Узе, Бодо

Бодо Узе
нем. Bodo Uhse
Бодо Узе на Конгрессе немецких писателей. 1950
Дата рождения:	12 марта 1904(1904-03-12)
Место рождения:	Раштатт
Дата смерти:	2 июля 1963(1963-07-02) (59 лет)
Место смерти:	Берлин
Гражданство:	Германия Германия
Род деятельности:	писатель, политический деятель

Бодо Узе (нем. Bodo Uhse; 12 марта 1904, Раштатт — 2 июля 1963, Берлин) — немецкий писатель и политический деятель.

Биография

Родился в небогатой офицерской семье. Бросил учёбу, чтобы участвовать добровольцем в «Капповском путче» 1920 года. После попытки национал-социалистов захватить власть в Мюнхене в ноябре 1923 года (так называемый Пивной путч), в котором Узе также принимал активнейшее участие, он переехал в Берлин. Узе глубоко сочувствовал крестьянству, яростно отстаивавшему свои права, что и привело Узе в тюрьму. После кратковременного заключения Узе примкнул к группе Отто Штрассера. После падения О. Штрассера был исключён из национал-социалистической партии.

В дальнейшем Узе всё теснее сближается с деятелями крестьянского движения. Борьба за освобождение одного из крупнейших его вождей К. Гейма привела Узе к контакту с коммунистами. Огромное впечатление произвели на него книги Ленина — особенно «Государство и революция» — и «Вопросы ленинизма» Сталина. В 1932 году крестьянский съезд избрал Узе секретарём всегерманского крестьянского комитета. Узе написал брошюру «Борьба крестьян с крестьянской нищетою», разъезжал в качестве агитатора по Германии. После государственного переворота 1933 года в Германии Узе пришлось перейти на нелегальное положение, затем он эмигрировал. В 1934 году лишён германского гражданства.

В 1935 году в Париже и в Москве (в советском издательстве иностранных рабочих) вышел роман Узе «Наёмник и солдат» (Söldner und Soldat). Это, однако, скорее острый политический памфлет на автобиографической канве, чем роман. «Наёмник и солдат» знакомит нас с переживаниями определённых кругов интеллигенции, крестьянства и мелкой городской буржуазии, восторженно встретивших переворот 1933 года и затем отошедших от национал-социализма к буржуазному республиканизму, либо ставших на пролетарские позиции.

Узе много знал о современной ему Германии, палитра его достаточно богата, чтобы дать ряд типичных её образов. Узе отлично владел иронией и превосходно знал изображаемую им среду. С большой теплотой рисовал он деятелей революционного подполья. История собственных разочарований Узе даёт фон его памфлету. Он превосходно мотивировал крах всех попыток овладеть рабочим движением путём возбуждения шовинизма в рабочих массах, путём ли несбыточных обещаний фантастических социальных реформ. Он разоблачал влияние злопыхательных публицистов, которые в личных интересах действовали против Советского Союза. Но, по мнению советских критиков, Узе не разбирался в органической последовательности явлений своей эпохи. В публицистике Узе время от времени слышались отзвуки его буржуазного прошлого, хотя его былые заблуждения и изжиты. Пламенная вражда к капиталистическому человеконенавистничеству выжгла до корня то, что некогда связывало Узе с идеологией империализма. Строго говоря, Узе никогда не был подлинным империалистическим идеологом. Свою борьбу с империализмом Узе продолжал в Испании в качестве политкома Интернациональной бригады. Речь Узе на 2-м интернациональном съезде писателей была напечатана в журнале «Das Wort» (№ 10, 1937).

С 1939 года жил в США и Мексике, сотрудничал в антифашистской газете «Фрайес Дойчланд» («Freies Deutschland»). Вернулся на родину в 1948 году; в 1950—52 годах был председателем Союза писателей ГДР. Литературный путь начал автобиографическим романом «Наёмник и солдат» (1935) и книгой очерков об Испании «Первая битва» (1938, рус. пер. 1942). Наиболее значительные произведения Бодо Узе — романы «Лейтенант Бертрам» (1944) и «Патриоты» (1954), а также новеллы и повести в сборниках «Святая Кунигунда в снегу» (1949) и «Мост» (1952). Художественная проза Узе восприняла традиции Г. Клейста и опыт газетной публицистики, репортажа. Узе является лауреатом Национальной премии ГДР (1954). Умер в 1963 году в Берлине и был похоронен на Доротеенштадтском кладбище.

Литература

• Узе Б. Искры во мгле. — М., 1960.
• Зегерс А. Основные вопросы современной немецкой литературы // Иностранная литература. — 1956. — № 3.
• Фрадкин И. М. Литература новой Германии. — М., 1961.
• [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/leb/leb-4971.htm Узе Бодо] — статья из Литературной энциклопедии 1929—1939

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Бодо Узе
• [www.die-kommenden.net/dk/zeitgeschichte/bodo_uhse.htm Биография Бодо Узе] (нем.)
• [www.nb-info.ru/revolt/uhse1.htm Бодо Узе: между национальным социализмом и социалистическим патриотизмом] (рус.)

Отрывок, характеризующий Узе, Бодо

– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.