 1976. — Стор. 167—179.
  • Кайперт 2001 — Helmut Keipert. «Rozmova/Besěda». Das Gesprächsbuch Slav. № 7 der Bibliothèque nationale de France. // Zeitschrift für Slavische Philologie 60.1, стор. 9-40.
  • Нимчук 1985 — [litopys.org.ua/nimchuk/nim.htm Василь Васильович Німчук. Мовознавство на Україні в XIV—XVII ст. — Київ, 1985. — Стор. 155—198.]
  • Соболевский 1906 — А. И. Соболевскій. Грамматика И. Ужевича. // Чтенія въ Историческомъ обществѣ Нестора Лѣтописца. — Т. 19.V.2 (1906). — Стор. 3-7.
  • Шевелёв 1979 — George Y. Shevelov. A historical phonology of the Ukrainian language. — Heidelberg, 1979.
  • Ягич 1907 — Vatroslav Jagić. Johannes Uževič, ein Grammatiker des 17. Jh. // Archiv für slavische Philologie 29 (1907), стор. 154—160.
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Ужевич, Иван Петрович

Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.