Узловая I

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 53°58′27″ с. ш. 38°10′28″ в. д. / 53.974222° с. ш. 38.174639° в. д. / 53.974222; 38.174639 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=53.974222&mlon=38.174639&zoom=14 (O)] (Я)
Станция Узловая I
Москва — Донбасс
Вязьма — Сызрань
Московская железная дорога
Вокзал станции Узловая и дизель-поезд Д1-500
Регион ж. д.:

Тульский

Дата открытия:

1873

Прежние названия:

Хрущевская

Тип:

сортировочная

Классность:

внеклассная

Количество платформ:

3

Тип платформ:

1 боковая, 2 островные

Форма платформ:

Прямые платформы с незначительным изгибом со стороны депо

Тарифная зона:

20

Код в АСУЖТ:

[osm.sbin.ru/esr/esr:224204 224204]

Код в «Экспресс-3»:

2000230

Узлова́я I — узловая станция Московской железной дороги, расположенная в городе Узловая. Является центром Тульского региона МЖД. Станция является внеклассной, сортировочной. Начальник — Егор Игоревич Зубков.





История

Возникла в 1873 году одновременно с поселением и именовалась как «Хрущевская».

В наши дни станция Узловая-1 (индекс 1 был получен после появления станций Узловая-2 и Узловая-3) делится на несколько частей: сортировочная, пути отстоя и локомотивное депо, пассажирские платформы. На пассажирской части станции имеется вокзал послевоенной постройки (был возведён в современном виде в процессе расширения станции в 1946—1950-м годах (пассажирская станция перенесена с прежнего места в районе нынешнего Локомотивного депо), старое здание вокзала не сохранилось, на его месте теперь железнодорожные пути), 3 пассажирские платформы на 5 путей, соединённых с вокзалом переходным мостом железобетонной конструкции (построен в 19921994 годах в качестве замены старого стального моста с деревянным настилом, который находился на 30 метров ближе по направлению к вокзалу), снесённого по причине безопасности (истечение срока гарантийной эксплуатации), а также низкой высоты, не совместимой с проведением перевода в перспективе станции и всего участка на электрическую тягу.

Деятельность

Основную часть пассажирского сообщения ст. Узловая-1 составляют пригородные дизель-поезда в Новомосковск, Урванку, Тулу, Алексин, Ожерелье, Ефремов, Ряжск, Белёв[1] и другие населённые пункты. Пассажирские поезда имеют стоянку 4—10 минут без смены локомотива (смену локомотива имеют лишь несколько поездов, следующих на направлении Смоленск — Ряжск, например поезд Минск — Челябинск, ещё ранее в течение нескольких десятилетий (возможно еще с 19-го века, как минимум с начала 1950-х до 1996 года) смену локомотива имел поезд Калуга — Ряжск).

В чётной стороне станции находится одноимённое локомотивное депо (ТЧ-35 Московской железной дороги), а также вагонное депо. В настоящее время, локомотивное депо делится на 2 отделения — Локомотивы и МВПС. Депо Узловая — одно из крупнейших депо, эксплуатирующее дизель-поезда Д1, на территории бывшего СССР. Всего в приписке депо Узловая имеются тепловозы серии 2ТЭ10М, ЧМЭ3, дизель-поезда Д1 и постепенно заменяющие их РА2. На станции с северного торца вокзала имеется паровоз-памятник ФД20, установленный в увековечение вклада узловских железнодорожников в победу в Великой Отечественной войне.

Дальнее сообщение

По состоянию на июль 2016 года через станцию курсируют следующие поезда дальнего следования:

Круглогодичное обращение поездов

Сезонное обращение поездов

Напишите отзыв о статье "Узловая I"

Примечания

  1. [www.newmsk-rail.ru/news/otmeny_prigorodnykh_poezdov_v_tulskoj_oblasti_s_16_marta/2010-03-07-54 Отмена дизель-поезда до ст. Белёв]

</center>

Отрывок, характеризующий Узловая I

Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.