Уигфолл, Луис

Луис Уигфолл англ. Louis Wigfall
Сенатор КША
1862 — 1865
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена
Член Палаты представителей КША
1861
Предшественник:	нет
Преемник:	нет
Сенатор США от Техаса
5 декабря 1859 — 23 марта 1861
Предшественник:	Маттиас Уорд
Преемник:	вакантно
Сенатор Техаса
1857 — 1859
Губернатор:	Хардин Раннелс Сэм Хьюстон
Предшественник:	Уильям Томас Скотт
Преемник:	И. Эй. Бланш
Член Палаты представителей Техаса
1849 — 1850
Губернатор:	Питер Хансборо Белл
Рождение:	21 апреля 1816(1816-04-21) Эджфилд, Южная Каролина
Смерть:	18 февраля 1874(1874-02-18) (57 лет) Галвестон, Техас
Партия:	демократическая
Образование:	Виргинский университет Колледж Южной Каролины
Военная служба
Годы службы:	1861—1862
Принадлежность:	Армия США Армия КША
Звание:	бригадный генерал
Сражения:	Третья Семинольская война Гражданская война в США

Лу́ис Тре́зевант Уи́гфолл (англ. Louis Trezevant Wigfall; 21 апреля 1816, Эджфилд, Южная Каролина — 18 февраля 1874, Галвестон, Техас) — американский политик, сенатор США от Техаса, член Демократической партии.

Биография

Ранние годы

Луис Уигфолл родился на плантации рядом с Эджфилдом, штат Южная Каролина, в семье Леви Дюрана и Элизы Томпсон Уигфолл. Его отец, умерший в 1818 году, до переезда в Эджфилд был успешным торговцем в городе Чарльстон. Его мать была из рода французских гугенотов Трезеван. Она умерла, когда Луису было 13 лет. Старший брат Луиса, Хэмден, был убит на дуэли, а другой, Артур, стал епископом Епископальной церкви.

До 1834 года Уигфолл работал частным учителем, после чего год учился в Rice Creek Springs School, военной школе для детей аристократов около Колумбии. Затем Уигфолл поступил в Виргинский университет, где вызвал на дуэль оскорбившего его студента, однако конфликт был решён миром.

В 1836 году Уигфолл поступил в колледж Южной Каролины (ныне Университет Южной Каролины), чтобы завершить своё образование, однако занятия часто пропускал. Он проявлял интерес к юриспруденции, принимал участие в дискуссионных клубах, и писал послания на тему прав студентов. Однако больше времени Уигфолл проводил в тавернах, а не на занятиях. Чтобы принять участие в Третьей Семинольской войне во Флориде, он на три месяца оставил учёбу. В этой войне Уигфолл дослужился до звания лейтенанта добровольцев. Однако несмотря на плохую учёбу, ему удалось закончить колледж в 1837 году. Во время учёбы лучшим другом Уигфолла был Джон Лоуренс Мэннинг, который позже стал губернатором Южной Каролины.

В 1829 году Уигфолл вернулся в Эджфилд, где стал руководить адвокатской конторой своего брата. Однако вскоре он растратил всё наследство и, имея склонность к пьянству и азартным играм, влез в долги. Чтобы поддерживать такой стиль жизни, Уигфолл назанимал денег у своих друзей, в том числе у троюродного брата и будущей невесты Шарлотты Марии Кросс, на которой он женился в 1841 году. Она была дочерью известного адвоката и бывшего инспектора штата Южная Каролина полковника Джорджа Уоррена Кросса. Однако работа простым клерком не устраивала темпераментного и целеустремлённого Уигфолла, а также оказалась не такой прибыльной, как он надеялся.

Начало политической карьеры

На губернаторских выборах в Южной Каролине в 1840 году Уигфолл активно поддерживал кандидатуру Джона Питера Ричардсона II в борьбе против более радикального Джеймса Генри Хэммонда, которая привела к публичным дискуссиям и оскорблениям. В течение пяти месяцев Уигфоллу пришлось участвовать в драке, двух дуэлях, а также его обвинили в убийстве. Эта вспышка политического насилия завершилась в 1840 году на острове посреди реки Саванна вблизи Огасты, штат Джорджия, где Уигфолл во время дуэли с будущим конгрессменом Престоном Бруксом был ранен в оба бедра. Хотя Хэммонд проиграл выборы, он попытался примирить двоих горячих молодых людей. Уигфолл в итоге стал адъютантом и подполковником в офисе губернатора Ричардсона, но никогда не был полностью удовлетворён результатом инцидента с Бруксом.

Такое начало политической деятельности и конфликт с Бруксом разрушили юридическую практику Уигфолла. В 1844 году его избрали делегатом съезда Демократической партии Южной Каролины, однако его взрывной характер и закулисные игры свели на нет его политические амбиции. У Уигфолла накопилось много медицинских счетов за лечение его болезненного малолетнего сына, который в конце концов умер. В счёт долга была конфискована его недвижимость в Эджфилде. Его двоюродный брат из Техаса, бывший губернатор Южной Каролины Джеймс Хэмилтон-мл., сделал Уигфолла партнёром в новой юридической фирме.

Репутация Уигфолла как дуэлянта часто преувеличивается, и преследовала его всю жизнь, даже когда он перестал участвовать в поединках после женитьбы. Тем не менее, он продолжал считать дуэльный кодекс важным «фактором в улучшении нравов и обычаев общества».

Переезд в Техас

Приехав в Техас в 1848 году, Уигфолл стал партнёром Уильяма Окилтри в юридической фирме в Накодочесе, а затем обосновался в Маршалле. Вскоре Уигфолл опять вернулся в политику: с 1849 по 1850 год он был членом Палаты представителей Техаса, а с 1857 по 1859 год — сенатором Техаса. Уигфолл стал постоянным политическим противником Сэма Хьюстона. Когда Хьюстон баллотировался на пост губернатора в 1857 году, Уигфолл следовал за ним во время предвыборной поездки, критикуя его выступления в сенате штата во время каждой остановки в Хьюстоне и обвиняя в предательстве Юга. Он утверждал, что Хьюстон намерен выдвинуть свою кандидатуру на пост президента США и искал поддержки северных аболиционистов.

Сенатор США

В 1859 году Законодательное собрание Техаса избрало Уигфолла в Сенат США, чтобы закончить срок умершего Джеймса Пинкни Хендерсона. После смерти Хендерсона в Сенат был назначен Маттиас Уорд, который служил там с 27 сентября 1858 года до избрания Уигфолла и приведения его к присяге 5 декабря 1859 года. Уигфолл ушёл из Сената 23 марта 1861 года. В том же году он был членом делегации от Техаса на Временном Конгрессе КША, на котором было сформировано временное правительство, а Джефферсон Дэвис избран президентом Конфедерации.

Гражданская война

За несколько дней до начала боевых действий Уигфолл выступил за нападение на Форт-Самтер и Форт-Пикенс во Флориде, чтобы побудить Виргинию и другие северные штаты Юга присоединиться к Конфедерации. Он прибыл в Чарльстон, когда началась осада форта Самтер. Будучи адъютантом генерала Борегара во время бомбардировки форта Самтер, Уигфолл, не поставив в известность руководство, приплыл на лодке на остров, на котором находился форт, и потребовал капитуляции у майора Роберта Андерсона. Этот инцидент широко освещался в газетах и сделал его знаменитостью, однако не упоминалась одна важная деталь — Уигфолл не разговаривал с Борегаром на протяжении двух дней. Когда уполномоченные эмиссары прибыли в форт, они были потрясены, узнав, что Уигфолл предъявил Андерсону условия, которые Борегар уже отвергнул.

Благодаря обретённой славе Уигфолл был назначен полковником 1-го Техасского пехотного полка, а вскоре стал бригадным генералом «Техасской бригады». Он поселился рядом с лагерем своей бригады в таверне в Дамфрисе, Виргиния, где жил в течение зимы 1861—1862 годов. По ночам он часто призывал к оружию, так как ему грезилось вторжение войск федерации. Его нервозность объяснялась пристрастием к виски и крепкому сидру. Он неоднократно появлялся на службе и в неслужебное время перед своими подчинёнными в нетрезвом виде. В феврале 1862 года Уигфолл вышел в отставку, чтобы стать сенатором Конфедерации, а на его место был назначен Джон Белл Худ.

Послевоенная деятельность

После окончания военных действий Уигфолл в компании техасских солдат с фальшивыми документами об условно-досрочном освобождении бежал в Техас. В 1866 году он уехал в Лондон, где занимался интригами, пытаясь спровоцировать конфликт между Великобританией и США. Вернувшись в США в 1870 году, Уигфолл купил шахту в Клиар-Крик. Он некоторое время жил в Балтиморе, штат Мэриленд, а в январе 1874 года переехал в Галвестон, штат Техас. Спустя месяц Уигфолл умер от инсульта и был похоронен на местном епископальном кладбище.

Литература

• Charles F. Ritter, Jon L. Wakelyn. Leaders of the American Civil War: a biographical and historiographical dictionary. — Greenwood Publishing Group, 1998. — ISBN 0-313-29560-3.
• Ty Cashion, Jesus F. de la Teja. The Human Condition in Texas: (Louis T. Wigfall "Just Plain Mean" by Dallas Cothburn). — Rowman & Littlefield, 2001. — ISBN 0-8420-2906-0.
• Edwin Luther Green. A History of the University of South Carolina. — Published by The State Co., 1916.
• Eric H. Walther. The Fire-Eaters. — Louisiana State University Press, 1992. — ISBN 0-8071-1775-7.
• James Henry Hammond, Carol Bleser. Secret and Sacred: The Diaries of James Henry Hammond, a Southern Slaveholder. — University of South Carolina Press, 1997. — ISBN 1-57003-222-X.
• Orville Vernon Burton. In My Father's House Are Many Mansions: Family and Community in Edgefield, South Carolina. — UNC Press, 1987. — ISBN 0-8078-4183-8.
• Clayton E. Jewett. Texas in the Confederacy: An Experiment in Nation Building. — University of Missouri Press, 2002. — ISBN 0-8262-1390-1.
• Louise Wigfall Wright. A Southern Girl in '61: The War-Time Memories of a Confederate Senator's Daughter. — New York: Doubleday, Page & Company, 1905.
• David J. Eicher. Dixie Betrayed: How the South Really Lost the Civil War. — University of Nebraska Press, 2007. — ISBN 0-8032-6017-2.
• J. B. Polley. Hood's Texas Brigade: Its Marches, Its Battles, Its Achievements. — Morningside Bookshop, 1988. — ISBN 0-89029-037-X.
• Harold B. Simpson. Hood's Texas Brigade: Lee's Grenadier Guard. — Texas Press, 1970. — ISBN 1-56013-009-1.
• David Stephen Heidler, Jeanne T. Heidler, David J. Coles. Encyclopedia Of The American Civil War: A Political, Social, and Military History. — W. W. Norton & Company, 2002. — ISBN 0-393-04758-X.
• Mark Casson, Clark C. Spence. British Investments and the American Mining Frontier, 1860-1901: Evolution of International Business, 1800-1945. — Taylor & Francis, 2000. — ISBN 0-415-19009-6.
• Carolyn S. Billups, Richard Thomas Zarvona. Lady Louise founder of the Maryland Division United Daughters of the Confederacy: a compilation of official records, newspaper articles and book references on the lives of Louise Wigfall Wright and Daniel Giraud Wright and their descendants as well as David Gregg McIntosh and Virginia Johnson .... — C. S. Billups, 2000.

Ссылки

• [bioguide.congress.gov/scripts/biodisplay.pl?index=W000447 Wigfall, Louis Trezevant] (англ.). Biographical Directory of the US Congress. Проверено 12 октября 2012. [www.webcitation.org/6CtKSG0Kx Архивировано из первоисточника 14 декабря 2012].
• Alvy L. King. [www.tshaonline.org/handbook/online/articles/fwi04 Wigfall, Louis Trezevant] (HTML). Handbook of Texas Online. Texas State Historical Association. Проверено 12 октября 2012. [www.webcitation.org/6CtKSgAvN Архивировано из первоисточника 14 декабря 2012].

Отрывок, характеризующий Уигфолл, Луис

12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?