Узе, Беате
| Беате Узе | |
| Beate Uhse | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Место смерти: | |
| Образование |
Лётная школа Рангсдорфа |
| Компания | |
| Компания | |
| Компания | |
| Должность |
Основательница |
| Награды и премии |
Почётный гражданин Фленсбурга |
Беате Узе (Беате Ротермунд-Узе, урожд. Кёстлин, нем. Beate Uhse-Köstlin, 25 октября 1919, Кранц, Восточная Пруссия — 16 июля 2001, Санкт-Галлен, Швейцария) — немецкая женщина-пилот и предприниматель. Первая и единственная женщина-каскадёр Германии в 1930-х годах. После войны открыла первый секс-шоп в мире. Сегодня АО Беате Узе — это представленный на бирже мировой лидер в торговле «эротическими принадлежностями». Эта же компания открыла и собственный спутниковый телеканал в сети вещания SkyTV (Германия) — Beate UhseTV.
Жизненный путь
Беате Узе родилась в семье фермера Отто Кёстлина и врача Маргареты Кёстлин (одной из пяти первых женщин-врачей Германии). Она была младшим ребёнком из трёх детей.
В возрасте восьми лет она услышала от своего брата легенду об Икаре. Её поразила как сама история, так и идея полёта — настолько, что девочка начала собирать куриные перья, после чего склеила крылья и прыгнула с ними с крыши веранды отцовского дома. Беате была непоседливым ребёнком. Родители не старались её дисциплинировать, а наоборот потакали ей и поддерживали её во всём, что ей было интересно и чем она увлекалась. Они позаботились о хорошем школьном образовании. Родители открыто говорили с детьми обо всём, в том числе и о сексуальном образовании и необходимой при этом гигиене. В 15 лет Беате становится мастером спорта по метанию копья.
Беате не хочет ни при каких обстоятельствах идти по стопам своих родителей и становиться врачом или фермером. Она мечтает о карьере лётчика.
Карьера пилота
В возрасте 16 лет Беате отправилась на один год в Англию в качестве au pair для изучения английского языка. После этого она вернулась в хозяйство родителей и следуя их уговорам получила «настоящую» профессию домохозяйки. В это время её отец случайно познакомился в поезде с представителем немецкого аэроклуба — неким господином Саксенбергом, и «пожаловался» ему на свою «сошедшую с ума» по полётам дочь и на «абсурдную» идею о женщинах-пилотах. Саксенберг, напротив, был восхищён этой идеей, и отправил Беате материалы с информацией об обучении на пилота.
В конце концов родители уступили натиску дочери, и в 1937 году Беате начала посещать летную школу Рангсдорф недалеко от Берлина. В октябре, к своему дню рождения, она получила удостоверение пилота. В 1938 году она сдала экзамен художественного пилотирования и вскоре после этого выступала за Германию в «иностранном ралли» в Бельгии. Она заняла 1-е место в гонках в своей категории, 2-е — в соревновании по прицельной посадке и 3-е — в соревновании по точности полёта.
Некоторое время она работала практиканткой на заводах Бюкера, затем, в возрасте 19 лет, перешла на самолётную фабрику Фридриха в качестве пилота-испытателя. Вскоре она получила приглашение от киностудии «UFA» на должность пилота-дублёра и с радостью приняла это приглашение. На этой должности она работала, среди прочих, и с Гансом Альберсом — её образцом для подражания. В фильме «Вода для Канитоги» она, как дублёр Рене Дельтгена, летала сквозь аэростатное заграждение и имитировала крушение.
Беате была влюблена в своего учителя по художественному пилотированию Ганса Юргена Узе, но, тем не менее, отклонила все его предложения о браке. Она «ни за что в жизни не хочет прекратить летать ради какого-либо мужчины». Так как Ганс-Юрген полностью поддерживал её в этом, то она в конце концов уступила ему, но при этом возникло новое препятствие — на брак не соглашается её отец. Целый год он не давал своего благословения, но в итоге уступил, и свадьба была назначена на 10 октября 1939 года. Из-за начала войны сделать это оказалось невозможным. 28 сентября Ганс Юрген должен был ехать на фронт. Они поженились за 4 часа до его отъезда по процедуре военного венчания.
Спортивные полёты во время войны были запрещены, и Беате вынуждена была оставаться на земле. Она не могла примириться с жизнью в маленьком домике в Рангсдорфе и поэтому приняла предложение люфтваффе о работе в эскадрилье перегонщиков самолётов. У неё появилась возможность летать на самолётах, к которым в иных обстоятельствах её ни за что бы не допустили: Junkers Ju 87 и «Мессершмитт». Она решила, что с опытом полётов на таких самолётах у неё будут хорошие шансы получить после войны место пилота.
В 1943 году у неё родился сын Клаус. Так как она работала на военно-значимой должности, она получила разрешение нанять служанку по уходу за ребёнком и продолжать работать. В 1945 году её муж погиб в результате несчастного случая, оставив 26-летнюю Беате вдовой с годовалым ребёнком. После смерти мужа Беате, теперь в чине гауптмана, продолжала перегонять самолёты на фронт, при этом часто попадая под огонь и временами едва спасаясь от смерти.
В апреле 1945 года Берлин был окружён. Командир авиазвена Беате хотела перегнать своё звено на запад. Беате пробралась через разрушенный город до Рангсдорфа, где забрала своего сына и служанку. Они вернулись на аэродром, но её звено, вместе с её самолётом, уже улетело. Она нашла заправленный самолёт для эвакуации раненых — с бортмехаником, но без пилота. Погрузив раненых, сына, служанку и всех кто хотел улететь, она взлетела с большим перегрузом. Одной из последних она покинула Берлин в сторону запада и благополучно приземлилась в Леке — в северном Фризланде. Здесь Беате была пленена британскими войсками. После освобождения из плена, она вместе с сыном поселилась во Фленсбурге.
Карьера предпринимателя
Карьера пилота для Беате после войны невозможна — бывшим лётчикам люфтваффе запрещено летать. Молодой вдове надо найти другой способ прокормить себя и маленького сына. Сначала она начала работать на чёрном рынке. Она ходит от дома к дому и перепродаёт различные товары. При этом она знакомится со многими домохозяйками и узнаёт их проблемы: вернувшиеся с фронта мужья, также как и их жены испытывают потребность в сексуальных отношениях, но при этом боятся завести ребёнка, так как для детей «нет жилья, нет доходов и нет будущего». Многие не знают иного выхода, кроме как делать нелегальные аборты. Беате вспоминает уроки сексуального воспитания, сексуальной гигиены и предохранения от беременности, которые ей давала её к тому времени уже умершая мать. Она разыскивает информацию о противозачаточном методе Кнаус-Огина и выпускает брошюру, в которой описывает, как женщины могут определять дни, в которые зачатие невозможно.
До 1947 года брошюра «Текст Икс» продаётся в количестве 32 тысяч экземпляров по цене 50 пфеннигов за штуку. При помощи этого капитала Беате распространяет деятельность своей фирмы «Рассылка Беате» и на большие города, такие как Гамбург и Бремен. Многие люди посылают ей письма с просьбами дать совет по вопросам сексуальности и эротики. В своей автобиографии она пишет: «Людям не были известны самые очевидные вещи». Вскоре, кроме «Текста Икс», она начинает продавать презервативы и «Брачные книги».
В 1951 году Беате Узе основывает фирму «Товары почтой Беате Узе». На продажу предлагаются презервативы и книги о «Гигиене Брака». Уже через 2 года на фирме работают 14 человек. Беате Узе выходит замуж за фленсбургского предпринимателя Эрнст-Вальтера Ротермунда и рожает второго сына — Ульриха.
В 1962 году она открывает во Фленсбурге свой первый магазин «Спецмагазин гигиены брака» — первый в мире секс-шоп. По совету своего адвоката она открывает магазин накануне Рождества. По его мнению, возмущенные бюргеры не стали бы делать нападки на магазин в Рождество, а после рождества возмущение бы уже поостыло. Расчёты адвоката оправдались. В магазине, также как и в каталоге Беате предлагает товары по «гигиене брака». Успело пройти совсем немного времени, как полиция, по заявлению возмущенного бюргера, начинает охоту за теми из её товаров, которые служат «противоестественному, перечащему порядочности и традициям, подстёгиванию к удовлетворению полового возбуждения». До 1992 года было подано более 2000 исков против её фирмы. Беате Узе переживает дискриминацию и другого рода: биржевое объединение немецких книготорговцев отказывает в членстве её издательству Stephenson по причине «нравственных соображений». Её не хотят принимать в теннисный клуб Фленсбурга по причине «общих размышлений».
В 1979 году она разводится с мужем. В 1983 году у неё находят рак желудка, который она, однако, пережила. В 75 лет она сдаёт экзамен на водолаза. В 1996 г. она осуществляет свою многолетнюю мечту и открывает в Берлине музей эротики Беаты Узе. В 1999 году её фирма выпускает акции и выходит на биржу, что вызывает в финансовом мире огромный интерес. Цена акции возрастает в 64 раза.
Беате Узе умирает в 2001 г. в швейцарской клинике из-за воспаления лёгких.
Беате Узе внесла значительный вклад в сексуальное просвещение в немецкоговорящем мире. В 1989 году она была награждена федеральным крестом за заслуги, в 1999 г. ей было присвоено звание почётного гражданина Фленсбурга.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Напишите отзыв о статье "Узе, Беате"
Отрывок, характеризующий Узе, Беате
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.
Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.
Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
