Узник замка Иф

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Узник замка Иф (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Другие фильмы с таким же или схожим названием: см. Граф Монте-Кристо (фильм).
Узник замка Иф
Жанр

приключенческий фильм
драма
исторический фильм

Режиссёр

Георгий Юнгвальд-Хилькевич

Автор
сценария

Марк Захаров
Георгий Юнгвальд-Хилькевич

В главных
ролях

Виктор Авилов
Евгений Дворжецкий
Алексей Петренко
Анна Самохина
Михаил Боярский
Алексей Жарков

Оператор

Феликс Гилевич

Композитор

Александр Градский

Кинокомпания

Одесская киностудия

Длительность

236 минут

Страна

СССР СССР
Франция Франция

Год

1988

IMDb

ID 0096356

К:Фильмы 1988 года

«Узник замка Иф» — советский приключенческий фильм режиссёра Георгия Юнгвальд-Хилькевича, вышедший в 1988 году на Одесской киностудии. Фильм снят по мотивам романа Александра Дюма «Граф Монте-Кристо» и состоит из трёх частей: «Аббат Фариа», «Граф Монте-Кристо» и «Аз воздам».





Сюжет

Сюжет кинофильма во многом соответствует роману Александра Дюма, но в то же время отличается от него.

Фильм первый. 1-я серия «Аббат Фариа»

Кинофильм начинается с того, что Эдмон Дантес попадает по ложному обвинению в замок Иф, где ему суждено томиться 14 лет. В тюрьме он встречает аббата Фариа — человека, прослывшего сумасшедшим. Дантес и аббат общаются, перебираясь из камеры в камеру по подземному ходу. Фариа не просто помог Эдмону вспомнить, как он попал в замок Иф и кто виноват в этом, он сделал Эдмона другим человеком — одухотворённым, интеллектуалом, настоящим аристократом духа. С помощью аббата Фариа Эдмон постепенно осознаёт все события, которые привели его в темницу. Он вспоминает, как в самый канун свадьбы с Мерседес, его возлюбленной и невестой, его арестовали, а потом вызвали в зал суда.

Прокурор де Вильфор сначала казался доброжелательным и даже сжёг письмо к бонапартистскому комитету. Фариа объясняет Эдмону, что письмо предназначалось для отца Вильфора, а донос на Дантеса написал Фернан Мондего, двоюродный брат Мерседес, жаждущий жениться на ней, под диктовку Данглара, друга Дантеса.

Вскоре аббат Фариа умирает. Перед смертью он рассказывает Эдмону о несметных сокровищах острова Монте-Кристо. Дантес убегает из тюрьмы, подменив собой мёртвого аббата Фариа.

Фильм первый. 2-я серия «Граф Монте-Кристо»

Дантес находит несметные богатства на острове и покупает себе титул графа Монте-Кристо. Сначала он встречает Кадрусса — своего бывшего соседа. Тот рассказывает Эдмону всё о том, как Фернан писал донос под диктовку бывшего друга графа Монте-Кристо - Данглара, и о том, что произошло с друзьями и врагами Дантеса. Мерседес вышла замуж за Фернана, Данглар разбогател, а Вильфор стал королевским прокурором. Эдмон (назвавший себя аббатом Бузони) даёт Кадруссу бриллиант. Кадрусс, получив деньги за бриллиант, убивает ювелира. Потом же алчная жена Кадрусса Карконта убивает своего мужа и сама погибает в пылающим в огне доме (в романе Кадрусс умирает позже). Монте-Кристо видит всё это.

Далее Монте-Кристо едет в Рим, где во время карнавала спасает от разбойников Альбера де Морсера — сына Фернана Мондего, графа де Морсера и Мерседес. Альбер де Морсер оказывается поразительно похожим на молодого Эдмона Дантеса, что является загадкой для Монте-Кристо. Здесь мы видим также Франца д’Эпине, восхищающегося Гайде, наложницей графа. По приглашению Морсера Монте-Кристо едет в Париж, в театре граф встречает Альбера. В одной из лож он видит графа и графиню де Морсер — Фернана и Мерседес. Гайде узнаёт в Фернане убийцу Паши Янина Али-Тепелена и Василики — своих родителей.

Фильм второй. «Аз воздам»

Монте-Кристо жестоко мстит своим врагам, считая себя правосудием Божьим. Данглар разоряется и попадает в плен к разбойникам. Вильфор узнаёт в преступнике, выступившем на суде, своего сына, рожденного госпожой Эрминой Данглар, его бывшей любовницей, получает удар и после этого умирает. Фернан де Морсер обесчещен из-за истории с убийством Паши Янина Али-Тепелена и его жены Василики, жена и сын, узнав это, покидают его. Он, глядя в окно узнает в графе Монте-Кристо Эдмона Дантеса и кончает жизнь самоубийством.

Монте-Кристо, осознав, что в своей мести он сам стал нести зло, он решает помиловать Данглара, которого изначально хотел уморить голодом. Также он отказывается от дуэли с Альбером де Морсером и решает помочь Моррелю — своему бывшему хозяину. Моррель разорён, но Монте-Кристо оплачивает все его долги, а также отстраивает и возвращает ему корабль «Фараон».

В итоге Монте-Кристо понимает, что любовь гречанки Гайде к нему — это не любовь дочери к отцу, а нечто большее…

В ролях

В эпизодах

Съёмочная группа

Песни, прозвучавшие в фильме

  • «Песня о сумасшедших»
  • «Песня о свободе»
  • «Песня о золоте»
  • «Песня о Монте-Кристо»
  • «Песня о грехе»
  • «Прощание» (в фильме песня звучит в двух вариантах: в исполнении Александра Градского и в исполнении Марины Журавлёвой)
  • «Песня о надежде»

Исполнитель и автор песен Александр Градский

Так же в фильме используется музыка Джузеппе Верди и Цезаря Пуни

Подробности съёмок

Кастинг

Начиная поиск актёра режиссёр ставил задачу отыскать аналог знакомого советскому зрителю Жан Маре. Задача усложнялась пониманием советского зрителя того, каким может выйти из заключения незаслуженно осужденный заключённый. Юнгвальд-Хилькевич искал актёра, выглядевшего как «человек-топор — потерявший все чувства, кроме жажды мести». Подсказка нашлась в журнале «Театр», где текстовкой к маленькой фотографии значилось: «В Театре на Юго-Западе роль Гамлета играет непрофессиональный актёр, которого режиссёр увидел в самодеятельном коллективе и в тот же день взял к себе на все ведущие роли». Просмотр спектакля «Гамлет» окончательно убедил режиссёра в том, что граф Монте-Кристо найден.[1]

Для актрис Анны Самохиной и Надиры Мирзаевой фильм стал первым появлением на экране.[2] На роль Гайде достаточно долго не удавалось найти миниатюрную восточную женщину. Кастинг безрезультатно прошли десятки московских актрис, после чего режиссёр со своей ассистенткой (второй супругой Татьяной Черновой) поехали в хореографическую школу Ташкента на просмотр местных балерин. Юнгвальд-Хилькевич вспоминал, что некоторое время не решался её снимать, предчувствуя возможный «служебный роман» с последующей угрозой существующего брака…[3] В 1995 году Надира Мирзаева и Георгий Юнгвальд-Хилькевич официально поженились.

Места съёмок

Фильм снимался летом 1987 года в Италии, Одессе, Гурзуфе, Алуште, Алупке, Ленинграде, Риге, Таллине, Париже, Марселе и Бухаре:

  • Сцена маскарада в Риме снята на колоннаде Казанского собора в Санкт-Петербурге.
  • Посещение замка в Отейле — Царское село — Екатерининский сад и дворец. Также ряд сцен в третьей серии картины снят в Екатерининском дворце г. Пушкин. В частности, сцена встречи Мерседес и Монте-Кристо (Большой зал). Комната с картинами, мелькающая впоследствии, также принадлежит этому дворцу.
  • Роль судна исполнил бриг "Триумф"

Напишите отзыв о статье "Узник замка Иф"

Примечания

  1. ↑ Людмила ГРАБЕНКО. [bulvar.com.ua/gazeta/archive/s32_66256/8243.html Виктор АВИЛОВ обладал экстрасенсорными способностями и всегда знал, от чего умрет. Задолго до болезни он часто повторял: «По-моему, у меня рак…»] (рус.). Бульвар Гордона (8 августа 2013). Проверено 15 ноября 2015.
  2. ↑ Титры фильма
  3. ↑ Александр НЕЧАЕВ. [kp.ua/culture/199091-heorhyi-yunhvald-khylkevych-ya-zhyl-na-dve-semy Георгий ЮНГВАЛЬД-ХИЛЬКЕВИЧ: «Я жил на две семьи»] (рус.). Комсомольская правда в Украине (22 октября 2009). Проверено 15 ноября 2015.

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Узник замка Иф
  • [www.kino-teatr.ru/kino/movie/sov/7427/annot/ Фильм на сайте Кинотеатр.ру]
  • [pesnifilm.ru/load/uznik_zamka_if/158 Песни из фильма]

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

 Для улучшения этой статьи о кино желательно?:
Серия «Д’Артаньян
и три мушкетёра»
Прочие фильмы
Персонажи
Фильмы
Телевидение
Литература
Other
Граф Монте-Кристо (мюзикл Wildhorn-Murphy) • Граф Монте-Кристо (мюзикл Behr) • Christ 0 • The Treasure of Monte Cristo
Related

Отрывок, характеризующий Узник замка Иф

– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Узник_замка_Иф&oldid=81285664»