Узники Лейно
Поделись знанием:
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
Узники Лейно — группа из 20 человек, выданных Финляндией СССР в 1945 году и много лет проведших в советских лагерях и тюрьмах.
Содержание
Арест
В 1945 действовала Союзная контрольная комиссия в Финляндии, возглавляемая Андреем Ждановым. 20 апреля 1945 года министр внутренних дел Финляндии коммунист Юрьё Лейно (фин. Yrjö Leino) был вызван в контрольную комиссию. Там генерал-лейтенант Г.Савоненков, заместитель Жданова, вручил Лейно письмо, подписанное председателем комиссии с требованием о задержании и передаче СССР 22 человек, «виновных в совершении военных преступлений, проводивших по заданию немцев шпионскую и террористическую деятельность против Советского Союза».
В ночь с 20 на 21 апреля 20 человек из представленного списка (двое успели, видимо, покинуть Финляндию) были задержаны и переданы Контрольной комиссии. На самолёте они были отправлены в Москву.
Арестованные были разными по возрасту, национальности и гражданству людьми. Часть была гражданами Финляндии, другие были лицами без гражданства (с нансеновскими паспортами).
В СССР
Дела переданных рассматривались дважды, сначала Особым совещанием НКВД в 1945, а затем Особым совещанием МГБ в 1947 году. По различным пунктам 58 статьи они были приговорены ОСО к срокам от 5 до 25 лет тюремного заключения.
Некоторые умерли в советских лагерях и тюрьмах, большая часть после смерти Сталина вернулась в Финляндию в 1955-1956-х годах, двое остались в СССР.
Список «узников Лейно»
Финские граждане
- Борис Бьёркелунд (1893—1976). Бывший офицер русского императорского флота. В 20-х годах служил курьером в Финском Министерстве Иностранных Дел. Владелец антикварного магазина. В 1947 приговорен к 10 годам. Находился во Владимирской тюрьме, затем в лагере. В 1955 году вернулся в Финляндию. Опубликовал воспоминания о пребывании в СССР.
- Пётр Быстреевский (1904—1948). Работник на табачной фабрике в Хельсинки. Секретарь русской организации «Звено». Во время войны служил в финской армии пропагандистом. Умер во Владимирской тюрьме.
- Рихард Дам (1886—?). Немец. Приговорён к 5 годам. Освобожден из тюрьмы в апреле 1950 и отправлен в ссылку в Красноярский край. Вернулся в Финляндию в 1954 году.
- Дмитрий Дмитриевич Кузьмин-Караваев (1892—1985). Бывший ротмистр 6-го драгунского полка русской армии. Член РОВС. Приговорён к 10 годам. Освобожден в 1955 году и вернулся в Финляндию.
- Владимир Иванович Кузнецов (1894—1947). Приговорен ОСО к 10 годам. Умер в заключении.
- Василий Николаевич Максимов (1918—?). Переводчик в МИД Финляндии. Приговорен ОСО к 15 годам. В 1955 году освобождён и вернулся в Финляндию.
- Юрий Антонович Нарбут (1896—1951). Водитель, бывший член НТСНП. Приговорен ОСО к 20 годам. Умер в заключении.
- Унто Боман (Парвилахти) (1907—1970). Во время войны служил в Финском добровольческом батальоне СС. Приговорен к 5 годам. Освобожден в 1950 году, но сразу был отправлен в ссылку в Красноярский край. Вернулся в Финляндию в 1954 году. Написал воспоминания.
- Фёдор Фёдорович Пира (1909—?). Председатель русской организации «Звено». Приговорен к 10 годам. Вернулся в Финляндию в 1955 году.
- Борис Поппер (Берин-Бей) (1904—?). Приговорён к 10 годам. Вернулся в Финляндию в 1956 году.
- Кирилл Николаевич Пушкарёв (1897—1984). Бывший капитан царской армии. В Финляндии работал в полиции. Во время войны 1941—1944 годов он был откомандирован в качестве переводчика и офицера связи к немцам и с немцами побывал на южном берегу Финского залива в оккупированных немцами Петергофе и Царском Селе. Приговорён к 25 годам. Вернулся в Финляндию в 1955 году.
Без гражданства
- Владимир Владимирович Бастамов (1906—?). Работник табачной фабрики в Хельсинки. Активист русской организации «Звено». Приговорён ОСО к 20 годам. Вернулся в Финляндию в 1956 году.
- Дмитрий Дмитриевич Дараган (1907—1991). Приговорён ОСО к 15 годам. Вернулся в Финляндию в 1956 году.
- Северин Цезаревич Добровольский (1881—1946) — генерал-майор (1920, Северная область), представитель РОВС в Финляндии, принимал участие в организации переброски через советскую границу агентов РОВС с целью создания внутри СССР тайных опорных пунктов и ячеек, в сотрудничестве с Генеральным штабом Финляндии. 25 ноября 1945 года осуждён военным трибуналом Московского военного округа по статье 58-4 Уголовного кодекса и приговорён к расстрелу. По воспоминаниям соузников, отказался подавать прошение о помиловании. Был расстрелян 26 января 1946 года.
- Максимилиан Лоудон (1889—1947). Барон. Работал водителем в посольстве Румынии. Приговорён к 10 годам. Умер в заключении.
- Степан Максимович Петриченко (1892—1947).
- Георгий Поппер. Приговорён к 10 годам. Вернулся в Финляндию в 1956 году.
- Андрей Сумбатов. Активист русской организации «Звено». Приговорён к 10 годам. После освобождения остался в СССР.
- Игорь Михайлович Веригин. Активист русской организации «Звено». Приговорён к 10 годам. После освобождения остался в СССР.
- Александр Калашников. Бывший военнопленный, не пожелавший вернуться в Советский Союз после Советско-финской войны 1939—1940 годов.
Напишите отзыв о статье "Узники Лейно"
Литература
- Björkelund Boris. Stalinille menetetyt vuoteni. Elämäni vaiheet 1945—1955. Porvoo, 1966.
- Parvilahti Unto. Berijan tarhat. Havaintoja ja muistikuvia Neuvostoliitosta vuosilta 1945—1954. Helsinki, 1957.
- Бьёркелунд Б.В. Путешествие в страну всевозможных невозможностей/подготовка текста к публикации, научная редакция, вступительная статья и комментарии С.А. Манькова. – СПб.: Международная Ассоциация «Русская Культура», 2014
Ссылки
- [www.kolumbus.fi/edvard.hamalainen/docs/uzniki.htm «Узники Лейно»]
- [www.doykov.1mcg.ru/data/1/karavaev.doc Воспоминания Дмитрия Кузьмина-Караваева]
- [www.smershbook.com/finns/SitePages/Home.aspx SMERSH: Stalin’s Secret Weapon: Arrested Finns] (англ.)
Отрывок, характеризующий Узники Лейно
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
