Уизеринг, Уильям

Уильям Уизеринг
англ. William Withering
Дата рождения:	17 марта 1741(1741-03-17)
Дата смерти:	6 октября 1799(1799-10-06) (58 лет)
Место смерти:	Бирмингем, Англия
Страна:	Великобритания
Научная сфера:	ботаника, микология, геология, химия, медицина

Систематик живой природы

Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «With.». [www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=With.&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=11795-1-1 Персональная страница] на сайте IPNI Страница на Викивидах

Уильям Уизеринг (англ. William Withering, 17 марта 1741 — 6 октября 1799) — британский (английский) ботаник, миколог, геолог, химик и врач.

Биография

Уильям Уизеринг родился 17 марта 1741 года.

В 1762 году в возрасте 21 года он поступил в Эдинбургский университет.

В 1775 году Уизеринг открыл дигиталис — сердечное средство, которое было оценено Боткиным как самое драгоценное, которым когда-либо обладала терапия.

Воспользовавшись списком из 20 трав, которые будто бы применяла знахарка графства Шропшир, Уильям Уизеринг решил проверить их действие. Результатом этого эксперимента было открытие наперстянки, или дигиталиса, способного возвращать умирающему человеку жизнь.

Уильям Уизеринг умер в городе Бирмингем в октябре 1799 года в возрасте 58 лет.

Научная деятельность

Уильям Уизеринг специализировался на папоротниковидных, Мохообразных, водорослях, семенных растениях и на микологии.

Публикации

• 1766: Dissertation on angina gangrenosa.
• 1773: Experiments on different kinds of Marle found in Staffordshire. Phil Trans. 63: 161—2.
• 1776: A botanical arrangement of all the vegetables growing in Great Britain... (two volumes) Publ Swinney, London.
• 1779: An account of the scarlet fever and sore throat, or scarlatina; particularly as it appeared at Birmingham in the year 1778. Publ Cadell London.
• 1782: An analysis of two mineral substance, vz. the Rowley rag-stone and the toad stone. Phil Trans 72: 327—36.
• 1783: Outlines of mineralogy. Publ Cadell, London (a translation of Bergmann's Latin original).
• 1784: Experiments and observations on the terra ponderosa. Phil trans 74: 293—311.
• 1785: An account of the foxglove and some of its medical uses; with practical remarks on the dropsy, and some other diseases. Publ Swinney, Birmingham.
• 1787: A botanical arrangement of British plants... 2nd ed. Publ Swinney, London.
• 1788: Letter to Joseph Priestley on the principle of acidity, the decomposition of water. Phil Trans 78: 319—330.
• 1790: An account of some extraordinary effects of lightning. Phil Trans 80: 293—5.
• 1793: An account of the scarlet fever and sore throat... 2nd ed Publ Robinson, London.
• 1793: A chemical analysis of waters at Caldas.
• 1794: A new method for preserving fungi, ascertained by chymical experiments. Trans Linnean Soc 2: 263—6.
• 1795: Analyse chimica da aqua das Caldas da Rainha. Lisbon (a chemical analysis of the water of Caldas da Rainha).
• 1796: Observations on the pneumatic medicine. Ann Med 1: 392—3.
• 1796: An arrangement of British plants... 3rd ed. Publ Swinney, London.
• 1799: An account of a convenient method of inhaling the vapour of volatile substances. Ann Med 3: 47—51.

Литература

• Астахова В. «Загадки ядовитых растений». — Издательство: «Лесная промышленность», 1977. — 176 с. с ил.
• Sheldon, Peter (2004). The Life and Times of William Withering: His Work, His Legacy'(which was a lot)'. ISBN 1-85858-240-7.

Ссылки

• [d-nb.info/gnd/119513943/about/html DNB, Katalog der Deutschen Nationalbibliothek: William Withering] (нем.)

Отрывок, характеризующий Уизеринг, Уильям

– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.