Узарски, Адольф

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Адольф Узарски (нем. Adolf Uzarski, род. 14 апреля 1885 г. Рурорт, ныне Дуйсбург — ум. 14 июля 1970 г. Дюссельдорф) — немецкий писатель, художник и график.



Жизнь и творчество

А.Узарски родился в семье коммерсанта. После окончания гимназии учился на строителя, получив диплом архитектора после окончания специализированной школы в Кёльне. Затем 2 года проработал в строительном управлении. В 1906 году он поступает в дюссельдорфскую школу прикладного искусства, где изучает книжное и графическое искусство. В 1910 он открывает в Дюссельдорфе свою графическую мастерскую. В 1911 году художник совершает путешествие по Южной Европе и Северной Африке. Начало Первой мировой войны застало его в Париже, который Узарски успел покинуть с одним из последних поездов. В годы войны работал художником в рекламном агентстве Тица, выпускал плакаты и открытки патриотическлгл содержания. В то же время с 1915 года он придерживался антивоенных взглядов.

После окончания войны, 24 февраля 1919 года А.Узарски, вместе с художником Артуром Кауфманом и писателем Гербертом Ойленбергом, основывает творческий союз Молодой Рейнланд. Коммунист по убеждениям, Узарски участвует в 1918 году создании Союза Иммерман и в 1919 — левоориентированного Союза активистов. Узарски проводил активную работу с тем, чтобы ознакомить немецкую общественность с новейшими веяниями модернистского и экспрессионистского искусства. В 1922 году его бывший шеф и крупный коммерсант Л.Тиц предоставил Узарски помещения на 4-м этаже своего универмага в Дюссельдорфе для организации там 1-й международной выставки в универмаге Тиц. Среди прочих шедевров здесь можно было увидеть работы А.Архипенко, М.Шагала, Э.Барлаха, Дж.де Кирико, Лионеля Фейнингера, П.Пикассо, В.Лембрука, Э. Л. Кирхнера, Э.Хеккеля. В 1923 году, после художественных споров с галеристкой Иоганной Эй, Узарски покидает Молодой Рейнланд и основывает Рейнгруппу.

Так как А.Узарски был известен своей борьбой с милитаризмом, реакцией и антисемитизмом, с приходом в Германии в 1933 к власти национал-социалистов он подвергается преследованиям. Узарски был уволен из Западногерманского радио, его заявления на вступление в Имперскую палату писателей и Имперскую палату изящных искусств были отклонены; Узарски было запрещено рисовать и писать художественные произведения. В 1933—1945 годах он постоянно меняет места своего проживания. Последние годы войны художник провёл в Бельгии. После освобождения Германии от нацизма он возвращается в Дюссельдорф. Сотрудничал с журналом «Der deutsche Michel», где публиковались карикатуры Узарски. В 1950-е годы интерес к работам художника, казалось, был утерян, однако в 1967 году проходит ретроспектива его работ в берлинской Академии искусств, а в 1970, незадолго до смерти мастера, графические работы Узарски участвуют в выставке «Старые времена» в Городском музее Дюссельдорфа.

В 1908 году появляются первые плакаты работы Узарски, с 1913 года начинается его деятельность иллюстратора. В 1916—1917 годах появляется его антивоенная серия литографий Танец смерти. Ранние рисунки Узарски созданы в стиле модерн, позднее он увлекается экспрессионизмом и таким течением в искусстве, как Новая вещественность. В 1919 выходит в свет первый из 10 написанных им романов. В течение 1920-х годов он выпускает в среднем один роман в год. Наиболее известным из них является выдержавший множество переизданий «Мёппи — воспоминания одной собаки» («Möppi — Memoiren eines Hundes»), ставший своего рода частью местного дюссельдорфского фольклора. После 1945 года А.Узарски выпускает несколько книг с картинками для детей.

Сочинения и графика

  • «Tuti-Name», 12 Bl. Originalsteindruck 66 x 51,5 Düsseldorf 1919
  • «Möppi», München, 1921
  • «Die spanische Reise», München, 1921
  • «Chamäleon. Ein Heldenbuch.», München, 1922
  • «Die Reise nach Deutschland.», Potsdam, 1924
  • «Tun-Kwang-pipi», Potsdam, 1924
  • «Die Schandsäule von Ludwig M.», Aufzeichnungen einer Vision, 1925
  • «Herr Knobloch», München, 1926
  • «Die Fahrten der Mariechen Stieglitz», Düsseldorf 1927
  • «Kurukallawalla», München, 1927
  • «Der Fall Uzarski», München, 1928
  • «Das Hotel Zum Paradies», München, 1929
  • «Beinahe Weltmeister», München, 1930
  • «Panoptikum», Berlin, 1955
  • «Eine nachdenkliche Geschichte in 48 Bildern», Berlin, 1984
  • «Lager-Schaden», Berlin, 1985

Напишите отзыв о статье "Узарски, Адольф"

Литература

  • Wilfried Kugel: Adolf Uzarski : (1885—1970), in: Literatur von nebenan, Bielefeld, 1995, S. 361—365
  • Marlene Lauter: Bilder zum Lesen — Das graphische und malerische Werk von Adolf Uzarski, Köln/Weimar, 1990
  • Michael Matzigkeit: Uzarski, Adolf, in: Walther Killy, Literaturlexikon. Autoren und Werke deutscher Sprache, München 1991, Bd. 11, S. 502
  • Adolf Uzarski 1885—1970 — Gemälde Grafik. Zum 100. Geburtstag. Ausstellungskatalog Stadtmuseum Düsseldorf, 1985

Отрывок, характеризующий Узарски, Адольф

Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.